— Днем дома сидел, звонил кому-то, болтал по телефону. Часов в восемь вечера ушел, но куда не сказал, а где-то в одиннадцать вернулся весь возбужденный. — У него оружия, случайно, не было? — У нас ружье осталось от отца. Мой муж охотник был, три года назад умер от рака. — А можно посмотреть, оно на месте? — Пойдемте в комнату. Мы зашли в одну из комнат. Шторы были опущены, несмотря на то, что и так короткий зимний день не богат солнечным светом. Какая-то траурная обстановочка. — Помогите мне. Женщина приподняла сиденье раскидного дивана, и я подхватил его, задержав в верхнем положении. Максимова развернула лежащую в диване тряпку и изумленно застыла. — Его нет. Ружья. — Да ну? — Оно здесь все время лежало. — И когда вы его видели в последний раз? — Где-то с месяц. Хотя не уверена. Тряпку я не разворачивала. — Обидно. Я опустил крышку дивана и сел. — Хорошие дела. У вас по поводу ружья никаких мыслей нет? — Не знаю. Может, Сергей забрал? — Ну, если домовой у вас не живет, то больше некому. Вы за эти дни, после его закладки в больничку, ничего интересного не заметили? Звонки, гости? — Вы знаете, вчера днем, когда я дома была, приходил к нему какой-то парень, но я двери не открыла. Я боюсь незнакомым двери открывать. Время такое. Он постоял под дверью минут пять и ушел. Я в окно потом смотрела. От дома машина отъехала, иномарка серебристая. И по телефону весь вечер звонили, но не говорили ничего. Номер наберут и молчат. — Сторож — это основная работа Сергея? Других не было? — Видите ли, у нас с ним последнее время отношения не очень были, так что он меня в свои дела не посвящал. — Хорошо. Я запишу ваш телефон, и если что, перезвоню. Извините за беспокойство. Стоп, еще секундочку. Вот мой телефон. Если вдруг опять кто придет или позвонит, вы мне перезвоните, будьте добры. До свидания. Я вышел в коридор, затем за дверь. На улице я опять ощутил покалывающее дыхание морозного дня и быстрым шагом, боясь замерзнуть, пошел к трамваю. Очередная загадка. Если Максимов грохнул Комарова, то зачем так резко сходить с ума? И что это за боец такой на серебристой иномарке, возможно, «Опеле»? Чтобы ответить на этот глупый вопрос, надо было повидаться с Сережей. Придется ехать в дурдом. Ничего перспективка. Перед такой экскурсией надо бы подкрепиться. Я зашел в какую-то забегаловку, перекусил, оставив там полкошелька, и поехал на Пряжку. Естественно, на общественном транспорте. Если вы решили, что за время моего визита к Максимову у меня появилась машина, то глубоко ошиблись. Машину никто не подарил, а ехать пришлось далековато. Непонятно, почему Сережу отвезли на Пряжку, а не на Обводный, что в двух шагах от дома? Хотя, может, мест не было. Народ дурнеет. В принципе, когда в нашем отделении нет мест в камере, мы отвозим задержанных к соседям. Так, возможно, и здесь. Пока я добирался, рассуждая о сумасшедших домах, о безобразном отношении работников транспорта к пассажирам и прочих не менее важных вопросах, прошел час. Вот, наконец, одолев решающие триста метров по заснеженной улице, я миновал мост через речку Пряжку и оказался перед проходной больницы. Старый вахтер, порывшись в своем журнале, сказал, что Максимов действительно находится в больнице, назвал номер отделения и палаты. Я, присев на топчан, призадумался. Если Максимов — убивец, то довольно стремно разговаривать с ним сейчас на эту тему. Пожалуй, следует ограничиться общими вопросами, избегая упоминания о ружье и вечере прошлой пятницы. Я вышел из проходной, отыскал нужный корпус, зашел вовнутрь. Здание представляло собой весьма мрачное зрелище. Сводчатый потолок, кафель на стенах с зеленоватым оттенком, лестничные пролеты, огороженные мелкой решеткой. Зловещая тишина. Даже в Крестах, по-моему, приятнее. По указателям на стенах я кое-как нашел нужное отделение и остановился перед дверьми со звонком. Надеюсь, что здесь не придется кричать через дверь, доказывая, что я представитель Министерства внутренних дел. Я нажал звонок, через минуту к двери кто-то подошел и открыл запоры. «Кем-то» оказалась медсестра в белом халате и со связкой здоровенных ключей на поясе. — Что вы хотите? — Я из милиции, хотел побеседовать с заведующим отделением. — Пройдите в конец зала, первый кабинет слева. Сестра впустила меня. Мать честная, фильм ужасов. В огромном зале с высокими сводами и колоннами по всему свободному пространству стояли койки, между которыми как привидения бродили люди в полосатых халатах. Вернее, то, что раньше называлось людьми. Это было отделение, где лежали больные белой горячкой. Максимов влетел именно сюда. Люди-зомби с жуткими лицами, пустыми взглядами, сутулыми спинами гуляли, ничего не замечая, в проходах, задевая друг друга, падая и снова поднимаясь. Я с опаской двинулся к заветной двери, в любую секунду ожидая какого-нибудь сюрприза. Некоторые больные проводили меня угрюмыми взглядами. А может, я сам сумасшедший, а они все нормальные? Все ведь относительно. Лавируя меж койками, я дошел до кабинета и быстро заскочил в дверь. Заведующая была крепка сложением, что являлось показателем ее профессионализма. Совладать с такими ребятишками мог только человек, сильный душой и телом, Когда я объяснил, что хотел бы побеседовать с Максимовым и узнать, чем он приболел, она ухмыльнулась и произнесла: — Ха, у них у всех один диагноз. — Она звонко щелкнула пальцем под подбородком. — А лежит он в третьей палате с одним таким же. Через недельку переведем в общую. — А вы уверены, что он болен, может, косит, ну, симулирует? — А кто его знает? Симптомы есть — лечим. Нормальный человек сюда попасть не очень хочет. — Я могу с ним побеседовать? — Да ради Бога. Если он в рассудке. Узнав, где находится палата, я миновал зал с колоннами и зашел в помещение с номером три на дверях. Шикарно. В психбольнице палата на двоих, как на Западе. Правда, содержимое немного портило впечатление. Один из больных сидел на койке, второй же, повернувшись носом к стенке, вероятно, спал. Судя по спившемуся лицу, сидящий был Максимовым. — Привет, — сказал я, ничего не объясняя, сел на соседнюю койку и положил «дипломат» на колени. Если Максимов и был сумасшедшим, то явно не в настоящий момент. Пару минут мы просидели в полной тишине, подозрительно наблюдая друг за другом. Наконец он спросил: — Вы ко мне? — Ага. — Из милиции? — Точно. — Я сразу понял. — Почему? — У вас галстук форменный. — Значит, вы не сошли с ума? Молчание. — Что вы хотели? — А вы по моему галстуку догадаться не можете? — Нет. — Ну, тогда я сам. Фамилия Комаров вам что-нибудь говорит? — Это мой напарник по работе. — Он умер в пятницу. Вы случайно не знаете, почему? — Нет. — Жаль. И все-таки. Вы ведь друзья? — Ну и что? — А то, что вы не удивились моей новости. И второе — все прям как по заказу. Вечером — выстрел в живот, потом — ваш приступ. Таких милых совпадений не бывает. Вы зря трясетесь. Я врач и, хоть и на тройку, но в свое время сдал экзамен по психиатрии. Так что ваньку валять не стоит. — Кто вам сказал, что я здесь? — Мать. — Дура! — Как ваше самочувствие? — Я болен. — Тогда я тоже. А где вы были в пятницу вечером?