Граф стремительно пересёк комнату и, не снимая шинели, подошёл прямо к жене. - Узнал, Наташа, - он не удержался и, взяв в ладони обе её руки, стал целовать сжатые от волнения в кулачки пальцы, согревая их дыханием. Натали почувствовала, как привычная волна лёгкого возбуждения распространяется по её телу от волнующего контраста холодных с мороза рук и горячего дыхания Николая. Каждый раз она удивлялась тому, как остро реагирует её тело на самое невинное прикосновение мужа. - И что? - Полковник сообщил, что от поручика Алексея Ветряка прошения об отставке не поступало, следовательно, к концу своего срочного отпуска он должен явиться в расположение полка. А отпуск кончается двадцать восьмого января. - Ещё целая неделя в неведении, - вздохнула Натали. – Николя, ну почему Ирэн ничего не пишет?! Этим вопросом чета Полынских задавалась вот уже более полутора месяцев, с тех пор как они простились с кузиной и её спутниками – поручиком гвардии Алексеем Ветряком и крепостной горничной Настей – на постоялом дворе в Великих Луках. Конечно, им нужно было время, чтобы доехать до Лондона и отыскать барона Муратова, и письмо за один день не дойдёт до России, но прошло уже достаточно времени, а письма всё не было. И это было единственное, что отравляло счастье молодых супругов. Старый князь поправился и снова выглядел бодро и величественно, и Натали с Николаем смогли, наконец, перебраться в дом графа. В быту между ними не возникало никаких споров. Николай быстро смирился с тем, что в его отсутствие супруга пропадает на кухне, ведь, стоило ему появиться дома, она тут же оказывалась рядом. «Ничего, - думал граф, - со временем её интерес перекочует из кухни в детскую». При мысли о том, что Натали родит ему детей, Николая охватывало приятное волнение, смешанное с тревогой за здоровье и жизнь жены. Но она чувствовала эти моменты и каждый раз вовремя давала ему понять, что в её жизни уже были потери, которые не сломили, а закалили её характер. Николай успокаивался, мысленно соглашаясь с ней, поскольку и сам видел, что жажда жизни, которой наполнена эта хрупкая на вид женщина, не позволит ей сломиться в любых испытаниях. Декабрь супруги провели, общаясь только между собой и со старым князем Краевским. После Рождества Николай возобновил некоторые старые знакомства и стал вывозить жену в свет. Балы и приёмы следовали один за другим, и Полынские принимали самое активное участие в светской жизни Петербурга. Юная графиня стала предметом пристального внимания и обсуждения почти на месяц, но потом ажиотаж ослаб, и Натали уже спокойно могла общаться с определившимся за это время кругом людей, объединённых взаимной симпатией. Общее мнение о графине Полынской сводилось к тому, что вторая жена графа довольно мила, но ей ещё недостаёт светского лоска. Если кто и желал бы по какой-либо причине напомнить о её сомнительном происхождении, то сплетникам закрывали рты два факта: на ней женился граф Полынский, а князь Краевский признал законной внучкой и объявил своей наследницей. Старшее поколение вспомнило о неразлучной паре друзей – молодых гвардейских офицерах Павле Краевском и Иване Полынском – чью дружбу расстроила нелепая дуэль из-за красивой актрисы. И теперь их дети, сокрушив вражду отцов, создали самую блестящую пару нынешнего сезона. Николай и Натали улыбались этим романтическим выводам и никого не разубеждали. Баронесса Муратова так и не узнала, как её взбалмошной дочери удалось бесследно исчезнуть из дома. Она помнила, как накануне вечером к ней в имение явилась ненавистная племянница, успевшая каким-то образом выскочить замуж за молодого и богатого графа, а также упомянутый граф. Они заявили, что приехали по приглашению Ирэн, которая предложила им провести несколько дней в их имении, пока на время поста в Петербурге будет не так весело. Баронесса понимала, что этого не может быть, но опровергнуть их слова не могла, поэтому сказала, что Ирэн задержалась в Петербурге и предложила подождать. После напряжённого ужина новоиспечённые родственники отправились спать, а через некоторое время заснула и хозяйка. А утром обнаружилось, что дочь как сквозь землю провалилась. Послав горничную в комнаты гостей, баронесса получила ответ, что молодые ещё изволят почивать. Никто из слуг в доме ничего не слыхал, ключ от комнаты дочери лежал на том же месте, куда она его положила вечером. И сама Нина Павловна, и вся прислуга в доме в это утро чувствовали необъяснимую вялость и сонливость, горничная пришла будить хозяйку поздно, извиняясь перед барыней за то, что проспала, а гости так вообще почивали почти до обеда. А проснувшись, первым делом спросили, не приехала ли Ирэн. Прождав ещё два дня, Полынские засобирались в Петербург, поскольку Натали разволновалась, не случилось ли чего с кузиной, раз уж она забыла о своём приглашении. Посланные по окрестным постоялым дворам люди явились ни с чем, только один сообщил, что на рассвете видели мужчину и женщину, верхом направлявшихся в сторону столицы, но по описанию девушка была тёмненькая, тогда как Ирэн блондинка. Некоторое время Полынский даже пытался помочь родственнице отыскать беглянку, но потом семейная и светская жизнь так увлекли его и эту французскую девчонку, что баронесса осталась один на один со своей проблемой, вынужденная говорить всем, что её дочь уехала на модный английский курорт в Бат. Интересно, как бы чувствовала себя баронесса, если бы знала, что говорит чистейшую правду? Вечером двадцать четвёртого января, когда баронесса внимательно разглядывала себя в зеркале, собираясь на очередной бал, в спальню вбежала запыхавшаяся горничная и сообщила, что к дому подъехали сани старого князя. Нина Павловна несказанно удивилась и вышла встречать отца, который уже около двух лет не выходил из дома далее своего двора. В гостиной она осторожно выглянула в окно, чтобы заранее по походке и выражению лица определить, в каком настроении князь, и подготовиться. Каково же было её удивление, когда из раскрытой дверцы показался статный гвардейский офицер в зимней шинели, он подал руку женщине, в которой баронесса узнала сбежавшую почти два месяца назад дочь, а вслед за ними на снег ступил не кто иной, как барон Муратов. Сорокачетырёхлетний генерал Фёдор Кузьмич Муратов с годами стал ещё более интересным мужчиной, чем в молодости: в походке появилась уверенность, фигура закоренела, а взгляд отвердел. Если бы он не был её мужем, то Нина Павловна приложила бы все усилия, чтобы иметь его в любовниках. Но то, как она разрушила их отношения в самом начале супружества, не оставляло ей ни единого шанса на внимание этого потрясающего мужчины, того самого внимания, которым беззастенчиво пользовались в течение многих лет те несколько женщин, с которыми у барона в разное время были романы. Ни один из многочисленных любовников не дарил ей того наслаждения, которое она испытывала в объятиях навязанного супруга в первый год их совместной жизни. Но, не сумев смирить свою гордыню и совладать с эгоизмом, она сама оттолкнула мужа. Больше всего её раздражало в нём его умение видеть её насквозь, тогда как она привыкла манипулировать людьми по своему усмотрению. Со временем его равнодушно-ироничное отношение к супруге и трепено-нежное – к дочери превратили раздражение в ненависть, затем в болезненную страсть. Но вернуться в его жизнь и в его постель жене, побывавшей уже не в одной чужой, барон не позволил. Именно поэтому она прилагала все усилия, чтобы организовывать супругу дальние и длительные служебные поездки. Но барон и из этого извлекал выгоду, блестяще выполняя все поручения, и быстро продвигался по карьерной лестнице. Вот и теперь за успешное посольство его ждала заслуженная награда, и только просьба князя разыскать следы его сына в Европе задержала Муратова в английской столице. И сейчас баронесса смотрела в холодные глаза мужа, не обращая внимания на то, как по-хозяйски приобнимает её дочь незнакомый молодой офицер. - Боюсь, мадам, Вам придётся пропустить сегодняшний бал, - спокойно сказал барон вместо приветствия. – Жду Вас в кабинете. Рано утром двое саней с личными вещами мадам Муратовой, горничной и самой баронессой выехали из ворот дома на Литейном и направились в сторону Москвы, оттуда, как только весной просохнут дороги, Нина Павловна должна уехать в доставшееся ей в приданое имение в Рязанской губернии. Это было единственное условие, при котором барон согласился в дальнейшем оплачивать счета супруги. В Петербурге она рисковала стать затворницей навсегда. А так Фёдор Кузьмич обещал рассмотреть вопрос о возвращении супруги в столицу через два года при условии её полного исправления. При этом пригрозил, что сам будет приезжать в деревню несколько раз в год и справляться, как у неё обстоят дела. Забегая вперёд, следует рассказать, что так он и делал. И один из таких визитов закончился страшным скандалом и истерикой, во время которой всегда сдержанная баронесса бросалась в мужа попавшимися под руку предметами и обвинениями в холодности и невнимании. Возмущённый Фёдор Кузьмич впервые за много лет вспылил. Бурная ссора завершилась не менее бурным примирением, в результате которого у барона Муратова всё-таки появился наследник. Этот необузданный порыв ошеломил обоих, заставил притихнуть и присмотреться друг к другу. Некоторое время супруги отводили взгляды при встрече, но, когда баронесса обнаружилась в интересном положении, муж вынужден был привезти её в Петербург, поближе к столичным врачам, поскольку роды в возрасте сорока лет требовали их особого наблюдения. Фёдор Кузьмич окружил супругу вниманием, заботясь о её здоровье, и неожиданно для обоих они вскоре научились неплохо ладить. А после тридцати часов, проведённых бароном у постели жены, метавшейся в послеродовой горячке, он и вовсе не отходил от неё и сына. Так, спустя двадцать четыре года после свадьбы, супруги Муратовы обрели спокойствие и семейное счастье, удивив этим весь Петербург, и особенно – самих себя. В первые годы после памятных событий Ирэн с матерью не общались вовсе, но потом примирились. Отец привозил маленького братика Володю поиграть с племянницей Лизонькой, которая, кстати, была на восемь месяцев старше родного дяди. Ирина с Алексеем обвенчались ещё в Лондоне, получив благословение отца. Алексей по-прежнему служил, а супруга проводила много времени с дочерью в подаренном отцом доме. Летом же они жили в Полыновке у кузины Натальи Петровны и её мужа Николая Ивановича. Это было излюбленное место всех родственников, куда приезжали также кузины Николая с детьми и мужьями. Через пять лет на пять молодых семей (к ним по праву относили и чету Муратовых) приходилось четырнадцать детей разного возраста, и останавливаться на достигнутом планировал только барон Муратов, и то исключительно из-за возраста супруги. Дом, к которому Николай пристроил ещё одно крыло, походил на муравейник, а с оравой детворы справиться могла только Катерина, которую Полынские позвали жить к себе, и которую все дети без исключения называли «бабенька», причудливо соединив «бабушку» и «маменьку» в одно слово. Чета Полынских в первую же весну после свадьбы отправилась в путешествие по Европе. Граф горел желанием порадовать супругу визитом в родную Францию. Они пересекли страну с юга на север, две недели прожили в Тулузе, побывали в Париже, навестив родственников Натали по матери. В июне на пароме пересекли Ла-Манш и оказались в Великобритании. Здесь, на краю небольшой деревушки в окрестностях Дувра, они посетили могилу Петра Краевского, найденную бароном Муратовым. Фёдор Кузьмич привёз также письмо от бывшего секретаря Великого князя Константина Павловича, старшего брата нынешнего императора, из которого следовало, что молодой князь Краевский выполнял его тайные поручения, связанные с политикой Наполеона Бонапарта. Так Натали узнала, кто такой К.Р. и как он был связан с отцом. Во время одной из переправ через пролив Пётр был тяжело ранен береговой охраной Дувра. Верные люди спрятали его в небольшой деревне, надеясь вылечить, но рана оказалась смертельной. В той же деревне его и похоронили. Узнав из письма, адресованного скончавшемуся семь лет назад Великому князю, что дочь Краевского теперь в России и терпит нужду, секретарь переслал его Государю со всеми пояснениями. После этого Натали в сопровождении Николая удостоилась аудиенции у Императора Николая Павловича. Думала ли девушка, выросшая среди кастрюль и специй, что когда-нибудь пройдёт по сияющему паркету Зимнего дворца в самом прекрасном городе далёкой и огромной Российской империи?! Думали ли Наполеон и Александр I, выставляя друг против друга огромные армии, что где-то там, в далёкой Тулузе, скоро познакомятся и родят на свет дитя блистательный русский граф и патриот и никому не известная дочка французского повара? И что им будет безразлично, кто против кого воюет, кто делит богатство, славу, власть и мировое господство? Что единственное место, где они желали бы господствовать, - это сердце любимого человека? Перекраивая границы и посылая на смерть сотни тысяч людей сильные мира сего не хотят знать, что то, что может сделать людей счастливыми или несчастными, что наполняет радостью или отчаянием их сердца, что заставляет каждый день совершать тысячи подвигов и преступлений, что движет землю вокруг собственной невидимой оси, - это не золото и не власть. Это банальное, затрёпанное поэтами и романтиками глупое слово – ЛЮБОВЬ… Конец