Подумав пару секунд, я вернул документы обратно в карман его гимнастёрки (я всё-таки не похоронная команда и не военно-учётный стол, чтобы «коллекционировать» подобное, к тому же на этой войне и отправлять и получать «похоронки» будет явно некому – тут явно умрут если не все, то почти все), но, исключительно для комплекта, снял с покойника поясной ремень с содержавшим три запасных магазина стандартным брезентовым подсумком, сапёрной лопаткой, штык-ножом и флягой. Прихватил на всякий случай и сумку с противогазом, хотя проку от него на полях атомной войны, по идее, не намного больше, чем католическому ксёндзу от трехрядной гармони… Раздевать убитого особого смысла не было (тут брезгливость всё-таки пересиливала мелкоуголовность), а вот на его обувь я всё-таки глянул чуть более внимательно. Парняга он был тощий, но рослый, и сапоги имел большого, примерно так 45-го размера. Кирза, относительно новые, более-менее справные и не сильно заношенные. Я решил, что мне они будут впору и смогут пригодиться, и потому всё-таки разул бедолагу. Хоронить его нам было некогда (и так на мой экспресс-шмон изрядно времени потерял), но я всё-таки оттащил теряющее разматывающиеся с ног в процессе волочения портянки тело, приподняв его под мышки, в ближнюю из тех же двух бомбовых воронок, в который раз сказав себе, что здесь и сейчас, в плане погребения, и это – ну хоть что-то… Сложив все новые, относительно легко доставшиеся трофеи на корму бэтээра, я поднялся на машину сам, а затем, сгибаясь под тяжестью награбленного (грубо, но, увы, правда), полез внутрь бронетранспортёра. Причина, почему он остановился, действительно выглядела загадочно. Пробоин и следов пожара нигде не обнаружилось. Выходит, товарищи командиры действительно просто очень торопились? Интересно – куда? Или с чего-то жидко обкакались? Ну а внутри рубки БТР-50ПУ, изрядную часть которой, как и положено, занимали солидные короба тогдашнего лампового радиохозяйства, царил лёгкий, но не смертельный бардак. Рации, которых в этой машине было, как и положено, три (если не ошибаюсь, Р-112, Р-113 и Р-105), успели выключить, но подключённый к одной из раций шлемофон унести всё-таки забыли. Остальное оборудование этого внутреннего «узла связи» я толком не опознал, по идее, где-то среди прочих железных ящиков должны были быть двухканальная телефонная станция, радиоприёмник (его я после некоторого напряжения ума всё-таки узнал, вспомнив старые картинки), полевой телефонный коммутатор, несколько телефонных аппаратов (я увидел только один из них) и катушек с кабелем для них (одна катушка, кажется, лежала на полу «штабного отделения» этого БТР-50ПУ). А ещё внутри, на полу, сиденьях и столе для карт валялись брезентовые чехлы и сумки, вещмешки, плащ-палатки, какие-то детали обмундирования, пара солдатских пилоток, слежавшиеся в свёрнутом положении, обсыпанные тальком, явно ни разу не надёванные ОЗК прямо со склада, упаковки от индивидуальных перевязочных пакетов (ранило тут кого-то, что ли?), пара таких, однозначно забытых, нераспечатанных пакетов и прочая фигня… Пока я осматривался при тусклом внутреннем освещении, моя «напарница по несчастью» молча сидела на переднем, центральном месте мехвода и, полуобернувшись, вопросительно-укоризненно смотрела на меня. – Куда теперь, командир? – спросила она. Звучало это так, словно она натурально издевалась, поскольку априори знала эту местность явно лучше меня. Тем более в нашей непростой ситуации переть вперёд просто так было ну никак нельзя – опять нарвёмся на какую-нибудь дурацкую засаду, артогонь или авианалёт и будем вынуждены в очередной раз менять транспорт. А экстренно покинувшие штабной бронетранспортёр офицеры после себя ни одной карты, что характерно, не забыли – явно службу знали, даже если и запаниковали… – А какие у тебя самой, вообще, идеи, майн кляйн? – подумав, ответил я вопросом на вопрос, не желая брать ответственность на себя. Хотя какая там, на хрен, ответственность? Ведь мы просто идём «по следу хищника», а потому решать что-то глобальное (типа «а мы пойдём на север») или выбирать наилучший вариант из нескольких от меня не требовалось. – Приборы показывают, что сейчас наш клиент уже в Штутгарте, – сказала Кэтрин, как бы размышляя вслух. – И он перемещается на запад, в сторону Карлсруэ и мостов через Рейн. Но очень медленно, скорее всего, всё так же идёт пешком. Поскольку на мостах почти наверняка натовские армейские посты, а также пробки и заторы, быстро на ту сторону реки он вряд ли переберётся. И, если я всё правильно понимаю и если вдруг не возникнет каких-нибудь неожиданных факторов, способных радикально изменить общую ситуацию, дальше нам лучше двигаться вместе с советскими войсками. Слышите? Я послушно прислушался. Сквозь шум тарахтящего на холостых оборотах дизеля, откуда-то сзади явно накатывалась стрельба, на звуки которой накладывались мощные шумы выхлопов двигателей и лязга гусениц. – Согласен, – не стал спорить я. – И раз так – сейчас разумнее изображать из себя либо советских, либо наших здешних союзников по возмущённо кипящему разуму. Какие-нибудь документы на подобный случай в твоих чемоданах есть? Напарница кивнула, слезла с места механика-водителя и принялась что-то искать в нашем багаже. Пока она ковырялась в чемоданах, я начал шарить внутри бэтээра – вновь меня обуял приступ вынужденного мародёрства, каюсь. И оказалось, что при поспешном бегстве его прежние хозяева забыли отнюдь не только разную фигню. Например, среди забытого оказались две пачки патронов к «АК-47» и забытая в одной из бортовых сумок граната «Ф-1» с ввёрнутым, вопреки всяческой технике безопасности, запалом, а среди ОЗК я, очень кстати, нашёл свёрнутые, явно офицерские, полушерстяные галифе и гимнастёрку без погон, после примерки оказавшиеся мне вполне пору. Видимо, кто-то из удравших командиров имел обыкновение возить с собой запасной комплект обмундирования для всяких неприятных неожиданностей (порвётся-запачкается) – привычка, очень характерная для многих офицеров, канувшей в Лету Советской армии. Ну а почему хозяин в итоге всё-таки бросил эти шмотки – отдельный вопрос. Скинув с себя успевшую изрядно провонять луково-потным духом и бензиновым дымом гражданскую одёжку, я начал переодеваться, уже второй раз за сутки. В процессе разоблачения нашёл в углу рубки ещё и черные рабочие танкистские штаны с наколенниками и две куртки от такого же комплекта. Брюки и куртка побольше оказались тоже примерно моего размера. Вторую, явно маленькую, куртку я кинул напарнице. Потом обулся в сапоги покойного рядового Пилопонжика и вдел в штаны его же ремень, с которого, слегка подумав, предварительно отцепил тут же отправленные в вещмешок флягу (кстати, в ней оказалась всего лишь вода), штык-нож и малую сапёрную лопату. Внутри боевой машины они были явно излишни. – Нашла чего? – спросил я у Кэтрин, логически завершив переодевание путём нахлобучивания на затылок забытого рядом с радиостанцией танкошлема. Оказалось, да, нашла. Ну странно было бы, если бы нет. Служебные удостоверения сотрудников Главного разведывательного управления Советской армии. 1-е управление ГРУ, кажется, именно то, что в те времена работало по Западной Европе. Что характерно, я был записан как капитан Башкирцев Андрей Ильич. И вот спрашивается – что это и как сие понимать? Просто как странную шуточку каких-то излишне хитровыделанных юмористов-самоучек из далёкого будущего, или, тупо, как дурацкое совпадение? Неужели у них там, в беспредельно далёких от нас временах, кто-то реально решил посмотреть это самое «Укрощение огня», весьма сомнительную «нетленку» аж 1972 года? У тамошних историков настолько серьёзные проблемы с фактическим материалом? Это же всё равно что изучать, к примеру, историю войны 1812 года по одной лишь «Гусарской балладе»?! Что-то в это слабо верится. Скорее уж, могли, чисто случайно, какие-нибудь базы данных с именами-фамилиями из старых фильмов сохраниться. А с другой стороны, это в нашей реальности (там, где не было этой войны) «Укрощение огня» выйдет только через десять лет, а у тех, кто населяет здешний 1962 год, подобные Ф.И.О. не вызовут решительно никаких ассоциаций с недостоверным (который, по сути, является не более чем воплощенным на экране в одном, конкретном, лице, собранием заблуждений и пропагандистских измышлений по поводу зарождения советской космонавтики) академиком Башкирцевым, в исполнении сугубо положительного Кирилла Лаврова. На всякий случай посмотрел документы напарницы. Да нет, у неё там никакими киношными стереотипами, типа «Бурлакова Фрося» или «Людмила Добрый-вечер», и не пахло. Удостоверение было состряпано на вполне нейтральное имя лейтенанта Закорюкиной Екатерины Климентьевны. Вот тут точно не прикопаешься – не инициалы, а прямо-таки «генератор случайных имён и фамилий». Судя по всему, всё-таки иногда могут, особенно когда захотят… При этом никаких подробностей о наших фальшивых личностях мы, разумеется, не знали, да этого, честно сказать, и не требовалось. Для «рыцарей плаща и кинжала на задании» одних имён и званий было вполне достаточно. Другой вопрос – какое именно задание гэрэушники вроде нас могли выполнять в боевых порядках наступающих танковых соединений? Нет, то есть если сильно прижмёт, придётся нагло и не талантливо врать что-нибудь насчёт «гениальных довоенных планов Генштаба» по захвату мостов через Рейн, которые мы не успели осуществить в результате разных там «мелких недочётов и недоработок». Ну да, будем надеяться, что пудрить кому-то мозги всё же не придётся… – Сойдёт, – удовлетворился я, убирая свой поддельный документ в карман гимнастёрки. – А это нам зачем? – спросила напарница, разглядывая с таким удивлением, словно это была шкура свежеубитого медведя, подсунутую мной чёрную куртку от танкистской «спецухи». – Что «зачем»? – Переоделись вы зачем, да и вообще – для чего всё это? – Ты вот что, куртку лучше всё-таки одень. Как по мне, так в тонко продуманном маскараде уже нет особого смысла. Во всяком случае, пока. Так что изображаем в меру своих художественных способностей неких «фронтовых» сотрудников ГРУ на «спецзадании». Я, типа, в форме, а ты в чём есть. Или у тебя есть какие-то радикальные возражения? – Радикальных нет, хотя в моём частичном переодевании и нет никакой логики. А если потом мы углубимся дальше на Запад, вы что будете делать? Опять переодеваться? Предупреждаю – у меня при себе остались только одна гражданская рубашка и пара брюк вашего размера, плюс несколько галстуков… – Ты, голуба, лучше на подобные темы предварительно вообще не заморачивайся. Вот когда действительно углубимся туда, куда ты говоришь, тогда и будем про это думать. А пока, какой смысл прятаться – пускай уже нас боятся! Как-никак, «русские идут»! Хотели – получите! По-моему, опция спора со мной в её «встроенных функциях» вообще отсутствовала. Поэтому Кэтрин лишь кивнула, послушно натянула куртку, взялась за рычаги и, прибавив обротов движку, малым задним ходом вывела машину из ямы. Я прикрыл все верхние люки и сел поближе к командирским перископам на левом переднем месте, которое до меня явно занимал какой-нибудь полкан или, в худшем случае, подпол. И сразу же увидел, как за деревьями появляются многочисленные советские танки. Десятки уже примелькавшихся ПТ-76, Т-54 и Т-55, среди которых затесалось и несколько тяжёлых Т-10 (сначала я подумал что это ИС-3М, но быстро понял свою ошибку), с их клиновидной лобовой броней, зализанными башнями и длинными толстыми пушками. Вся эта «ударная сила» в хорошем темпе пересекла шоссе и, забирая правее нас, направилась в сторону тех самых домов, где недавно палили трассирующими. Похоже, отбившие или притормозившие нашу разведку или вырвавшийся вперёд авангард, натовцы уже ничего не смогли сделать при появлении главных сил ГСВГ. Боюсь ошибиться, но ту колонну «Паттонов», из состава которой мы недавно ненавязчиво позаимствовали один танк, скорее всего уже размазали по германской землице тонким слоем, как то масло по бутерброду – ведь интенсивная стрельба шла в том числе как раз где-то в той стороне… Начавший было стрелять в сторону танков тот же одинокий пулемёт был немедленно подавлен огнём из танковых пушек. Ну, то есть как подавлен – двухэтажное здание, из окна которого храбрые, похоже, до полной потери инстинкта самосохранения пулемётчики вели огонь, просто сложилось в облаках пыли от нескольких взрывов фугасных снарядов калибра 100 мм. Следом за танками, практически по их следам (дым от выхлопов ещё не осел), появились изрядно заляпанные грязью (марш явно был долгим) БТР-50, БТР-152 и БРДМы-1. Я успел насчитать больше двух десятков, плюнул и бросил это дело – пусть натовские штабисты и шпионы подобные балансы сводят, коли ещё живы. Что же, пока для нас всё складывалось вполне удачно. – Давай за ними. Только держись где-нибудь с краю и близко ни к кому не подходи, – приказал я напарнице, пояснив: – А то, чего доброго, неправильно поймут и стрельнут… С этим мы и тронулись, достаточно быстро пристроившись к основному боевому порядку крайними на левом фланге. В сизом дыме танковых выхлопов по краям дороги мелькали невысокие домишки, сараи, деревья, заборы, а за ними уже маячили церковные шпили, крыши и заводские трубы большого города. А по масштабам ФРГ Штутгарт действительно не самый маленький город, в 2000-е годы в нем жили что-то около 640 тысяч человек, стало быть, сейчас – несколько меньше… Желая хоть что-нибудь понять в окружающей обстановке, я воткнул штекер оказавшегося довольно тесным «подаренного» танкошлема в соответствующее гнездо на радиоприёмнике и, быстро разобравшись, как и что тут работает, со звонким щелчком включил это самое радио. Судя по тому, что всё вполне себе действовало, под электромагнитный импульс наша «пятидесятка» ещё явно не попадала. В моих сразу же оживших наушниках зашуршало и захекало, а потом через все эти фоновые звуки стали доходить и какие-то связные слова и реплики. Судя по тому, что говорили исключительно по-русски, приёмник был заранее настроен на нужную волну. – …Это Сосна, Полста Девятый, повтори… – …Углубляться в населённый пункт… Не понял, Сосна? – …Полста Девятый, Полста Восьмой… Приказ занять и удерживать… Подхода главных сил… Четыре часа назад… Никто не отменял… Повторяю: никто не отменял… – …Главных?.. А мы тогда какие?.. Чей?.. Какого?.. Не отменял?.. Кто? – …Три часа назад… «Совхоз»… Начштаба… – …С армии… связи нет… Тех пор…. Что?…. – …Повторяю: не отменял… Занять и удерживать… Продвигаться… – …Так накануне… Обходят… – …Обходит Ель… Район аэропорта… Сорок минут… Связи нет… – …«Полста Девятый»… Перехожу приём… Связь только если контратакуют… Следить… Воздухом и обстановкой!.. – …Так точно… Сосна… Ну ничего, кроме подтверждения более чем очевидного факта, что советские танкисты практически с ходу занимали Штутгарт, я в этих с трудом прорывающихся через сильные помехи репликах не услышал. Поэтому на всякий случай немного покрутил ручку настройки и сильно удивился, когда в моих ушах вдруг возник хрипловато-надтреснутый и очень испуганный молодой голос, буквально кричавший в эфир по-английски: – Anybody who reads, please respond! Russian tanks enter Stuttgart! No connection! Ammunition is running out! Counter attack failed! Treat of capture of bridges across the Rhine! Anybody who reads, please respond! This is the Second Tank!.. И слышно этого импортного паникёра было куда лучше, чем наших наступающих танкистов. Предполагаю, что его радиостанция была намного мощнее (небось не просто в танке засел, а в КШМке, КУНГе или даже стационарном узле связи), да и качественнее (что в те времена сомнений, в общем, не вызывало, с элементной базой в тогдашнем СССР проблем хватало). Я прикинул – неизвестный крикун упомянул какую-то «Вторую танковую». Ага, скорее всего речь шла о 2-й танковой дивизии армии США, которая торчала в ФРГ аж с 1952 года и входила здесь в состав 7-й американской армии. Кстати, штаб 7-й американской армии тогда был как раз вроде бы именно в Штутгарте. И, стало быть, какой-то явно обороняющий этот самый Штутгарт американский (вряд ли это звиздел англичанин или, скажем, канадец, но, с другой стороны, на войне чего только не бывает) командир невысокого ранга, которому явно было страшно прямо-таки до жути, сейчас кричал открытым текстом в эфир, всем, кто его мог услышать, о том, что контратака сорвалась, боеприпасы кончаются, русские танки входят в Штутгарт и есть угроза захвата мостов через Рейн. И что характерно, этот трусливый, штопаный кондом даже не пытался вызвать на себя артогонь с целью сдерживания противника (что, вероятно, сделал бы на его месте русский офицер) – особенность национального характера? В принципе, всё это была нормальная реакция сильно перенервничавшего человека, фатально припёртого к стенке, и я даже не сомневаюсь, что кто-нибудь его услышит, как-никак, совсем недалеко, на западном берегу, между Рейном и французской границей, понатыкано до фига американских военных баз, для подсчёта числа которых может не хватить пальцев на двух руках – Рамштейн, Мангейм, Висбаден, Шпандаглем и прочие Майнцы. Да и в том же Карслруэ, помнится, аж до 1995 года торчала какая-то американская база. Если, конечно, здесь все они уже не успели улететь в стратосферу с попутным ветром, в тех самых клубах дыма… Только неизвестно, как в конечном итоге отреагируют те, кто его всё-таки услышит? Ведь резервов у НАТО уже скорее всего нет. Так что они вполне могут особо не вникать в суть проблемы и, не проводя доразведки и не дожидаясь положенного «вызываю огонь на себя», просто взять да и долбануть от всей души чем-нибудь мегатонным (хоть с самолёта, хоть ракетой), с них, как говорится, станется. Ведь, объективно, слабаков и паникёров на любой войне обычно не жалко, даже своим… В результате для нас, на ближайшую перспективу, опять возникала дурацкая лотерея с запредельно смертельными ставками, совершенно в стиле пресловутой «русской рулетки»… Дальнейшее прослушивание эфира не дало мне ничего. Американец из «Второй танковой» продолжал истерически орать (и явно намеревался делать это до момента, пока его самого не убьют или возьмут в плен, либо до тех пор, пока у его рации не сядут в ноль батареи), а наши, не слушающие его (а как они его услышат, на другой-то волне?) танкисты, лаконично выдавали в эфир в основном отдельные (и, надо признать, сильные, включая периодически употребляемые к месту и ни к месту простонародное обозначение женщины с пониженной социальной ответственностью или вариаций на тему мужского достоинства) слова и междометия, плохо различимые за шорохом помех и не проясняющие ничего в текущей обстановке. Хотя откуда там вообще могло взяться что-то кардинально новое? Много ли ты увидишь из движущегося танка, да ещё и в городском бою? На обочине, посреди аккуратненьких одноэтажных домишек затаившегося в тихом ужасе «частного сектора», мелькнула дорожная развилка с указателем. Направо – «Stuttgart», налево – «Pforzheim-Karl-srue». Стало быть, как заповедовал нам когда-то один до сих пор хронически не погребённый основоположник, «верной дорогой идёте, товарищи». В канаве рядом с указателем лежал сильно покорёженный, явно снесённый туда тараном проходившего на большой скорости танка, гражданский двухосный грузовик «Хеншель» с кабиной голубого цвета (нечто в стиле нашего «ЗИС-150», только чуть побольше) и разбитым прямо-таки в щепу дощатым кузовом, из которого разлетелись далеко по сторонам пустые металлические бидоны – для молока или чего-то подобного. – Куда? – не оборачиваясь спросила моя прильнувшая к своему триплексу механик-водительша. – Давай направо. БТР послушно повернул. И здесь уже начались трёх-, четырёхэтажные дома капитальной городской застройки. Окраина, где дороги плавно переходят в довольно широкие улицы, с тротуарами, деревьями, фонарными столбами, бульварами и прочими скамейками. На углу одного дома мелькнула табличка «Noihauser Strasse, 7». Ну, всё правильно, разные там «баны» кончились, начались сплошные «штрассе»… Кое-где по сторонам пустынной улицы у тротуаров были припаркованы (явно вчера, ещё до первых сигналов тревоги) разноцветные легковушки местных пейзан, в основном всё те же типичные «Жуки» и «Опель Капитаны», разбавленные совсем мелкими «Изеттами», DKW и даже «Ситроенами 2CV». Здесь же начались и первые видимые следы краткого ближнего боя – снесённые ну явно шедшими на хорошей скорости танками фонарные столбы и деревья, выбитые оконные стёкла и жалюзи, пулевые отметины на стенах домом и два тентованных трёхосных зелёных грузовика с американскими белыми звёздами на предписанных уставом местах. Один из грузовиков неудачно воткнулся передком в ближайшую липу, и его многократно продырявленная пулями кабина сейчас лениво горела, хотя чему там было гореть, я лично не понял. Второй грузовик был практически невредим (не считая пробитых скатов), а значит, просто брошен. Задний борт его кузова был откинут, и из него на мостовую высыпались в живописном беспорядке похожие на снабжённые пистолетными рукоятками длинные трубы гранатомёты «Базука» (а может, это были даже «Супербазуки») и металлические лотки с ракетами. Не иначе, ехали стихийно организовывать противотанковую оборону (ну или заслон), да вот, видать, не доехали, поздно спохватились. Советские танки и бронетранспортёры проскакивали мимо этих машин на приличной скорости. Я было подумал, а может, притормозить да и позаимствовать для «хозяйственных нужд» «Базуку»-другую вкупе с боекомплектом? По идее, я здесь командир, и решительно никаких возражений не будет, но… Нет, всё-таки ну его на фиг… Вдруг потеряем этот БТР, и что тогда? Ведь придётся этакую тяжесть на себе переть… В воротах (тёмная кованая решётка времён то ли кайзера Вильгельма, то ли Веймарской республики) одного дома, метрах в пятидесяти от брошенных грузовиков, на булыжной мостовой лежал единственный здесь униформированный под армию США свежий труп при полной выкладке – на его спине был даже рюкзак с притороченной сзади сапёрной лопатой. Рядом валялась длинная винтовка М14. Н-да, это называется – не добежал. Практически как при спонтанной диарее. Зато другие «кандидаты в противотанкисты», похоже, слились с этой улицы вполне успешно, поскольку один покойник на такое количество «Базук» – это более чем не серьёзно… Двигаясь по этой самой довольно широкой «Нойхаузер-штрассе», Кэтрин держалась позади пары обычных пехотных БТР-50 (раннего образца, без крыш), над бортами которых покачивались сообразно движению каски мотострелков. Ничьей авиации в дымном небе над городом пока не было видно, считающейся допустимой в подобных обстоятельствах подловатой стрельбы из-за угла или с чердаков – тоже. Но через несколько минут где-то впереди ударило сразу несколько громких пушечных выстрелов. Всё вокруг разом потеряло резкость, затряслось, зашаталось и задребезжало, в мой перископ стало видно, как с крыш окрестных домов сыплется черепица и разный мелкий мусор. Ну да, как там у классика: «Но война идёт привычно, хрусткий щебень черепичный отряхая с крыш долой…» Похоже, это палили танки, ушедшие несколько вперед пехотной брони. Присмотревшись, я с большим трудом разглядел в конце улицы вращающуюся башню замыкающего Т-54, который дунул прямой наводкой из своей стомиллиметровки куда-то в промежуток между домами (уж не знаю, что именно танкисты там выцеливали), и красновато-серая кирпичная пыль заволокла улицу плотной пеленой непосредственно по направлению нашего движения. Далее, ехавшая перед нами пехота, словно только этого и ждала, начала выпрыгивать через борта своих БТР-50 и, поскальзываясь и путаясь в полах шинелей, двигаться короткими перебежками прямиком в эту чёртову пыль навстречу выстрелам. Н-да, готов признать, что несколько погорячился насчёт пресловутой «верной дороги». Тут, скорее, всё же «не по той обочине ползёте, господа»… Очень мне не хотелось туда, под обстрел. Особенно под такой, где не знаешь, кто, в кого и из чего именно стреляет… Но, как гласит народная поговорка, умный в гору, как правило, не ходит, все знают, что он её обходит, и выход из неожиданно возникшего очередного позиционного тупика отыскался сам собой – к счастью, впереди нас, между домами по левой стороне улицы, обнаружился некий разрыв. Явный проход, какой-нибудь переулок или боковая улочка. – Уйди в сторону, вон туда, налево! – крикнул я своей мехводше. Всё равно других вариантов не было, тем более что позади нас тоже уже встала какая-то недовольно ревущая в пыли техника.