– Чего желаете? – Стаканчик вина. Старуха нацедила ему прямо из бочки. Вино оказалось превосходное. – А что вы готовите? – Готовим только вечером, мясо и другое, к вину. Значит, кухня у них работает только по вечерам, когда собирается народ – перекинуться в картишки да винца попить. – А правда, что вы готовите голову барашка? – Готовим, но только по субботам. Когда народу побольше. – А как вы ее готовите? – Когда тушим, а когда жарим… бывает, запекаем… Все совпадает. – А в остальные дни? – Жареная колбаска, свиные ребрышки, запеченный сыр, всякое такое. – Можно еще стаканчик? Старуха подала вина. Он заплатил, попрощался, вышел. Теперь что? Достал из кармана листок. И прогуляйся До одного местечка: Там кусочек неба. Здесь начинались сложности. Указание было слишком расплывчатым. Прогуляйся. Ладно, но в каком направлении? Сесть в машину и… Нет, минутку. Он инстинктивно почувствовал, что машина сейчас ни к чему. Это ему словно подсказывали прочитанные строчки. Съешь голову барашка, выпей стакан вина, а потом прогуляйся пешком, для лучшего усвоения пищи: как обычно после обеда. Так что местечко, похожее на кусочек неба, должно быть неподалеку. Он огляделся. И заметил, что дорожка, по которой он проехал до площадки у дома, там не заканчивалась. Дальше она вилась между густо растущих деревьев, вся в буграх и ямах. На ней, правда, виднелись следы автомобильных покрышек, от внедорожников. Но его машине там не проехать. Да ни одно городское авто не одолеет такую трассу. Старуха уже восседала на своем стуле. Можно было спросить у нее, куда ведет тропа, но комиссару не хотелось привлекать к себе внимание, вызывать ненужные расспросы и любопытство. Так что придется самому отправиться на разведку. Едва он ступил на тропу, стало понятно, что даже пешком идти по ней будет непросто. По сторонам росли огромные старые рожковые деревья, дававшие густую тень; их корни взрывали тропу, подобно песчаным змеям. Постоянное чередование впадин и бугров заставляло тело напрягаться в поисках равновесия. Стоит оступиться – и тебе конец. Пока отыщут в этой глухомани, пройдет не один день. Ему наперерез молнией пронесся заяц. А спустя некоторое время проползла двухметровая змея, не удостоившая комиссара даже взглядом. Когда он в последний раз видел диких животных на воле? А когда слышал многоголосый птичий хор? Минут через десять он подустал. Было непривычно шагать одной ногой на полметра ниже, а второй – на полметра выше, наклонившись сильнее, чем Пизанская башня. Комиссар присел на корягу рожкового дерева и закурил. Когда он был ребенком, плоды рожкового дерева, про которые говорили, что их пускают на корм четвероногой скотине, очень ему нравились, хоть он и не был четвероногим. Он лопал их в сыром виде – на вкус они сладкие-пресладкие, или запеченными – тогда они становились слегка горьковатыми. Однажды он так ими объелся, что дня два маялся потом животом. Передохнув, Монтальбано вновь зашагал по тропинке. Минут через десять он понял, что добрался до места. Тропа вывела его на просторную поляну, посреди которой было крошечное озерцо. Было непонятно ни как оно образовалось, ни почему находилось именно там. Размером озерцо было с четверть футбольного поля и имело идеально круглую форму, настолько ровную, что выглядело искусственным. Письмо верно говорило: кусочек неба. Зеркальная гладь отражала небо. Стайка птиц пила воду, некоторые плескались. Чуть поодаль, на берегу, спала, свернувшись клубком, собака. Монтальбано присел на землю. Тропка огибала озерцо, потом шла в гору, к двухэтажному домику. За домиком начинался лесок. Комиссар решил: раз уж забрался так далеко, стоит продолжить. Слегка передохнув, он встал и направился к домику. Подойдя ближе, он разглядел, что строение полуразрушено. Двери не было, как и ставен на соседнем с дверью окне. А на месте окна верхнего этажа зиял пустой прямоугольный проем. Монтальбано зашел в дом. Первый этаж не был разделен на комнаты. Справа – остатки кухни: выложенная из камней дровяная печь с двумя конфорками, рядом – каменный рукомойник, вмурованный в стену, около него – черепки от большого кувшина для воды. На полу валялись презервативы, шприцы и драный спальник. Мебели не было. Слева шла на второй этаж деревянная лестница. Прежде чем ступить, Монтальбано проверил ее на прочность, ухватившись обеими руками и подергав. Дерево не выглядело ни трухлявым, ни изъеденным жуками. Комиссар полез наверх. Комната наверху тоже оказалась совершенно пустой. И тут повсюду валялись презервативы и шприцы. Он выскочил из лачуги, испугавшись, что, если еще немного задержится, по нему запрыгают блохи. Постоял, любуясь озером. Вид, несомненно, прелестный, но никаких разгадок он здесь не нашел. Впрочем, его об этом предупредили. Ни одна завеса не упадет, И ответа ты не получишь. И все же это не была пустая трата времени – он прогулялся по красивой местности, с пользой для здоровья. Ну, может быть, с относительной пользой: его все-таки укусила в руку блоха. Обратный путь по склону в положении Пизанской башни изрядно его утомил, а шея, вспотевшая под тесным воротником, зудела. Добравшись до площадки, где стояла машина, он сел в нее и решил сперва передохнуть, выкурить сигаретку. Стул у порога был пуст – наверно, старуха уже принялась стряпать вечернее угощение. Наконец он завел мотор и двинулся в обратный путь. По дороге в контору комиссар размышлял: результат, которого удалось добиться, не бог весть какой – однако в кромешной тьме, где он блуждал, это крошечное отверстие, размером не больше булавочной головки, пропускало слабый лучик света. Он понял, что Виа дей Милле, дорога на Галлотту и окрестности самой Галлотты знакомы его сопернику и исхожены им. Комиссар был более чем уверен, что даже всеведущий Фацио не подозревал о существовании этого озерца цвета неба. – Катарелла, звонки мне были? – Никак нет, синьор комиссар, ни вам, ни кому еще. Великий штиль продолжался. Он направился было в свой кабинет, но Катарелла его остановил: – Синьор комиссар, вы мне не поможете? – В чем? – Кроссворд решаю. – Что ты хотел узнать? – Тут написано, они сражались с мышами. Слово из четырех буков. А у меня вышло «халы». Но я ни разу не видел, чтобы халы сражались, мыши ведь их мигом сгрызут. – Это «Батрахомиомахия», – сказал комиссар. Катарелла обомлел. – Пресвятая Богородица, что за странные слова вы произносите, синьор комиссар! – Да ты не пугайся. Слово, что ты ищешь, – жабы. – Извиняйте, синьор комиссар, выходит, предсказатель погоды – это не ласточка? – Нет, Катарелла, это барометр. – Божечки, так и есть! Вот спасибо, синьор комиссар! – Катарелла, ты случаем не знаешь про озерцо близ Галлотты? – Никак нет, синьор комиссар, я-то на пихник все больше к морю люблю ездить. – Пришли ко мне Фацио.