В детстве. 12 За пятнадцать лет его существования через институт «Гамельн» прошло около тридцати детей. Преступление всегда одно и то же. Убийство. Хотя убили не все из них. Некоторые только проявляли «ярко выраженную склонность к убийству», или их остановили прежде, чем они совершили попытку кого-то убить, или убить им не удалось. Имея в виду возраст виновных, тридцать – значительное число. Рассказ о том, что они совершили, не сопровождался фотографиями, нигде не указывались имена. Личность каждого из них скрывалась в сказке. «Дети превосходят взрослых в жестокости, когда убивают: наивность – вот их маска, – писал Йозеф Кропп. – Прибыв сюда, они вроде бы абсолютно не сознают всю тяжесть того, что совершили или собирались совершить. Но их простодушное поведение может ввести в обман. Представим себе, например, ребенка, который мучает муху. Взрослый отчитает его, но подумает, что то было понарошку, в игре, ведь всегда считалось, будто ребенок не в состоянии понять различие между добром и злом. Однако какая-то часть детского существа осознает, что это неправильно, и испытывает темное садистское удовольствие». Маркус принялся читать, произвольно выбирая листки. Соломенному мальчику было двенадцать лет, и он не испытывал никаких чувств. Мать-одиночка препоручила его дяде с тетей, потому что сама не могла заниматься им. Однажды на игровой площадке он увидел мальчика пяти лет и, воспользовавшись тем, что няня отвлеклась, завлек его за собой на заброшенную стройку. Там привел к спуску в цистерну, закопанную на глубину в несколько метров, и столкнул вниз. Малыш сломал обе ноги, но не умер сразу. Два последующих дня, пока все искали ребенка, думая, что его похитил какой-нибудь взрослый, истинный виновник то и дело возвращался на стройку, садился на краю цистерны и слушал, как малыш внизу плачет и зовет на помощь – ни дать ни взять муха в спичечном коробке. На третий день жалобы стихли. Пороховому мальчику было семь лет. Он долго был единственным сыном, поэтому не принял появления братика, враждебного чужака, затесавшегося в сложившуюся цепочку семейных привязанностей. Однажды, воспользовавшись тем, что мать отвлеклась, он вынул младенца из колыбели, отнес в ванную комнату и погрузил в ванну, полную воды. Мать застала его бесстрастно смотрящим на то, как братик захлебывается, и спасла малыша в последний момент. Даже перед лицом очевидности пороховой мальчик продолжал утверждать, что он ничего не делал. Согласно Кроппу, убийства иногда совершались в состоянии диссоциативного расстройства. «Во время действия происходит самое настоящее бегство от реальности, когда жертва воспринимается как предмет, не как человеческое существо. Этим объясняется амнезия, которая часто следует за преступлением, когда юный преступник не способен вспомнить то, что совершил, испытать жалость или угрызения совести». Маркус понимал, почему власти держали такие случаи в секрете. На них наложили табу. Разглашение подобных историй смутило бы умы. Поэтому были учреждены специальные суды, документы носили конфиденциальный характер, и все происходило под покровом строжайшей тайны. Воздушных мальчиков было трое, всем по десять лет. Их жертвой стал торговый агент, мужчина пятидесяти лет, женатый, отец двоих детей: обычным зимним вечером он ехал по автостраде, возвращаясь домой. Камень, брошенный с виадука, угодил в ветровое стекло машины и раздробил ему череп, оставив на месте лица глубокую яму. Трое малолетних преступников были опознаны в ходе просмотра записей с камеры видеонаблюдения, установленной на мосту. Насколько можно судить, они играли в эту смертельную игру чуть ли не месяц. Повредили несколько машин, но до тех пор оставались незамеченными. Огненному мальчику было восемь лет. Когда он обжег себе руку, взрывая петарду, родители подумали, что это несчастный случай, а он хотел испытать на себе таинственную силу огня – таилось что-то сладостное в самой глубине боли. Он давно заприметил бездомного, который ночевал в брошенной на парковке машине. Машину он поджег, выкрав из отцовского гаража канистру с бензином. Бездомный получил тяжелые ожоги семидесяти процентов тела. Комментируя эти преступления, Йозеф Кропп не оправдывал детей, но пытался выявить глубинную мотивацию. «Многие задаются вопросом, как может ребенок, человеческое существо, по определению считающееся „чистым“, совершить такой бесчеловечный акт, как убийство. Так вот: в отличие от убийств, совершаемых взрослыми, где можно выделить две фигуры, убийцу и жертву, в тех, в которых замешаны дети, жертвой является сам убийца. Обычно – жертвой отца, отсутствующего, слишком строгого или безразличного. Или матери, властной, равнодушной либо совершающей по отношению к сыну развратные действия. Ребенок, подвергающийся домогательствам или насилию в семье, презираемый родителями, косвенно винит во всем этом себя, думая, что заслужил дурное обращение. Поэтому находит сверстника, похожего на себя, ранимого и беззащитного, и убивает его, потому что усвоил: слабейший всегда страдает. В действительности маленький убийца таким образом наказывает самого себя, свою неспособность противиться унижениям». Приводился случай оловянного мальчика, которого с самых ранних лет нещадно били оба родителя, вымещая на нем собственные жизненные невзгоды. Они были слишком уважаемыми людьми, чтобы возбудить подозрения. В глазах посторонних их единственный сын был неловким или попросту невезучим: вечно с ним приключались какие-то мелкие неприятности, отчего он ходил в синяках или с переломами. И вот такой одинокий ребенок нашел себе задушевного друга. Эти отношения внесли позитивную ноту в его существование, он почувствовал себя счастливым, таким, как все. Но однажды обманом завел дружка в подвал бабушкиного дома, связал его и перебил ноги и руки тяжелым молотком. Потом изрезал ножиком. Наконец проткнул живот острой железкой: «Мне пришлось это сделать, ведь он никак не хотел умирать». Маркус, по причине амнезии, пребывал в неведении относительно своей прежней жизни, включая детство, и потому был вынужден задаться вопросом, когда именно он сам понял смысл добра и зла и не был ли он сам в том нежном возрасте способен на столь бессердечное отчуждение. Но не было никакого способа получить ответ. И Маркус снова принялся за поиски истории, которая его интересовала больше всего. Но в бумагах нигде не встречалось упоминания о соляном мальчике и о преступлении, которое он совершил. Пенитенциарий снова оглядел каталоги и кипы документов, громоздившиеся повсюду. Поиски обещали быть долгими. Он обвел комнату лучом фонарика – вдруг что-нибудь бросится в глаза. Луч высветил наполовину открытый ящик деревянного комода. Маркус подошел ближе: ящик был набит старыми видеокассетами. Пенитенциарий вытащил его, хотя что-то мешало. Поставил на пол, нагнулся, изучая содержимое. К торцу каждой видеокассеты была приклеена этикетка: «Агрессивный психоз», «Антисоциальное расстройство личности», «Умственная отсталость, усугубленная тягой к насилию». Их было штук тридцать. Маркус стал просматривать кассеты: нет ли среди патологий чего-то похожего на описание соляного мальчика, данное Николой Гави, – расстройство сексуальной сферы, скрытая агрессия, заметная склонность ко лжи, высочайший коэффициент умственного развития. Он настолько увлекся просмотром, что фонарик выпал у него из рук и покатился по полу. Маркус нагнулся, чтобы его поднять, но кое-что заметил в углу, куда устремился луч. Матрас, брошенный на пол, куча тряпья, стул, прислоненный к стене, на нем – свечи и керосинка. Маркус подумал было, что перед ним лежбище бомжа, но потом заметил под стулом кое-что еще. Пару башмаков. Синих. Не успел он по-настоящему осознать этот факт, как услышал за спиной шорох. Направил на звук луч фонаря. Старик. Он был седым, как лунный свет, глаза светились безмятежной голубизной. Изрезанное морщинами лицо походило на восковую маску. Старик пристально смотрел на Маркуса со странной улыбочкой на губах. Маркус медленно поднялся. Но старик не двигался. Что-то прятал за спиной. Этот человек убил Космо Бардити, пырнул ножом Николу Гави и его самого ударил по затылку на вилле у Аппиевой дороги. А он, Маркус, безоружен. Старик наконец показал, что прячет. Маленькую синюю зажигалку из пластмассы. Этой зажигалкой он перекрестился наоборот и скрылся в темноте. Маркус попытался направить ему вслед луч фонаря, но разглядел только смутную тень, выскользнувшую из комнаты. Поколебавшись немного, бросился за ней, но, едва выйдя в коридор, почувствовал, что запах бензина из старой котельной усилился. Где-то в этом лабиринте вспыхнул огонь. Можно было различить мерцание пламени. Маркус заколебался. Нужно уходить сейчас же, иначе он окажется в западне и сгорит заживо. Но в глубине души он знал, что, если уйдет, не получив ответа, другого способа остановить зло, нависшее над Римом, уже не будет. Поэтому, осознавая всю меру риска, он вернулся в архив. Снова присел перед ящиком, который просматривал раньше, стал быстро перебирать видеокассеты, отбрасывая те, что его не интересовали. Пока наконец одна не привлекла его внимание. На этикетке было написано: «Психопат-всезнайка». Маркус сунул кассету под куртку и побежал к выходу. Коридоры в подвале были все одинаковые и стремительно наполнялись густым, едким дымом. Прикрыв воротом куртки рот и нос, пенитенциарий пытался припомнить, какой дорогой пришел сюда, но задача оказалась чертовски трудной. А луч фонаря уже не мог пробиться сквозь черную стену копоти. Маркус опустился на четвереньки: так было легче дышать. Жара усиливалась, показались языки пламени. Подняв взгляд, он заметил, что весь дым движется в одном направлении, очевидно к выходу. Тогда он встал и пошел туда же. Он задыхался, его сотрясали приступы кашля, такие сильные, что приходилось останавливаться и держаться за стену. Но через некоторое время, показавшееся ему бесконечным, Маркус нашел наконец лестницу, ведущую на верхний этаж. Поскакал по ступенькам, уже охваченным пламенем. Добравшись до первого этажа, понял, что дым вскоре доберется и сюда. Поэтому выйти тем путем, каким вошел, у него не получится: он рискует задохнуться в нескольких шагах от спасения. Немыслимый абсурд. Он понял: чтобы спастись, нужно пробраться наверх, обмануть дым, опередив его. Он вновь очутился на втором этаже и, почти задыхаясь, вбежал в комнату, стены которой украшали сюжеты сказок. Жара, однако, опередила его, была уже невыносимой: обои с рисунками начали сползать со стен. Чувствуя, что времени у него мало, Маркус ударил ногой в деревянный щит, закрывавший окно. Раз, и другой, и третий – а в коридоре уже намечался багровый отсвет, предвещавший вторжение пламени. Щит наконец поддался, вылетел в пустоту. Маркус схватился за подоконник и уже собирался прыгнуть следом, в темноту бурной ночи, когда из-под обоев с рисунками из сказок показалась фигура. Громадная, она вздымалась, словно грозная тень. Человек, в котором не было ничего человеческого. Пустые глазницы, голова волка. 13 От ливня, который ночью обрушился на Рим, утром осталось одно смутное воспоминание. Выцветшее солнце освещало базилику Сан-Паоло фуори ле Мура, Святого Павла за городскими стенами, вторую по величине после собора Святого Петра. Там находится гробница апостола Павла, который, по преданию, принял мученичество и был обезглавлен в нескольких километрах отсюда. Базилика расположена на левом берегу Тибра, за стеной Аурелиана, откуда и происходит ее название. В ней нередко проводят торжественные церемонии, в частности похороны государственного значения. В данный момент там происходило отпевание Пии Римонти и Стефано Карбони, агентов полиции, зверски убитых Римским монстром три дня назад. В церкви было не протолкнуться. Явились высшие полицейские чины, разные должностные лица. Но и простые граждане пришли почтить память жертв ужасающего преступления. Под портиками, окружающими здание, расположились телевизионщики, снимающие церемонию для новостных каналов. Перед входом уже стоял почетный караул полицейских в парадной форме, дожидаясь выноса гробов, чтобы отдать погибшим последние почести. Сандра осталась снаружи вместе со многими другими коллегами и отрешенно наблюдала за происходящим, уверенная, что убийца как раз доволен спектаклем, поставленным в его честь. Она пришла сюда в штатском и взяла маленький цифровой фотоаппарат, на который запечатлевала присутствующих. То же самое делали другие фотографы-криминалисты, смешавшиеся с толпой как внутри базилики, так и снаружи. Они искали лица или жесты, вызывающие подозрение, в надежде на то, что монстр решится присутствовать при отпевании, упиваясь своей свободой и безнаказанностью. Не такой он дурак, подумала Сандра. Его здесь нет. В последний раз она присутствовала на похоронах, когда погиб ее муж. Но навязчивая мысль, владевшая ею в тот далекий день, не имела ничего общего с болью утраты. Следя за погребением Давида, Сандра не могла отрешиться от сознания, что теперь она – вдова, таков ее официальный статус. Определение, никак к ней не подходящее, в ее-то молодые годы. Слово это ее раздражало. Никто еще ни разу не назвал ее так, но сама она не могла не смотреть на себя как на женщину, потерявшую мужа. Только разгадав тайну смерти любимого человека, она отделалась от звания вдовы. И от стесняющего присутствия Давида. Никто в этом не признается, но смерть любимых часто преследует нас, как долг, который невозможно вернуть. Поэтому Сандра до сих пор помнила чувство освобождения, которое испытала, когда Давид наконец-то ее отпустил. Но прошло еще какое-то время, прежде чем она позволила другому мужчине войти в ее жизнь. Совсем другая любовь, совсем другой способ любить. Чужая зубная щетка в ванной, новый запах на соседней подушке. Но сейчас она не была уверена, что Макс ей подходит, и не знала, как сказать ему об этом. Чем больше старалась она убедить себя, что это мужчина ее жизни, полный всяческих совершенств, тем сильнее чувствовала необходимость порвать с ним раз и навсегда. Эти мысли нахлынули с особой силой именно сейчас, в день похорон ее коллеги Пии Римонти. Что, если бы она была в той машине, служившей приманкой, чтобы изловить монстра? Какие образы мелькнули бы перед нею в последние мгновения жизни? О чем бы она пожалела? Сандра боялась ответов на эти вопросы. Но может быть, благодаря таким будоражащим мыслям она, поднимая фотоаппаратик, чтобы запечатлеть небольшую группу людей, заметила, что в кадр попал Иван, возлюбленный Пии, который, странное дело, торопливо удалялся прочь от базилики, не дождавшись конца погребальной церемонии. Проследив за ним взглядом, Сандра увидела, как парень прошел через всю колоннаду, выбрался на боковую улочку и приблизился к припаркованной машине. Даже на таком расстоянии было видно, как он расстроен. Может, не смог совладать с болью, поэтому удрал. Но перед тем как открыть машину, он сделал движение, поразившее Сандру. Яростным жестом выхватил из кармана куртки мобильник и выбросил его в урну. Сандра вспомнила, что пенитенциарий говорил об аномалиях. И как еще можно назвать такое поведение? После минутного колебания она решила пойти поговорить с парнем. До трагедии Сандра видела Ивана всего один раз, тогда он ждал Пию в конце ее дежурства. Но последние два дня он часто появлялся в квестуре. Он никак не мог примириться с произошедшим, винил себя в том, что не сумел защитить свою женщину. – Привет. Ты – Иван, так ведь? – выпалила Сандра. Парень обернулся, посмотрел на нее: