«Никакое генотипирование не поможет нам её найти», — подумала Малин, и за стёклами очков позволила себе закрыть глаза, чтобы спрятаться от этого апельсинового солнца. Публикация фотографий Ханне в газетах не принесла желаемого результата. Конечно, люди стали звонить, но большинство сообщений были, как обычно, расплывчатого или откровенно странного характера. Бизнесмен, находившийся с визитом в Стокгольме, обратил внимание на растерянную пожилую женщину, которая рылась в мусорных баках на Стуреплан. Семья с детьми по пути на свой чартерный рейс вроде как видела Ханне в поезде, направлявшемся к аэропорту Арланда. Она была одета в платье с открытыми плечами, а в руках у неё была поношенная икеевская сумка, будто бы набитая полотенцами. А молодой человек с подтверждённой наркоманией упорно утверждал, что видел Ханне в компании неустановленного мужчины в лесу, в окрестностях Эстертуны. Когда молодой человек подошёл ближе, они быстро скрылись среди деревьев. — Этот Роберт Хольм, — пробурчал Лодде, и в мыслях Малин возник образ растолстевшего мужчины с уродливым шрамом через всю щёку. Это он пил виски в тёмной гостиной Фагерберга, и рассуждал о своих успехах в следственной работе так, будто это были кубки, выигранные им в споривных соревнованиях. — Он редкостный говнюк, — продолжал Лодде. — Тебе известно, что в девяностых он был временно отстранён от службы за домогательства к коллегам женского пола? — Это ещё не означает, что он — убийца. — Нет, но это означает, что он не уважает женщин, а эта черта роднит его с нашим преступником. Малин подумала, что если бы они решили проверить всех мужчин, которые неуважительно относятся к женщинам, им хватило бы работы до самой смерти. И что Манфред, должно быть, прав, когда говорит, что теория об убийце-полицейском притянута за уши. Не потому, что полицейский не смог бы расхаживать повсюду, направо и налево убивая женщин — совсем нет — но потому, что ничто конкретно на это не указывало. Кроме, может быть, того факта, что убийца всегда был на шаг впереди, и не оставлял улик. Но для этого вовсе не обязательно быть полицейским. Достаточно среднего уровня интеллекта, аккуратности и изрядной порции удачи. Через неделю гражданское объединение «Друзья Эстертуны» организовало информационное собрание в здании церковной общины неподалёку от Эстертунской церкви. На повестке было обсуждение планируемого переустройства парка Берлинпаркен, а также права на продажу спиртных напитков и режима работы ресторанов вокруг центральной площади. Однако полицию тоже пригласили — рассказать об исчезновении Ханне. День был лучезарно красив, воздух чист и прозрачен. По высокому безоблачному небу пролетала стая направлявшихся на юг перелётных птиц в форме идеального клина. Кроны деревьев в свете мягкого осеннего солнца отливали золотом и охрой, а лёгкий ветерок приносил с собой запахи преющей листвы. Малин и Манфред загодя явились в здание общины. Малин остановилась на крыльце, повернув лицо к солнцу, одёрнула пиджак на груди и глубоко вдохнула осень. Появлялись отдельные люди, приветственно кивали и исчезали в низком бревенчатом строении. Через несколько минут по гравию, которым было засыпано пространство перед зданием, прошуршали шины такси. Сквозь стекло на заднем сиденье Малин разглядела чей-то призрачный образ. — Фагерберг? — удивился Манфред, затушил сигарету о перила и засунул окурок обратно в пачку. — Что он здесь делает? — Он же здесь живёт, — отозвалась Малин. — Наверное, его интересует, что творится в округе. Шофёр помог Фагербергу выйти, а потом достал из багажника ходунки. Фагербергу потребовалась уйма времени, чтобы преодолеть небольшое расстояние от машины до здания. Шаги его были мелкими и нетвёрдыми, на собранном лице читалась решимость. Время от времени он останавливался, словно для того, чтобы полюбоваться видом. Фагерберг был в шляпе и сером костюме, которые ничем не отличались от тех, что были на нём в день их встречи. Малин приветственно подняла руку, то же самое сделал и Манфред. Фагерберг коротко кивнул и сделал ещё несколько нетвёрдых шагов к пандусу рядом с лестницей. — Постойте! — воскликнула Малин, и поспешила к нему на помощь. — Забери эту чёртову штуковину! — прошипел Фагерберг, кивая на ходунки. Потом отшвырнул их в сторону, ухватился костлявой рукой за перила и стал медленно подтягивать себя к пандусу. Малин подхватила ходунки и повезла вслед за Фагербергом. — Так вы — член объединения? — спросила она у одетой в костюм спины Фагерберга. Тот остановился, и Малин заметила, как тяжко опускаются и поднимаются его плечи в такт дыханию. Потом он обернулся и уставился на Малин. Выражение его лица не поддавалось толкованию. Пергаментная кожа отливала желтизной, а с одного уголка рта, словно прозрачный червячок, свисала нитка слюны. — Я стараюсь быть в курсе того, что происходит вокруг, — проворчал он. Малин кивнула. — Кстати, благодарю за наш разговор, — сказала она. — Забавно, что вы с Роббаном оказались знакомы. Фагерберг уже отвернулся, но Малин услышала, как он что-то бормочет. — Простите, я не расслышала! — Роббан, — фыркнул старик. — Любитель выпить. Знатный охотник. На разную дичь. Но он не из тех, кому звонят первому, когда пахнет жареным, если инспектор Брундин понимает, о чём я. Малин обернулась и глянула на Манфреда, который стоял на шаг позади. Тот коротко кивнул, показывая, что всё слышал. Они вошли в здание, где народ уже начал рассаживаться на складных стульях, которые стройными рядами были выставлены перед импровизированной сценой. В предпоследнем ряду сидел мужчина лет семидесяти — восьмидесяти, с бородой и седыми волосами, которого Малин не узнавала. Однако, когда он обернулся, Манфред поприветствовал его кивком. Они поздоровались с организаторами — мужчиной и женщиной на седьмом десятке — которые разрешили им занять самые дальние места с краю, пока обсуждаются другие пункты повестки. Малин и Манфред устроились рядом с престарелой женщиной в толстом пальто и девицей с дредами, доходившими почти до талии. Через несколько минут началось собрание. Вопросов слушатели задавали на удивление много, и тон их заметно посуровел, когда представитель коммуны объявил, что большинство старых деревьев в Берлинпаркен должны быть снесены и заменены новыми. Манфред покосился на Малин, незаметно подняв одну бровь. Она, пользуясь случаем, сделала несколько снимков аудитории, на случай, если какая-нибудь подозрительная личность решила прийти и послушать, что скажут об исчезновении Ханне. Через двадцать минут настала их очередь. Они вышли на сцену. Манфред настроил проектор, рассказал об исчезновении Ханне и продемонстрировал фотографии. Когда Малин взглянула на экран у себя за спиной и увидела на нём улыбку Ханне, она вдруг ощутила комок в груди. Пожилая дама встала и прервала Манфреда посреди предложения. — Я прожила здесь всю жизнь, — произнесла она хриплым голосом. — И это не первый раз, когда с женщинами в Эстертуне происходят несчастья. Это исчезновение имеет отношение к Болотному Убийце? Манфред заколебался, не зная что сказать. Он перенёс вес с одной ноги на другую и одёрнул пиджак. — Нет, насколько нам известно. Ханне Лагерлинд-Шён страдает деменцией, и мы больше всего обеспокоены тем, что она могла стать жертвой несчастного случая. — Несчастный случай, так я и поверила, — фыркнула дама и села на своё место. — Нет никаких причин переживать… — В восьмидесятых ваши тоже так говорили, — выкрикнул с места сидевший в самом дальнем ряду мужчина лет шестидесяти, одетый в стёганый охотничий жилет. — Если бы Эстертуной не управляли так безответственно, сегодня перед нами не стояли бы проблемы такого рода. — Это лучше обсудить с представителями коммуны, — вставил один из организаторов, который стоял, прислонившись к стене. — Можно подумать, меня кто-то станет слушать, — отозвался мужчина. Манфред проигнорировал его и завершил презентацию демонстрацией номера горячей линии. Публика зашумела, и Малин увидела, что многие забивают номер в память своих телефонов или календарей. После того как собрание завершилось, они немного постояли на солнце, на засыпанной гравием площадке перед зданием. Вышла женщина-организатор, пожала им руки и поблагодарила за участие. — Что за человек говорил о безответственном управлении? — спросил Манфред. Женщина отпустила руку Манфреда и неуверенно улыбнулась. — Педер фон Бергхоф-Линдер, — сказала она. — Он ходит на все собрания. И всегда говорит одно и то же. — Он сын Биргера фон Бергхоф-Линдера? — уточнил Манфред. — Да. Его единственный ребёнок, если я не ошибаюсь. Манфред коротко кивнул, и женщина удалилась по направлению к парковке. В следующий миг появился бородатый мужчина и поздоровался с Манфредом за руку. — Сколько лет, сколько зим, — произнес он. — Да уж, — согласился Манфред, оборачиваясь к Малин. — Ты же не знакома с Уве, бывшим мужем Ханне? Малин отрицательно покачала головой и протянула бородачу руку. Несмотря на то, что рукопожатие было мимолётным, Малин успела почувствовать, что ладонь у Уве влажная. Она взглянула на него с новым интересом — седые волосы вились у висков, а на лбу выступили крошечные капельки пота. Уве скользнул по ней взглядом, который навеял Малин аналогию с перекупщиком, придирчиво оценивающим машину или велосипед. — Ты сейчас живешь здесь? — спросил Манфред. — В Эстертуне? Произнося название предместья, Уве сморщил нос. — Ну что ты, конечно, нет, — ответил он. — Но я очень переживаю за Ханне, так что когда я прочёл в интернете о собрании, тоже решил приехать. Он повернулся к Малин. — Вы тоже знакомы с Ханне?