Но Годимир решил иначе. Он повернулся к одноклассникам, потом посмотрел на меня и спросил: – Вы знакомы? – Заочно, – подтвердил я, уберегая напрягшихся мальчишек от ответа и надеясь все же замириться с ними, а не продолжать эскалацию небольшого конфликта. Подобная враждебность в школе часто приводит к излишнему вниманию, а мне бы этого совершенно не хотелось. Годимир представил нас друг другу, после чего я спросил: – Так, значит, ты теперь учишься в пятом «А»? – Да, – кивнул он. – Меня давно туда зачислили, только вот на учебу я пришел сегодня. А ты в каком? – В пятом «Б», – усмехнулся я. Ведь нас распределили в конфликтующие классы. – Плохо, – расстроился мальчишка и задумчиво добавил: – Может, мне попросить, чтобы меня перевели к вам? Я посмотрел, как напряглись мальчишки, и мысленно улыбнулся. «Почему-то они очень не хотят, чтобы Годимир перевелся из их класса, и как-то много внимания уделяют новичку». – Хотя… – он перевел взгляд на меня, – может, попросить отца, чтобы тебя перевели в мой класс? Я посмотрел на злющих ребят из враждебного класса и решительно отказался. Потому что, как я уже знал, в «А» классы старались отбирать детей из боярских родов, простолюдинов там почти не было. Именно в этом и крылась суть основного конфликта между учениками. Одни с малых лет относили себя к боярской элите, которая вправе считать себя выше других, в том числе и других детей из других классов. Вторые же, напротив, считали себя достойными «А» класса и не соглашались с тем, что «Б» класс чем-то хуже. Конкуренция шла по всем фронтам, начиная с учебного и заканчивая спортивным. И, как мне было известно, пока мой класс шел впереди. Я не почувствовал, что конфликт серьезен, так как показал себя добросовестным учеником и приносил хорошие отметки. Именно поэтому меня не трогали одноклассники. А вот одного из новичков, не желающего нормально учиться, староста каким-то образом приструнила, после чего он перестал получать одни тройки. В новом коллективе я, можно сказать, ужился, поэтому желанием переходить в другой класс совершенно не горел. Это сулило некоторые сложности, предвещало пустую трату времени в бессмысленных конфликтах с двумя классами сразу. – Но почему ты не хочешь? – удивился Годимир. – Не хочу, чтобы ты обращался к отцу с такой просьбой, – сказал я, усмехнувшись. – Ты, как я понял, и так в школе на птичьих правах, поэтому не надо надоедать отцу с этим. Можем нормально общаться на переменах, ведь на уроках необходимо учиться. – Действительно, – задумавшись, произнес Годимир. – Скоро перемена заканчивается, – сказал один из мальчишек моему знакомому. – Надо идти на следующий урок. – Быстро она закончилась, – расстроился Годимир, посмотрев на часы, и обратился ко мне: – У вас сегодня тоже пять уроков? – Шесть. – Плохо, думал встретиться и пообщаться, но меня к тому времени должны забрать. – Да не бери в голову, – посоветовал я. – Давай пообщаемся завтра после обеда, на этом же месте? – Отлично, – обрадовался он. – Договорились! Возвращаясь после перемены в аудиторию, я столкнулся с одной из одноклассниц. Точнее сказать, это она на меня налетела и преградила путь. «Руслана», – вспомнилось ее имя. – Чем обязан? – холодно спросил, поняв, что высокомерная девчонка, не обмолвившаяся со мной ранее ни единым словом, не собирается отходить в сторону. – Ты знаешь Годимира Огнеяра или мне показалось? – прямо спросила она. «Ничего себе заявочка! – удивился я. – Мне думалось, тут не принято выведывать такие вещи. Или она меня вообще ни во что не ставит, раз спрашивает о подобном?» Последняя мысль немного разозлила, но я всего лишь холодно ответил: – Вы можете считать так, как вам это угодно. – Как угодно? – приподняла она бровь. – Я хочу знать наверняка. Или, – она повысила голос, – нашим добрым одноклассникам станет известно, что один из учеников якшается с ашниками. «Юная шантажистка, как будто я в этой школе кого-то боюсь! К тому же все и так скоро узнают, что я общаюсь с Годимиром, так что я и не собирался это скрывать». Ничего не ответив, я обошел девчонку по дуге и прошел мимо. – Ты об этом пожалеешь, – спокойно сказала она мне в спину. – А я все равно узнаю, как ты познакомился с сыном коменданта. Учеба в имперской школе давалась мне довольно легко. Полученные в прошлом мире знания, а также приобретенная с годами способность самостоятельно обучаться позволили быстро и полноценно усваивать информацию, а вскорости стать одним из отличников. Понимая важность получения местных знаний и придавая огромное значение тренировке памяти – ведь мозг, как и мышцы, можно и нужно «прокачивать», – я с ответственностью отнесся к учебе и полноценно работал на каждом занятии. Знания, получаемые на уроках, усваивались быстро, сказывалась хорошая наследственность. Поэтому бо?льшую часть времени я просто-напросто скучал, пока не придумал, как разнообразить свободное время. Первым делом я продолжил тренировать технику волка, поддерживая ее максимальное количество времени в активированном состоянии. После того как это занятие наскучило, перешел к использованию «духовной конечности» и стал учиться поднимать разные предметы без использования рук. Конечно же делал это так, чтобы никто не заметил. Энергии уходило много, однако и навык понемногу тренировался. Обещанные Русланой проблемы не заставили себя долго ждать. Ну как проблемы – просто небольшие сложности. Вернувшись в раздевалку после очередного занятия по физической подготовке, я застал в ней всю мужскую половину класса. Царившее в помещении веселье прекратилось, стоило мне открыть дверь, после чего преисполненный собственной важности Семен произнес: – А что это ты, Иван, избегаешь своих одноклассников? После занятий по ФП всегда задерживаешься и приходишь в раздевалку, когда ее все покинут? – А тебе что, не терпится посмотреть на мой голый зад? – приподняв бровь, спросил я. Послышались сдавленные смешки. Я знал, что оправдываться ни в коем случае нельзя, иначе буду выглядеть виноватым. Лучшая защита – это нападение. – Не переводи тему! – воскликнул мальчишка возмущенно. – Ты всегда переодеваешься после того, как все уйдут! И так происходит после всех занятий по физической подготовке. – Может, он не хочет, чтобы мы видели его синяки, – усмехнулся один из мальчишек. – Все же знают, что его дома избивают. Я опять приподнял бровь. «Несколько раз заметили синяки на моих руках и после этого решили, что меня бьют? Они почему-то не учитывают, что подобные отметки бывают у учеников, практикующих воинские искусства. А ими, пусть даже совсем немного, занимаются все бояре». Пожав плечами, я направился к своему шкафчику. – Да, – подхватил еще один парень. – Я тоже видел синяки, и они не такие, как у Кирилла после драки с ашниками. Ведь Иван, как оказалось, с ними дружит и даже общается. «Вот и привет от Русланы, – усмехнулся я. – Как ожидалось, не очень-то и болезненный». Дети заговорили, а я тем временем стянул майку. Разговоры в раздевалке тут же сменились пораженным молчанием. Мысленно усмехнувшись, я взял мыльно-рыльные принадлежности, повернулся к школьникам и, добавив в голос холода, произнес: – Представление окончено. Все свободны! – после чего направился в душ. Мои задержки в спортивном зале после физической подготовки были обусловлены двумя вещами. Во-первых, тренированное Феофаном тело постоянно нуждалось в хороших физических нагрузках, которых мне, признаться, в последнее время здорово не хватало. Поэтому я использовал местную физкультуру для разминки, а после того как освобождался спортзал, переходил в гимнастический городок и хорошенько там занимался. Это было необходимо, так как у меня не имелось особого желания выделяться, и перед учителями я показывал обычные средние результаты. Вторым фактором, поддерживающим мое нежелание переодеваться в раздевалке с остальными учениками, было огромное количество шрамов, покрывающих тело. Тех самых шрамов, оставленных демоническим оружием и невероятно трудно заживающих, несмотря на использование самых дорогих и современных лечебных зелий. А я, помнится, грешил на Феофана, что он для своеобразного урока сознательно давал мне низкокачественные зелья, не заживляющие шрамы до конца. Но нет, через месяц шрамы почти пропадали, а, по словам Марыси, при систематическом употреблении снадобий от шрамов через полгода не должно было остаться и следа. Но у меня этого времени не было, и приходилось скрытничать. Я не питал иллюзий, что мне удастся долго скрывать шрамы в школьном коллективе, полном любопытных детей, но надежда все же была. Вернувшись из душа, обнаружил пустую раздевалку. Интересно, что они теперь понапридумывают? После обеда я понял, что информация о моих шрамах стала достоянием общественности, это было ясно по тому, сколько учеников провожали меня настороженными взглядами. «А мальчики, оказывается, еще те сплетники, – удивленно подумал я. – Обо мне уже знает не меньше половины школы, почти все младшие классы». Из услышанных вскользь разговоров я понял, что про шрамы школьники знают и почему-то думают, что у меня нет денег на нормальные зелья. Ну или что родственники держат меня в ежовых рукавицах и, часто избивая, не позволяют залечивать шрамы. «Что-то мне не нравится такой поворот ситуации, он выставляет меня слабаком», – нахмурился я. В одном из коридоров школы меня нашел несколько взволнованный Годимир. – Это правда? – спросил он, подходя ближе. – Смотря о чем ты спрашиваешь, – несколько понизив голос, ответил я. – Ну… – мальчишка засмущался, отвел взгляд в сторону, после чего все же собрался с мыслями и посмотрел мне в глаза, – что, у тебя нет денег на нормальные зелья? – Я похож на того человека, у которого нет денег? – приподняв бровь, иронично спросил друга. Мальчишка задумался, окинул меня внимательным взглядом и отрицательно помотал головой, после чего уточнил: – А шрамы?