И опять стол завален бумагами на подпись! Должно быть, даже если все люди разом сгинут, еще много дней после этого бумаги будут загадочным образом скапливаться на рабочих столах по всему свету. – Слушаю, комиссар. – Фацио, ты знаешь одно крохотное озерцо в окрестностях Галлотты? – Знаю, да. Ответ застал комиссара врасплох. Он был более чем уверен, что Фацио ответит отрицательно. – Ты что, ездишь туда на «пихник», как сказал бы Катарелла? – Нет, комиссар, пикники я не люблю, но за пару лет до вашего приезда там было одно дело. – Какое? – У озера стоял домик, там жил крестьянин, вдовец, по имени, кажется, Паризи… Точно, Тано Паризи, и с ним жила дочь лет шестнадцати, красавица. И вдруг Тано пришел и заявил об исчезновении дочери – не припомню, как ее имя. Вот с тех самых пор про нее ни слуху ни духу. – А расследование было? – Еще бы! Я и сам участвовал. Тогдашний комиссар, Бонвичино, велел арестовать отца. – За что? – Ходили слухи, будто Тано, отец девушки, спал с ней. Сельский доктор не то чтобы ясно выразился, но дал понять комиссару Бонвичино, что та была беременна. – А что, у нее не могло быть связи с другим мужчиной? – Вот именно! Полгорода считали, что хоть отец с ней и спал, она сама встречалась с одним типом из Галлотты, и как раз он-то ее и обрюхатил, а девушка испугалась отцовского гнева и сиганула в озеро. – А оно и правда глубокое? – Очень глубокое, комиссар. Иногда приезжают геологи его изучать. Не могут объяснить. – А название есть? – У чего? – У озера. – Да, его называют озером Господа. Говорят, когда Бог натянул небесную ткань над сотворенным миром, у него остался лишний лоскут. Он оторвал его, скомкал, проделал пальцем дыру в земле, как раз в том месте, близ Галлотты, сунул туда лоскут небесной ткани, затолкал глубоко-глубоко и превратил в воду. Поэтому озеро такое глубокое и имеет такой цвет. Значит, его соперник и легенду знает. – А куда делся отец девушки? – Оправдали за недостаточностью улик. Но те, кто считал его убийцей дочери, никак не могли угомониться и по ночам стреляли по его дому. Тогда Тано, испугавшись, что рано или поздно убьют и его, сменил место жительства. А почему вас заинтересовало озеро? Что-то случилось в лагере? – В каком лагере? – С некоторых пор в лесочке за домом разбили палаточный лагерь. Молодые иностранцы, натуристы – те, что разгуливают в чем мать родила. Иногда у них случаются разборки, могут в пылу и ножом пырнуть. – Синьор комиссар, вас тут к телефону горничная ваша. Переключить? – Аделина, как ты? – Хорошо, синьор комиссар. Я хотела сказать, что завтра с утра к вам приду. – Уверена? – Да-да. Но вы уж, пожалуйста, окажите мне любезность. Вы только не подумайте, что я сую нос в ваши дела, но… – Говори, не стесняйся. – Прошу, уберите от греха этих кукол. Уж так меня с них пробирает. Пресвятая Богородица, как же я перепугалась-то! – Уже убрал, не переживай. Съел он мало – не любил ужинать в одиночку. К тому же привык есть дома, в Маринелле. Слава богу, это последний раз, а назавтра, открыв холодильник или духовку, он снова найдет там волшебные сюрпризы от Аделины. Просмотрел все выпуски вечерних новостей, общенациональные и местные. В Салеми убили человека, возвращавшегося из-за города, и, само собой, никто ничего не видел и не слышал. Вроде мотивом могла служить затянувшаяся тяжба о наследстве, но все же дело выглядело весьма непростым. Он внезапно ощутил приступ зависти к коллеге, занятому расследованием. Неужто его накрыла ломка из-за отсутствия убийств? Перед сном он решил совершить попытку примирения с Ливией и набрал ее номер. – Послушай, несмотря на то, что ты утром оборвала разговор… – Ничего я не обрывала. – Нет? – Нет. Нас разъединили. Я немного подождала, говорила «алло-алло», а потом повесила трубку. – А что ж ты тогда не перезвонила? – Я ведь услышала основное – что ты не приедешь, а перезванивать с работы мне не хотелось. И кстати, если хочешь знать, я и так была уверена, что ты не приедешь. – Клянусь тебе, Ливия, я… – Ладно, оставь уже. Наступила леденящая пауза, градусов сорок ниже нуля. Потом Ливия снова заговорила, но лучше бы она этого не делала. – Какой предлог на этот раз? – В каком смысле предлог? – В смысле, что ты на этот раз выдумал, чтобы не ехать. – Какой предлог! Зачем я буду выдумывать предлоги! Меня тут против воли втянули в охоту за сокровищем, приходится участвовать… – Что-о-о?!.. Господи, он завел разговор не с того места! Как он ей все объяснит? Теперь ему не выкрутиться! Но попытка не пытка. – Прошу, выслушай меня, я все тебе объясню. – Да что ты собираешься объяснять? Я отлично знаю, о чем речь, я и сама пару раз играла. – Видишь ли, тут речь идет о необычной охоте, которая… – Кто твоя партнерша? Ингрид или еще кто-то, с кем я еще не имела чести познакомиться? – Да при чем тут Ин… – Да ладно! Хватит уже! Синьорино слишком занят, ему не до меня, он участвует в охоте за сокровищем со своими подружками! Мне это надоело! Всё! – А мне – нет? Ливия бросила трубку. И вовремя, потому что Монтальбано, которого назвали «синьорино», то есть ветреным изнеженным барчуком, чуть с ума не сошел от ярости. В итоге, вместо того чтобы помириться, он наломал еще больше дров. Но, если поразмыслить, вина лежит не на нем одном. Ливия никогда не дает ему договорить, вечно перебивает, а он от этого нервничает. В общем, этим вечером он решил ей не перезванивать. На следующее утро двинул прямиком в больницу Монтелузы. Осмотрев шею, врачи разрешили снять воротник. Комиссар почувствовал облегчение – словно раб, освобожденный от оков.