— Зря шутишь. Не в твоем положении хохотать. Деньги надо вернуть тебе. Срок — месяц, потом начнут капать проценты. Сумму знаешь? Пальчики оторвали листик с липкой кромкой, и «паркер» вывел число. — Для памяти. Я сосчитал нули: — Это нереально. — Проблемы появляются у того, кто их создает. А ты что, справочкой из ментуры отделаться хотел? Так нам она не нужна. В нарсуд с иском на тебя не пойдем и ревизорам государственным отчитываться не собираемся. Через месяц деньги должны быть здесь. И учти, мы идем на большую уступку. Хорошенькая уступка. Вернуть почти тридцать «лимонов» за месяц. Я же не Рокфеллер. Валерик, сидевший у окна и все это время молчавший, понял мои легкие финансовые затруднения и как бы невзначай подсказал: — У тебя ведь квартира имеется… И тут я задал самый остроумный за всю беседу вопрос: — А жить я где буду? Но он не понял моего тонкого юмора и абсолютно спокойно заявил: — Поменяйся на коммуналку, переезжай в Крым или к этой своей Соколовой. Все просто, как сметана. Почему сметана? От Женьки нахватался. — И учти, — продолжал Валерик, — никто не собирается бегать за тобой и напрягать. Время паяльников и утюгов кончилось. Ага, вот, значит, зачем они мне компьютер показывали. Никуда ты, Ларин, от нас не денешься. И Вика, и родители в Крыму. И честолюбив, и правительственных наград не имеешь. Все знаем. Если что, достанем. Да, влип. Вчера Шурик Антипов на мозги капал, даже в камеру посадил на три часа. Сидел, надписи рассматривал: «Бей легавых сук», «Маша плюс жопа равно любовь», ну и все в таком духе. Но с Шурика взятки гладки. Он больше для самоуспокоения трепыхается — мол, отработали на причастность. А эти?… Им эта причастность до фонаря. Им бабки вынь да положь. А то… — Я свободен? — Конечно, дорогой. Пальчик легким щелчком сбил пылинку с рукава. Я встал и двинулся к двери. — Не забудь, Ларин, — бросил напоследок Валерик, — коли что случится, тебя ждет праздник. Праздник цвета давленых клопов… В холле, за дверьми тимуровского кабинета я столкнулся с Юриком. — Ты ж понимаешь, Кирюха, я не специально, — слегка заикаясь, замямлил он. — Кто ж знал? Он всегда заикается, когда волнуется. Это не упрек, естественно. Юрику, честно говоря, не позавидуешь. И заикается, и астматик. Постоянно с ингалятором — штучкой такой, в рот пшикать. — Понимаю, Юрик, понимаю… — Ты смотри, если надо будет, я тебя всегда подменю. Если б не теща… У подъезда рядок иномарок. «БМВ» Шамиля тоже здесь. Банк, наверно, — его первое крупное детище. Его группировка на фоне остальных широким размахом не выделяется. По крайней мере, не на слуху, как казанская или тамбовская. Хотя Шамилю такая реклама и не нужна. От нее только лишняя головная боль. И бойцы его скромняги, пальцы веером не распускают и не кричат, где придется: «Мы Шамиля, мы Шамиля!» Все очень скромно. Но его действительно боятся. И про утюги Валерик не просто так вспомнил. Месяц назад автомобиль одного коммерсанта, взявшего ссуду в «Аяксе» и вовремя ее не вернувшего, взлетел на воздух вместе с хозяином. Как оказалось впоследствии, не без помощи пластиковой мины с дистанционным управлением. Так что долги лучше отдавать вовремя. А кому вы это объясняете, товарищ Ларин? Кажется, вы себе это объясняете. На всякий случай. Глава 3 Уперся. Не в стенку, а в ситуацию. Безжалостное время съело уже две недели из отпущенного мне срока. В бега я, разумеется, не подался. Не в леса же уходить, в самом деле. Я не Рэмбо, не в Америке. А в лесах Ленинградской области через два дня с голодухи ляжешь помирать на бруснике. Да и смысла-то в бегстве? Я ж, в конце концов, действительно не виноват. Но чем ближе подходил день «М», тем больше хотелось убежать. В отделении, естественно, висел «глухарь», и раскрывать его не торопились. Двойным убийством сейчас никого не удивишь. И потом… я бы сам на месте Шурика не очень волновался. Даже зацепиться не за что, поэтому напрягать не будут. Так, на уровне проверки справок в дело — проверены схожие по приметам, склонные к аналогичным преступлениям и ранее судимые. Банальный, типичный, рядовой случай. Финансовое положение у меня тоже было катастрофическим, еле рассчитался за недавние долги. А Валерик так, изредка, но вставит словечко со смыслом, типа давленых клопов. Все эти поганые мысли лезли в мою бедную голову, когда я стоял в подземном переходе и слушал блюз одинокого саксофониста. Кажется, Легран. Па-да-ба-да… Немного фальшивит на басах, от усталости, должно быть. Поток людей чем-то напоминал реку, а музыкант — камешек, у которого течение немного задерживалось, но затем мчалось дальше, влекомое невидимой, непреодолимой силой. Наверху шел легкий осенний дождь, грозивший перейти в крупный ливень, но я не хотел уходить. Доехать домой всегда успею. Почему-то в этом переходе я чувствовал себя спокойнее и уютнее. Просто хандра. Или этот блюз? Блюз осеннего вечера. Па-да-ба-да… — Здорово. Полуоборот, протянутая рука. — Привет. — Скучаем? — Есть немного. — Так может сходим, развеемся? Не сильно. Дождик переждем. — Денег нет. — Найдем. Тут рядом. Побазарим. Может, в другой раз я бы и отказался, но сегодня… — Пошли. Забегаловка и вправду оказалась совсем неподалеку. Надо же, сколько тут работал, а не знал. В подъезде жилого дома. И внутри ничего — даже пальма в кадке имеется. Пара человек за столиком. Еще три столика пустуют. Я занял место в самом темном углу. Пригласивший меня больше жестами, чем словами, объяснял девочке за стойкой, чего мы, собственно, желаем. Водочки, само собой, той самой, с «фф» на конце, закуску лучше натуральную, свежеприготовленную. Немногословность была его характерной чертой. За что на зоне он получил кличку «Молчун», а от меня — псевдоним «Тихий». Года три назад он влетел за карманную кражу. Я бы сказал, сдуру влетел. Это не его профиль. Он специалист по гардеробам. Любым. В парикмахерских, в школах, в детских садах, в конторах. Где нет охраны. А люди ведь частенько доверяют охрану своих ценностей только карманам верхней одежды. А тот кошелек… Дамочка очень уж откровенно сумочку не застегнула. Молчун позарился. Ну и лопухнулся по неопытности. А в кошельке рубль с мелочью… Крик, шум, заява. У него уже срок в загашнике был. Вилы. Ему так показалось, что вилы. На самом деле никто бы его за этот кошелек не закрыл. Теоретически — да, возможно. Но практика, она куда сильнее. А он не знал. И когда страсти немножко поулеглись, потерпевшая со свидетелями сгинула, я положил перед Молчуном заяву и печать. Очень доходчиво объяснил, что, если сейчас эти две штуки соприкоснутся, он сидит. Молчун сразу все понял, без лишних вопросов. Что надо? Да все того же. Помощь. Стучать? Нет, старина. Помощь. Стучат, знаешь ли, в силу гнилостной души, а помощь оказывают в силу сложившихся обстоятельств. А обстоятельства, извини, ты сам создал. Так что моральный аспект оставим глубоко внутри. Мне свой хлеб тоже зарабатывать надо. Преступления раскрывая. Сергей Иванович долго не раздумывал. Стал помогать. И довольно успешно. Молчун предмет знал. Пара квартирных групп, наркотики, разбойнички. Да и мужик, в общем-то, неплохой оказался. Приворовывал — было, но меру знал. Я его ни разу не подставил. Потому что доверял. Когда меня выгоняли, я встретился с ним и сообщил, что все — он вольная птица и отныне может строить жизнь по собственному усмотрению. Молчун, как всегда, был немногословен. Кивнул и сказал лишь одно слово: «Спасибо». Я-то понял, за что он благодарил. За то, что я скатиться ему тогда не позволил. Он бабу нашел, в кооператив пристроился, с кражами завязал. Почти. Помощь оказывал, так что ж? Лечение никогда не проходит безболезненно. Он вернулся с пластмассовым подносом, на котором уместились две плоские пиццы, согретые в микроволновке, и два высоких бокала, на дне которых плескалась прозрачная водка. — Незадача? — А что, заметно? — Заметно. — Есть немного. Переживу. — Давай за встречу. Мы, не чокаясь, опрокинули стаканы. — Разбавлена. И здесь дурят. Молчун, наверно, был знатоком. — Где ты сейчас? — В магазине, валютник стерегу. — Где стреляли? — Там. Слышал? — В газетах было.