Получив от приятеля деньги, вы привезли их в офис и засветили перед Ларисой Андреевной. А затем, после ее ухода заменили всю сумму бумажными «куклами». На всякий случай. Все-таки семьдесят «лимонов». Где гарантия, что Осипов не сопрет их? Я так полагаю, у вас тоже есть ключик от бухгалтерского дипломата? Затем вы предложили Ларисе приболеть, учитывая, что всю неделю она жаловалась на недомогание. Знаете, Лариса Андреевна, кончайте вы чай на работе пить. Приезжайте лучше ко мне, я вас кофе напою. Это вернее и безопаснее. (Что правда, то правда, по фармакологии в институте у меня было «отлично».) А то здесь, знаете ли, могут кружечку вашу вымыть каким-нибудь хитрым раствором, от которого потом всякие нехорошие симптомы появляются. — Вы хотите сказать, что меня пытались отравить? — Боже упаси! У какого же злодея на такую красавицу рука поднимется? Просто надо было сделать так, чтобы вы приболели. Товарищ менеджер, мы ведь с вами почти коллеги. За что вас выперли с медицинского, а? Думаю, не за прогулы лекций. За это выперли меня. А вас за веселенькую историю, закончившуюся статьей 218-й уголовного кодекса*. Не знаю, что вы там натворили, но лишение свободы по первой судимости дают не так уж и часто. Все больше на поруки. Даже сейчас, когда товарищеские суды давным-давно отменены, преступников, прекращая уголовные дела, упорно туда отправляют. Но это так, к слову. Кстати, свои медицинские познания вы демонстрировали не только на бедной Ларисе, но и еще кое на ком. К примеру, на водителе ремонтной машины, неком Олеге Афанасьеве, тоже в нужный момент предложив ему выпить чайку. Припоминаете? В тот вечер, когда обстреляли машину. Кстати, есть свидетели, которые видели «ремонтников» возле метро. А знаете, почему вы это устроили именно возле метро? Очень просто. Куча свидетелей, которые с удовольствием подтвердят, что из машины был похищен дипломат. Надо было вашим ребятам для пущей убедительности пару пачек продемонстрировать народу. Мол, мы не придуриваемся, а деньги грабим. Шучу. И скорей всего, деньги Осипов должен был передать бандитам возле того же метро. Но я точно не знаю, поэтому утверждать не буду. Ну, а Осипов? А поделом ему! Ведь это он постукивал «чижикам»? Вы его правильно высчитали. Жизнь не по средствам, чрезмерное любопытство, и вообще гнилой товарищ. Не так ли? Таким образом, все пришло к логическому концу. Фирма избавилась от стукача, на глазах у мафии была похищена ее дань, какие к вам претензии? Лариса Андреевна поправилась и чувствует себя великолепно. Что еще надо? Все отлично! Контракт подписан, машина большого бизнеса тронулась. Правда, есть небольшая такая неприятность, как закон. Ну, ничего. Немножко закроем глаза. Как говорят американцы, закон для того и писан, чтобы его нарушать. Хотя они другое имели в виду — то, что человеку нормальному закон не нужен, в него с молоком матери закладывается, что воровать — это плохо, убивать — еще хуже, а нарушать правила валютных операций — совсем мерзкое дело. Ну, ладно, я не в детском садике, воспитывать вас не собираюсь. Станислав Игорьевич нервно грыз ногти. — Да, да! — зло ответил он. — А кто еще нас защитит, кроме самих себя? Вы, что ли? Что ж вы их к стенке не ставите, если такие крутые? Почему коммерсантов убивают через день? Почему мы спокойно работать не можем, а трясемся из-за каких-то педиков? Где гарантия, что я до завтра доживу или ребенок мой домой из школы вернется? Пошли вы все! Защитнички! — Не надо кричать. Я же не кричу. Да, имеются в нашей системе отдельные недостатки по организации безопасности граждан, и я вас в чем-то понимаю. Но вы забыли одну вещь, дражайший Станислав Игоревич. Я привстал со стула и в упор посмотрел на Короткова. — Из-за ваших дурацких разборок могли пострадать невинные люди. Вы же сознательно устроили стрельбу в таком людном месте. Да это чудо, что, кроме Осипова, никто не погиб! Да, а Афанасьев? Он-то в чем провинился? — Слушайте, вы уже второй раз этого Афанасьева упоминаете. Не знаю я никакого Афанасьева. Что за чепуха? — Верно, верно, вы его могли и не знать, вы не исполнитель. Ваш гениальный план приводил в исполнение менеджер и все вопросы к нему. Так вот, товарищ директор, этот самый Афанасьев два дня назад найден в лесном массиве Ленобласти в обгорелом виде, с огнестрельным ранением головы. И вряд ли бы его кто опознал, не забудь ваши стрелки снять с него часы. А часики с гравировкой оказались. Сегодня ее выявили и утром в сводке сообщили. Так что насчет вашего официального права защищаться от бандитов своими методами, лучше помалкивайте. Станислав Игоревич вопросительно взглянул на Трофимова. — Сашка, в чем дело? — Я не говорил тебе ничего. Козел этот сам виноват, не хотел «бабки» брать. Заладил свое: «Я в ваши игры не играю, я в ваши игры не играю…» Вот и пришлось… А куда было деваться? — Это уж точно, — заметил я, — чего мелочиться? Где один, там и два. Подумаешь, вон сейчас по десять валят, а мы всего двоих замочили. Ерунда. Да расслабтесь вы, товарищ директор. В тюрьме не любят, когда напрягаются. — Я не убивал. — Естественно. Но организатор несет ответственность наравне с исполнителем. — У вас нет доказательств, что это я все организовал. — У меня их не было до прихода сюда. А теперь есть. Но, разумеется, не для суда. А для кое-кого другого. Для вашей «крыши», к примеру. И доказательства вот в этом дипломате. Там магнитофон лежит, мой монолог записывает и все ваши реплики. Ну, а «чижикам» останется воспользоваться системой Станиславского — верю-не-верю. Я думаю, они поверят. Что дальше вас ждет, аж подумать страшно. Я поднял дипломат с пола и положил к себе на колени. Затем погладил, сдул пыль и продолжил: — Но я же в начале говорил, что кто-то зарабатывает, разгадывая тайны, а кто-то — их храня. Так вот, за хранение этой маленькой тайны я прошу семь миллионов, всего одну десятую. Семь миллионов и дипломат ваш. Как вы на это посмотрите, господа? — Отрицательно, — ответил Трофимов. — Мы заберем ваш чемоданчик даром. Он повернулся во вращающемся кресле и нажал на одну из кнопок на столе. Через несколько секунд количество присутствующих на деловом совещании людей увеличилось еще на трое человек. Все бойцы как на подбор, с ними дядька Черно… Нет, нет, эту у Пушкина, а у этих бойцов — автомат. Как я успел заметить, довольно старой модели. Но наверняка в исправном состоянии, судя по Осипову и Афанасьеву. Что было в карманах у двоих других визитеров я даже близко не представлял. Может даже гранаты. — Возьми у него дипломат, — отдал команду Трофимов. Чтобы не оказаться жертвой напрасного рукоприкладства, я без лишних вопросов протянул дипломат. Лариса Андреевна побелела как мел. Наверно она догадалась, что сейчас меня того, как Осипова, и не исключено, что и ее потом. За компанию, так сказать. Как ненужного свидетеля. Чтобы подбодрить ее, я дружески ей подмигнул. Других действий, вроде того, чтобы достать пистолет и открыть беглый огонь, я предпринимать не собирался — с расстояния в полтора метра на меня смотрело дуло автомата. В общем-то, я себя чувствовал тоже не очень хорошо. Расчет расчетом, но всякие там отклонения от плана не исключаются. Штука такая, как повезет. Пока я рассуждал о состоянии своей и бухгалтерской души, Трофимов открыл дипломат и уставился в него ничего не понимающим взглядом. — Что это? Я приподнялся и тоже заглянул в дипломат. — Ах это? Ничего особенного. Это весы. Обычные напольные бытовые весы. Измерять вес человека. — Что? Весы? Зачем? А где магнитофон? — Магнитофон тоже имеется. Вернее, микрофон. Лариса Андреевна, протяните руку под стол. Вон туда. Пощупайте крышку снизу. Нашли? Отрывайте! Смелее, он не взрывается. Лариса извлекла микрофон и положила перед собой на стол. Первым въехал в ситуацию Трофимов. — Двери, двери закрой! Вот ключ! Один из парней бросился к дверям. — Шура, ключ не входит! «Еще бы он входил, — подумал я, — я что, зря „Стиморол“ жую?» Прежде чем зайти к бухгалтеру, я тщательнейше вытер ноги, одновременно с тем засунув в замочную скважину резинку. Больше никто ничего предпринять не успел. Двери под ударом кованых сапог распахнулись, и в кабинет ворвалась тяжелая пехота в лице ОМОНовцев с автоматами, касками и даже щитами. Парень с автоматом резко обернулся на шум, совершенно позабыв обо мне. Я прыгнул ему на спину и аккуратно врезал по макушке вовремя вытащенным пистолетом. Этого вполне хватило, чтобы он больше не дергался. Остальные тоже уже не дергались. С ОМОНом шутки плохи, они и по стенке могут размазать. Следом за тяжелой пехотой в кабинет вломилась пехота легкая — в лице Филиппова и Ромы. Коротков, уже в наручниках, не попытался даже подняться со стула и произнести обычное в таких случаях: «В чем дело?» Я подошел к Трофимову. — Ну что же вы, Шурик? Нельзя же все время думать так стереотипно. Вы знаете, если возле нового забора положить кусок мела, то что напишут на заборе девять из десяти человек? Ну конечно, то самое слово! Не могу сказать его вслух, здесь дама. Да вы и сами догадались. А напишут они его потому, что ничего другого им просто в голову не придет! Стереотип мышления. И когда я предложил вам заплатить мне семь «лимонов», вам ничего другого в голову не пришло, кроме того, что я взяточник и строю отношения с людьми исключительно на деньгах. Да ладно, не переживайте, я тоже не такой умный, как кажется, и тоже думаю иногда весьма примитивно. ОМОНовцы уже расставили всех присутствующих лиц мужского пола вдоль стены, подняли им руки в наручниках и теперь дружески охлопывали под мышками, словно ребята были обмороженными и нуждались в интенсивной терапии. К концу «согревания» на столе бухгалтера появились пара газовых пистолетов, кастет и россыпь патронов. — Можно в машину? — спросил меня старший пехотинец. — Минуточку После того как ребята избавились от лишнего веса, я решил провести нехитрый эксперимент. Я достал из дипломата весы, положил их на пол и обратился к крайнему задержанному. — Давай, орел, залазь! — Зачем? — Залазь, не боись. Хочу узнать весовую категорию. Парень, пожав плечами, встал на весы. Я засек вес, затем кивнул другому и, наконец, третьему. Когда научные измерения были закончены, я усмехнулся: «Ну Степаныч дает! Тик в тик!» Потом я повернулся к одному из задержанных и зло произнес: — Если еще раз, паскуда, ты будешь по людям стрелять, я тебе всю морду разобью! Пошел в машину! Когда всех вывели, я остался один на один с Ларисой. Она никак не могла прийти в себя. — Послушайте, — наконец произнесла она, — а когда вы успели мне эту штуку под стол засунуть? Я ведь никуда не выходила. — Я ее туда не засовывал. Ее туда Осипов прицепил, чтобы слушать, о чем вы тут болтаете. Все мало-мальски интересное он передавал бандитам. — Но это же микрофон? Значит есть и приемник? — Разумеется, у него в машине. Чинит он, к примеру, что-нибудь в салоне, ну и заодно вас слушает. Очень удобно. — Да, он машину все время под моим окном ставил. — Естественно, микрофон-то слабенький, на метра три-четыре. Я сначала было подумал на Трофимова, потом проконсультировался кое с кем и узнал, до его кабинета эта модель микрофона уже не дотягивает. И вот сегодня, вы уж извините, мы свою машину тоже под ваше окно поставили, чтобы наш доблестный ОМОН мог вовремя вступить в боевые действия. Кстати, все разговоры действительно записывались на магнитофон, только расположен он был в нашей машине. Так что, с доказательствами у нас, в принципе, нормалек. Вас, наверно, еще интересует, почему трофимовские ребята с автоматом здесь оказались. Накануне я позвонил вашему Шурику и предложил купить у меня информацию о всей этой истории. В разговоре я упомянул про обморок водителя ремонтной машины. Вы не в курсе, но мне неохота все заново пересказывать. Одним словом, Александр Михайлович очень заинтересовался, и я не сомневался, что на всякий случай он пригласит своих головорезов. Ведь это его знакомые, наверно, на зоне сошлись. Станислав Игоревич — более интеллигентный человек. — Стаса посадят? — устало спросила Лариса. — Не знаю, но на бесплатную путевку в Крым ему рассчитывать не приходится. Лариса вдруг мелко задрожала и заплакала. — Господи, Стасик, ну зачем же ты? Ты же такой… О, Боже мой, что теперь со мной будет? Я же любила его, у меня же ребенок от него будет. Скажите, зачем он, зачем?… — Да как вам сказать? Может, и не хотел он, а сделал. Почему? Атмосфера, среда обитания. Это она из человека скотину может сделать. Если человек, конечно, слабый. Лариса подняла на меня глаза, в которых, помимо слез, мелькнула злая искра. Голос с рыданий резко сорвался на крик. — Это ты все, козел! Ты, урод! Ментяра! Идиот! Червяк усатый! Чмо! Маромой! Мудила тряпочный, чтоб тебя!!! «Да что они, сговорились? Какой я червяк? Тем более, усатый? Пожалуй, с завтрашнего дня начну отращивать усы, чтобы хоть немного соответствовать комплиментам».