— Это…? Эрик притих и положил руку на коробку. — Это вещи Бритт-Мари. Они лежали в нашем архиве с восьмидесятых. Мы изучили эти материалы, но не обнаружили ничего ценного для расследования. К тому же, у убийства твоей матери вышел срок давности, поэтому мы можем передать тебе эти вещи. Вот наш номер. В случае чего — звони. — Благодарю. Эрик часто заморгал и взглянул на них. Несмотря на загар, было заметно, как побледнело его лицо. * * * Он долго сидел в кухне после того, как Малин с Манфредом ушли. Эрик сидел за столом и глядел на пакетики с кольцами. Потом вытащил их и принялся разглядывать. Изящная гравировка на кольце, которое всё ёщё висело на цепочке, гласила: «Аксель, 1 мая 1939». Эрик потянулся к чёрной коробке, вспоминая реакцию себя четырнадцатилетнего на визит полиции. Вспоминая слова, которые он выплёвывал, словно наелся чего-то горького. А это можете забрать. Мне это без надобности. Эрик аккуратно снял крышку и вывернул содержимое коробки на стол. Среди документов золотом поблёскивала кокарда да торчал край полицейского удостоверения. Что-то перевернулось у Эрика в душе. Стопку документов и кольца он перенес в свою подвальную комнату без окон и сложил всё на стол перед компьютером, а потом сел и принялся изучать. Эрик обнаружил письма, членскую карточку стрелкового клуба, квитанции и старый календарь. Открыв его, Эрик стал осторожно перелистывать страницы. Почерк был аккуратный и легко читаемый. Короткие записки — как привет из давно утраченной жизни. Этот календарь был во сто крат ценнее обычного, потому что мама Эрика на каждой странице оставляла несколько строк, словно в дневнике. 14 марта: визит к врачу. Купила Эрику брюки, но на обувь денег не хватило. 20 апреля: Бьёрн обещал отвести Эрика в парк, но вместо этого уснул на диване. Хуже всего то, что меня это не удивляет. 10 июня: Май пообещала взять на себя заботу об Эрике в течение дня, когда я выйду на работу. Это не лучший выход, но иного выбора нет. Потом записи стали встречаться чаще и сделались длиннее, свидетельствуя о её растущем отчаянии. В конце августа 1974 года Бритт-Мари немного написала о своей работе. Её шеф, Свен Фагерберг, целыми днями заставлял её перекладывать бумажки, не допуская до следственной работы, но коллега по имени Рогер Рюбэк оказался «добрым и понимающим». Нападение на Ивонн Биллинг 22 августа описано в одном предложении. О Бьёрне, конечно, она тоже писала. О том, как он забрал семейные деньги, играл на скачках, потерял работу и якшался с типом по имени Судден, который явно вызывал у Бритт-Мари отвращение. И вот запись пятого сентября: Сегодня возле Берлинпаркен мы обнаружили убитую женщину. Она была распята на полу, совсем как Ивонн! Это чудовищно. Не перестаю думать, мог ли это быть тот же человек, что в 1944-м, хотя Фагерберг утверждает, что это невозможно. Затем записи становятся короче. Но в одну из сентябрьских суббот Бритт-Мари нарисовала на полях большое сердце, а запись сделала красной ручкой. Фантастический день. Бьёрн принес мне завтрак в постель, а потом мы пошли в парк и пускали с Эриком мыльные пузыри. Между страниц была вложена фотография. Эрик вытащил поблекшую полароидную пластинку и поднёс к свету. На снимке возле песочницы стоял мальчишка. В руке у него была маленькая пластиковая палочка с петлёй на конце, откуда вылезал большой мыльный пузырь. Эрик узнал щекастое лицо, которое когда-то принадлежало ему. Позади мальчика угадывался силуэт Бритт-Мари. Она сидела на корточках, глядя в камеру. Застыв во времени, она широко улыбалась и протягивала руку к сыну. Эрик закрыл глаза и сжал кулаки. Потом повесил оба кольца на ту же тонкую цепочку и застегнул ее на шее. Теперь Эрик знал, что нужно делать. Тяжесть тьмы, навалившейся на его плечи, угрожала его раздавить. 46 — Когда она явится? Я не могу ждать весь день. Будил постукивала ручкой по столу, глядя на Манфреда и Малин поверх очков для чтения. — Я сейчас позвоню ей и выясню, — сказал Манфред, доставая из кармана мобильник, но в тот же миг из коридора до них долетел приближающийся звук быстрых шагов. В конференц-зал вошла высокая женщина с короткими каштановыми волосами, одетая в голубой костюм и лодочки. — Здравствуйте. Мария Нильссон, ДНК-специалист из НКЦ. Я пришла по адресу?[32] Будил жестом пригласила её войти, и присутствующие представились. Поздоровавшись, Малин достала мобильник, чтобы ещё раз убедиться, что он выключен. Откровенно говоря, Малин приняла все возможные меры, чтобы снова не навлечь на себя гнев Будил: она изучила все материалы дела, заучила их предполагаемые дальнейшие действия и дала самой себе зарок действовать настолько профессионально и быть настолько открытой к сотрудничеству, насколько это вообще возможно. — Прошу, — произнесла Будил, откинулась на спинку стула и сделала приглашающий жест. — Благодарю, — отозвалась Мария, доставая свой ноутбук. — Итак, мы провели анализ биологического материала, который был обнаружен на местах преступлений в восьмидесятых. Самое пристальное внимание мы уделили образцам крови, изъятым из-под ногтей Линды Буман. Их анализ уже проводился десять лет назад, но тогда специалисты пришли к выводу, что в образцах содержится недостаточно ДНК для составления генетического профиля. Однако развитие в этой области не стоит на месте. Не далее как… — Всё это нам известно, — оборвала её Будил, громко стукнув ручкой по столу. — Переходите сразу к выводам. Мария не смогла скрыть удивления, однако быстро сориентировалась. — Как пожелаете, — сказала она. — ДНК-профиль, пригодный для сравнения, составить невозможно. Повисла тишина. — То есть мы вернулись туда, откуда начали, — произнесла Будил. — Нет, — ответила Мария. — Это совсем не так. Если бы вы потрудились пару минут послушать, я могла бы объяснить, почему. Невозможно было не заметить, как в голосе Марии зазвучал металл, и Малин чувствовала определённое удовлетворение от того, как Будил поставили на место. Мария заговорила, не дожидаясь ответа Будил. — Когда мы провели анализ образцов крови, обнаруженных под ногтями Линды Буман, мы получили то, что называется смешанной картинкой. Основная часть материала соответствовала ДНК-профилю жертвы, однако присутствовали следы другой ДНК. Поэтому мы провели анализ Y-маркеров. Они содержатся в Y-хромосоме, которая есть только у мужчин, так что с большой долей вероятности принадлежат преступнику. Во всяком случае, они не могли принадлежать Линде Буман, потому что она — женщина. — Так вы обнаружили ДНК мужчины под ногтями Линды Буман? — спросил Манфред. — Именно. У человека — двадцать три пары хромосом. Двадцать третья пара определяет пол. В норме женщина имеет пару хромосом, которую мы называем XX, а мужчина — XY. Поэтому мы и решили выделить маркеры Y-хромосомы из материала. И на основании этих маркеров нам удалось составить профиль. — Так мы можем прогнать его через наш регистр? В голосе Манфреда звучал энтузиазм. Он подался вперед и оперся локтями о стол. — Нет, к сожалению, — ответила Мария. — У нас нет Y-хромосомного регистра. В некоторых странах такие базы данных ведутся, но не в Швеции. Что можно предпринять, так это протестировать подозреваемых, используя данный профиль, или проанализировать старые образцы, которые, вероятнее всего, принадлежат тому же преступнику. Но есть одна загвоздка. — Почему я не удивлена? На лице Будил читалось разочарование. — Y-хромосомный профиль наследуется по отцовской линии, — продолжала Мария. — То есть у мужчины тот же профиль, что у его отца, его сына и его внука мужского пола. И так далее. — Подождите, — попросил Манфред. — Нельзя ли чуточку подробнее? — Конечно, — тут же согласилась Мария. — Представьте, что мы найдем подозреваемого. У него, в свою очередь, есть отец, брат или сын. Их Y-хромосомные профили в этом случае будут с наивысшей степенью вероятности идентичны. Конечно, исходя только из анализа маркеров Y-хромосомы, нельзя определить, кто именно из этих людей — преступник. Однако часто возможно исключить человека из круга подозреваемых, к примеру, исходя из их возраста — слишком старого или юного, или исходя из того, что на момент совершения преступления человек находился в другом месте. — Хорошо, — сказал Манфред. — Но какую мы можем извлечь из этого пользу, если профиль нельзя загнать в регистр для проверки? У нас ведь нет подозреваемых, у которых мы могли бы взять тест.