Некоторое время они ехали в молчании. Линда время от времени материлась и от души сигналила какому-нибудь участнику движения, который чересчур замешкался, или, наоборот, мчался на всех парусах, или попросту оказывался у неё на пути. — Чёртов членосос, — выругалась она, когда в правом ряду её подрезал грузовик. Ханне было приятно общество Линды. Она никогда прежде не встречала похожих девушек, таких искренних и страстных. Без царя в голове, но всё же очаровательных. Линдина безыскусная манера поведения живо откликалась в сердце Ханне. «Мы могли бы подружиться», — думала она. «Мы могли бы подружиться, и я стала бы приглашать её в гости к нам с Уве…» Ровно на этом месте мысль Ханне обрывалась, потому что Уве Линда бы точно не понравилась — это Ханне понимала. Уве общался исключительно с интеллектуалами — эта малосимпатичная черта выдавала в нём сноба, — а Линда была во всех отношениях замечательной, но точно не интеллектуалкой. Бьёрн Удин предстал перед визитёрами в тренировочных штанах и застиранной футболке, которая сильно обтягивала живот. У него были налитые кровью глаза, а седоватые волосы начинали редеть. Тем не менее, по его виду до сих пор можно было понять, что в молодости этот человек был хорош собой. Скулы и подбородок ещё не оплыли, а рот сохранил чувственные очертания. Линда и Ханне представились. — Из полиции? Нашли Бритт-Мари? — переспросил он, не дав Ханне с Линдой толком перешагнуть порог. — Нет, к сожалению, — отозвалась Линда. — Но мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Бьёрн проводил их в маленькую гостиную. Обстановка комнаты ограничивалась чёрным кожаным диваном и большим, громоздким телевизором. На полу валялись коробки от пиццы, пакетики из-под чипсов и пустые пивные жестянки. Чувствовался слабый дух какой-то тухлятины. — Прошу прощения, — пробормотал Бьёрн, словно прочтя мысли Ханне. — Я не успел прибраться. — Ничего страшного, — отозвалась Линда, покосившись на экран включенного телевизора. Там показывали какие-то лошадиные бега. — Я убавлю звук, — сказал Бьёрн, протягивая руку за пультом. Ханне в тишине внимательно за ним наблюдала, думая о том человеке, фотографию которого рядом с Бритт-Мари видела в материалах дела. Это у него были когда-то длинные светлые волосы, это он когда-то напоминал рок-звезду. Он носил джинсы-клёш и самоуверенную улыбку на губах. Время его не пощадило. — Что вы хотите знать? — крикнул он из кухни, куда вышел за складным стулом для себя. Когда Бьёрн вернулся и сел, Линда вынула блокнот. — Вы живёте один? — Угу. — Но вы ведь встретили женщину после исчезновения Бритт-Мари. Бьёрн кивнул. — Анетта. Мы встретились через пару лет после ухода Бритт-Мари. У нас есть дочь, Йенни. Но мы недавно развелись. Это оказалось чертовски хлопотно. Она, Анетта, сделала всё, чтобы только мне насолить. Настучала в социальную службу, что я не гожусь в родители, и выбила себе полную опеку. Власти ведь всегда принимают сторону женщин. Так всегда бывает — бабы выигрывают все дела об опеке. — Где же сейчас проживают ваши дети? — Йенни живёт с Анеттой, а Эрик у мамаши. Моей, то бишь. Её зовут Май. — У вашей мамы? — переспросила Линда, приподняв светлую бровь. — Почему? Сцепив пальцы лежавших на коленях рук и шаря взглядом по потолку, Бьёрн медлил с ответом. — Мамаша всегда любила всех строить и всем управлять, она стала заниматься нашим хозяйством ещё в то время, когда Эрик был малюткой, а Бритт-Мари так стремилась работать. Она считала, что Эрику с ней лучше. — Понимаю, — отозвалась Линда, но прозвучало это не слишком убедительно. — Так чем вы сейчас занимаетесь? У вас есть работа? Бьёрн покачал головой. — Неа. Не срослось. К тому же, у меня проблемы со спиной… Бьёрн не договорил фразу, и уставился в экран телевизора, словно опасаясь что-то пропустить. — Известны ли вам какие-либо подробности дела, над которым работала Бритт-Мари перед тем, как исчезнуть? — поинтересовалась Линда. — Не особенно. Знаю только, что она занималась тем убийством, которое произошло неподалеку от Берлинпаркен. — Может быть, она напала на след преступника? Бьёрн пожал плечами. — Не имею понятия. Она не слишком распространялась о своей работе. Мне кажется, ей там приходилось несладко. Помнится, она говорила, что её начальник — говнюк. — Какой она была? — внезапно задала вопрос Ханне. — Бритт-Мари? Взгляд Бьёрна мечтательно затуманился, и он отвернулся к окну. — Доброй, — помедлив, отозвался он. — Заботливой. Только чересчур упрямой. Страдала ипохондрией. Банальный насморк пугал её до полусмерти. Бьёрн горько улыбнулся и продолжил: — Однажды у меня вскочил прыщик на лбу. Крошечный след от укуса комара, не иначе. Так Бритт-Мари хотела тащить меня к доктору. Сдаётся мне, она стала себя так вести после того, как у её матери обнаружили рак. Боялась болезней и всё такое. — Как вы думаете, что произошло с Бритт-Мари? Бьёрн покачал головой, и пряди длинных волос съехали ему на лоб, закрывая глаза. Прежде чем ответить, он аккуратно отодвинул их в сторону. — Не знаю. Вначале я думал, она уехала, ведь именно об этом она говорила в своём письме — что ей нужно было время на размышления. Я, разумеется, был зол на неё, очень зол. Но со временем я стал подозревать, что с Бритт-Мари что-то случилось. Не может человек просто исчезнуть. Испариться. К тому же, бросить Эрика и просто уехать навсегда — это было совсем непохоже на Бритт-Мари. Она ведь была настоящей мамашей-наседкой. Только вот потом я получил ту самую открытку. — Открытку? Бьёрн кивнул и поднялся на ноги. — Да, она где-то у меня лежит. Подождите. Он скрылся в спальне, откуда вскоре донёсся стук открывающихся и закрывающихся ящиков комода. Линда не сводила с Ханне своих чёрных глаз. Та выглядела подавленно. Через минуту явился Бьёрн, неся в руке открытку. — Вот, — сказал он, протягивая открытку Линде. На открытке были изображены головокружительно высокие горы, подножия которых уходили прямо в море. Пейзаж дополняли цветущие луга, которые простирались до самого горизонта, где растворялись в небесной лазури. «Привет с Мадейры», — прочла Ханне надпись на открытке. Но когда Линда перевернула открытку, на ней не оказалось никакого текста, за исключением адреса Бьёрна, который был аккуратно выведен справа прописными буквами на четырёх разлинованных строчках. Оттиск штемпеля из Фуншала гласил, что открытка была отправлена 20 мая 1977 года. — Но здесь ведь ничего не написано. — Верно, — вздохнул Бьёрн. — Но она всегда мечтала там побывать. Это была просто идея фикс. Так что, получив открытку, я снова впал в ярость. Я всё думал о том, что если это она послала открытку, то нет слов, которые могли бы описать глубину её предательства по отношению к Эрику… Он замолчал и указательным пальцем вытер нос. Сделал глубокий вдох и стал тихонько всхлипывать. По его лицу потекли слёзы и сопли, а плечи опускались и поднимались в такт рыданиям. — Чёрт, — разозлился Бьёрн, вытирая лицо ладонью. — Вам всё ясно? — Чертовски трагично, — проговорила Линда, когда они с Ханне вновь оказались в машине. Ханне смотрела на серую многоэтажку, которую они только что покинули, и на такое же серое небо над ней. — Он сидит там, смотрит скачки и накачивается пивом, в то время как две разных женщины воспитывают его детей, — продолжала Линда. — Сидит там, уничтожая собственную жизнь, и чувствует себя несправедливо обиженным. Ханне кивнула. — Это защитный механизм. Не признавая собственную ответственность за случившееся, он избегает чувства вины за свои поступки. Всё ведь гораздо легче пережить, если виноват в этом кто-то другой.