— А с Берит ты разговаривал? — спросила она. — Я виделся с ней рано утром. Она в полном смятении. Считает, конечно, что это её вина. — Бедняжка Берит, — пробормотала Малин, думая о седовласой старушке, которую знала с детства. — Так что она рассказала тебе? — Берит велела Ханне подождать на скамейке в парке, пока её перевяжут в Софиахеммет. Но когда через некоторое время Берит вернулась, Ханне там уже не было. Малин прикрыла глаза и попыталась представить себе эту сцену: Ханне солнечным днём сидит на скамейке в парке и ждёт. Она щурится от яркого света, и щеки у неё раскраснелись от жары. Тонкие пальцы обнимают сумочку, лежащую на коленях. Только вот что произошло потом? — Я переговорил с прокурором, и с Будил тоже, — продолжал Манфред. — Мы разместим в СМИ фотографию Ханне и откроем горячую линию. Малин еле заметно улыбнулась, вспомнив вчерашнее предложение Андреаса. — Что такое? — спросил её Манфред. — Ничего. Просто вчера Андреас предложил то же самое. — Ну, это тебе не ракеты строить. Малин кивнула. Манфред был прав, это не космическая наука. Это старая добрая полицейская работа. — Но если кто-то действительно забрал её прямо оттуда, — тихо проговорила она, — и увёз в своей машине, и… Она оставила предложение неоконченным. Манфред долго ничего не говорил, прежде чем наконец собрался ответить: — Всё так, — сказал он. — Но я не верю в это. Только Берит, Ханне и мы знали о том, что у неё назначено обследование в Софиахеммет. — А как же Эрик Удин? Мне показалось, Ханне его очень заинтересовала. — Берит сказала, что в разговоре не упоминалось посещение больницы. Говорили только о событиях восьмидесятых. К тому же, зачем кому-то устранять Ханне? Она не представляет угрозы. Я знаю, что ты сейчас думаешь о Болотном Убийце, но если честно, Малин, Ханне не обладает какой-то сенсационной информацией. Ты ведь сама слышала её рассказ. Если бы выведенный ею психологический профиль попал в точку, убийцу взяли бы ещё в восьмидесятых. Малин задумалась. — Представь, что Малин оказалась права, и в деле замешан полицейский, — сказала она, немного погодя. После того, как Малин свозила Отто к врачу, получила рецепт мази от какой-то болячки под названием «импетиго» и вернула сына Андреасу, она вернулась в Управление. Послеполуденное солнце ещё припекало, кроны деревьев ещё жизнерадостно зеленели, но появившийся в воздухе намёк на прохладу и длинные тени, ползущие по пыльным улицам, шептали на ухо о том, что осень была уже не за горами. Манфред ухитрился уговорить Будил перенести встречу на час позже, и Малин как раз успела принести себе чашку кофе и прихватить покрытый коричневыми пятнами банан из фруктовой корзины, прежде чем войти в кабинет своей начальницы. — Я перейду сразу к делу, — заявила Будил, когда все сели. — Вы считаете, что исчезновение Ханне Лагерлинд-Шён имеет отношение к делу? — Нет, — сказал Манфред. — Вернее, всё зависит от того, что ты имеешь ввиду. Я считаю, она каким-то образом самостоятельно добралась до Эстертуны. Вероятно, она была дезориентирована, и помнила наш разговор о расследовании. Сейчас мы размещаем в СМИ её фотографию. Будем надеяться, кто-то её видел или говорил с ней. — Хорошо, — коротко отозвалась Будил. — Тогда оставим пока этот вопрос. — Как продвигается работа над этими списками, которые вы собирались получить? — Над этим работает Нахид, — ответил Манфред. — Я только что говорил с ней. Она считает, нам придётся проверить примерно семьсот человек. — Боже мой, — простонала Будил, закатывая глаза. — Лодде поговорил с коллегами в Эстертуне, — продолжал Манфред. — Они могут обеспечить проведение процедуры генотипирования. — Боже мой, — повторила Будил. — Во что это мы ввязались? — Мы пошлём этим людям уведомления по почте, — сказал Манфред, не замечая её состояния. — Утвердите текст письма у прокурора, и пусть его изучат юристы из Управления, — напомнила Будил. — Мы ни в коем случае не должны никому угрожать принудительными мерами. В тексте должно быть ясно изложено, что это исключительно добровольная процедура. Я не потерплю, чтобы на меня жаловались омбудсмену, это ясно? Манфред кивнул. — Лодде над этим работает. — Что в остальном? Манфред немного подался вперёд, словно для разбега. — Мы заново проанализировали технические улики, обнаруженные в восьмидесятых. К сожалению, ничего нового не выяснили, помимо этого ДНК-профиля. Поэтому мы опросили тех, кто руководил расследованием в семидесятых и восьмидесятых, и некоторых родственников. Будил хмыкнула. — Вы разыскали бывших подозреваемых? Манфред вздохнул. — Это одна из деталей, которая делает наше расследование таким необычным. В деле в принципе отсутствуют подозреваемые, если отбросить все сигналы полученные за эти годы от общественности. В сороковых в совершении убийства подозревался некий мужчина. Да, помимо того, кто был осуждён. Некоего Биргера фон Бергхоф-Линдера видели с убитой женщиной вблизи её квартиры тем вечером, когда произошло убийство. Что интересно — семейство фон Бергхоф-Линдер владеет обширными земельными наделами в районе Эстертуны. Однако этого человека так и не удалось связать с убийством, и он уже давно мёртв. — Сколько ему было лет, когда в восьмидесятых убийства возобновились? Будил постукивала ручкой по столу. Манфред поднял глаза к потолку и потёр подбородок. — Мне кажется, семьдесят шесть. Будил немного помолчала. — Итак, генотипирование — наш лучший шанс? — проговорила она. — Да. — Тогда решено, — сказала Будил, и нетерпеливо взмахнула рукой, обозначив окончание аудиенции. Они вышли из кабинета, и Малин вдруг сообразила, что Будил не только ни разу на неё не взглянула за всё время встречи, но и ни разу не обратилась к ней. То, что Будил её презирает, Малин уже было ясно. Но почему? Что Малин такого ей сделала, кроме того, что была тем, кем была, на том месте, где она была? 49 Один день сменялся другим, дни складывались в недели. Миновало уже полмесяца, а Ханне так и не нашлась. Малин посвятила почти всю неделю проверке старых сигналов от населения и сопоставлению данных о фигурантах дела с регистром совершённых преступлений. Однако часы работы за компьютером прошли впустую — Малин ничего не смогла обнаружить. В середине сентября стартовала процедура генотипирования. Берёзы и липы в лесах в окрестностях Эстертуны начали переодеваться в жёлтое, а на площади вокруг фонтана после грозы стало темно и пусто. Малин и Лодде покинули участок, увидев первых желающих пройти регистрацию и сдать биоматериал. — Чёрта с два мы его так схватим, — сказал Лодде, утапливая педаль газа своей обутой в сандалию ногой, и выезжая по направлению к Стокгольму. — Зачем ты так говоришь? — спросила Малин, надевая солнечные очки, чтобы спрятаться от осеннего солнца, которое висело, огромное и оранжевое, как апельсин, между грозовыми тучами и горизонтом. — Чёрта с два виновный добровольно явится и позволит взять свои биоматериалы, — проговорил Лодде, расстегнул верхнюю пуговицу синтетической рубашки с коротким рукавом, оголив пучок седых волос, покрывавших основание шеи. — Но в таком случае мы сможем разыскать тех, кто не явится. Лодде фыркнул. — Посмотрим ещё. — У нас ведь нет особенной альтернативы, — сказала Малин. — Я всё ещё считаю, что нам следует обратить пристальное внимание на полицейских, участвовавших в расследовании этого дела, — сказал Лодде. — О Ханне так ничего и не известно? — Нет, — подтвердила Малин, вспоминая их встречу в парке Хумлегорден. Но не слова Ханне так отпечатались у Малин в памяти, а её улыбка, её длинные седые волосы и ещё взгляд Ханне, который обретал совершенно особенный блеск, когда она говорила о Болотном Убийце.