– Человек, которого вы нашли сегодня ночью связанным, с кляпом во рту, на месте, где погиб комиссар Моро… Креспи изумился. Как это стало известно? – И что с этим человеком? – Вы должны его отпустить. – Что? – Вы меня прекрасно поняли. Вы сейчас вернетесь в комиссариат и под предлогом, который сами придумаете, освободите его. – Я… Я не могу… – Конечно можете. Не обязательно устраивать ему побег, достаточно просто показать выход. Я вам гарантирую, что больше вы никогда его не увидите. Как будто он никогда и не присутствовал на сцене преступления. – Есть следы, которые говорят об обратном. Эрриага и об этом позаботился: когда Леопольдо Стрини, эксперт ЛТА, разбудил его утром, «заранее» сообщая о смерти Моро, Батиста велел ему уничтожить все улики, касающиеся единственного человека, выжившего в перестрелке. – Не беспокойтесь ни о чем. Я вам гарантирую, что последствий не будет. Креспи напрягся. По тому, как он сжал кулаки, Эрриага понял, что честный полицейский, живший в нем, не желал поддаваться шантажу. – А если вместо этого я вернусь в комиссариат и признаюсь в том, что совершил четырнадцать лет назад? Если сейчас вас арестую за попытку шантажировать должностное лицо при исполнении служебных обязанностей? Эрриага поднял руки. – Вольному воля. Я ведь не могу вам запретить, – сказал он без малейшего страха и рассмеялся. – Думаете, я пришел говорить с вами, не учитывая подобного риска? Я ведь не настолько глуп. Неужели вам всерьез приходит в голову, будто вы первый, кого я убеждаю такими методами? Вы, наверное, удивляетесь, как я узнал то, что, по вашему убеждению, было известно только вам… Так знайте: такие приемы работают и с другими. И те люди не такие несгибаемые, уверяю вас: они сделают все, чтобы сохранить свои тайны. И если я их попрошу об услуге, им будет трудно отказать. – О какой услуге? – Креспи начинал понимать и заколебался. – У вас прекрасная семья, комиссар. Если вы послушаетесь голоса совести, расплачиваться придется не только вам. Креспи разжал кулаки и понурил голову, признав свое поражение. – Значит, с сегодняшнего дня я должен буду все время озираться в страхе: а вдруг вы снова появитесь и попросите о других услугах. – Знаю, это звучит ужасно. Но попробуйте взглянуть на дело с другой стороны: лучше смириться с некоторым неудобством, чем провести остаток жизни опозоренным, а главное, в тюрьме за убийство с отягчающими обстоятельствами и неоказание помощи. 3 Сандры дома не было. Маркус позвонил в квестуру, думая, что Сандра на дежурстве, но ему ответили, что она взяла отгул. Маркус был вне себя, он должен был ее найти, удостовериться, что с ней все в порядке. Ближе к полудню ему удалось связаться с Клементе. Через ту же самую голосовую почту друг сообщил ему, что монстр, судя по всему, этой ночью снова нанес удар, в Сабаудии. Мужчина, имя которого неизвестно, погиб, женщине удалось убежать и поднять тревогу, но после она исчезла без следа. Чтобы обсудить произошедшее, они договорились встретиться в квартире-эстафете в районе Прати. Маркус пришел первым и стал ждать. Он не знал, почему его так легко выпустили из полиции. В один прекрасный момент дверь камеры, где его заперли, отворилась и вошел комиссар Креспи с протоколами допросов. Дал бумаги Маркусу на подпись с рассеянным видом, как будто дело перестало его интересовать. Потом сообщил, что Маркус свободен и может идти, с условием, что его можно будет отыскать, если понадобится еще раз допросить. Маркусу, который указал фальшивый номер телефона и фальшивый адрес, вся процедура показалась несообразной, какой-то поспешной. Тем более что он оказался свидетелем гибели комиссара Моро. Никакой патруль не сопроводил его домой, по адресу, который он указал, чтобы удостовериться, что он в самом деле там проживает. Никто не порекомендовал обратиться к адвокату. Более того: ни одно должностное лицо не выслушало его версию событий. Вначале пенитенциарий заподозрил ловушку. Потом решил: здесь что-то другое. Чья-то могучая рука. Явно не Клементе. Маркус уже устал от отговорок, от необходимости постоянно действовать с оглядкой, а особенно от того, что ему никогда не сообщают, в чем конкретно заключается смысл его миссии. И едва друг возник на пороге, как Маркус набросился на него: – Что ты от меня скрываешь? – Ты о чем? – пытался защититься тот. – Обо всей этой истории. – Пожалуйста, успокойся. Давай вместе все обсудим; уверен, ты ошибаешься. – Они кончают жизнь самоубийством. – Маркус впал в неистовство. – Ты понимаешь, что я говорю? Последователи Кроппа, те, кто защищает монстра, настолько полны решимости, настолько уверены в своей правоте, что жертвуют жизнью ради достижения цели. Я думал, что судмедэксперт, который выбросился из окна, или старик, сгоревший заживо во время пожара, который он сам устроил, – просто побочные явления, непредусмотренные, но необходимые. Я говорил себе: их приперли к стенке и они избрали смерть. Но нет! Они хотели умереть. Это вид мученичества. – Как тебе могло прийти такое в голову? – ужаснулся Клементе. – Я видел, как это было, – отвечал Маркус, вспоминая, как Ольга дала Фернандо пистолет, сообщив, что по решению Кроппа для него все кончено. – С самого начала у меня возникали сомнения. Речь монстра, записанная в исповедальне базилики Святого Аполлинария; ты, убеждая меня расследовать это дело, говоришь о «серьезной угрозе, нависшей над Римом»… Угрозе для кого? – Сам знаешь. – Нет, я уже больше не знаю ничего. Складывается впечатление, будто с самого начала в мою задачу не входило остановить монстра. Клементе, пытаясь уйти от разговора, направился в кухню: – Я сварю кофе. Маркус удержал его, схватив за плечо: – Человек с головой волка – вот ответ. Это секта, исповедующая некий культ: истинная миссия – остановить их. Клементе посмотрел на руку, вцепившуюся в его плечо. Он был изумлен, разочарован. – Постарайся сдерживать себя. Но у Маркуса не было такого намерения. – Тех, кто руководит мною, тех, кто три года передает мне указания через тебя и кого я ни разу не видел в лицо, вовсе не интересует судьба юношей и девушек, которых уже убили или, возможно, скоро убьют. Им важно одно: противодействовать той религии зла. А меня они в очередной раз использовали. Точно то же было с делом монахини, убитой и расчлененной в садах Ватикана. Тогда перед ним возникла глухая стена. И Маркус этого не забыл. «Hic est diabolus». Сестра, сказавшая это, наверное, была права: дьявол проник в Ватикан, но случилось это гораздо раньше. – Происходит то же самое, что и тогда, когда я искал человека с серой сумкой. И ты – их сообщник, – бросил Маркус обвинение. – Ты несправедлив. – В самом деле? Тогда докажи, что я ошибаюсь: позволь поговорить с теми, кто отдает приказы. – Ты знаешь, что это невозможно. – Ну да, правда. «Нам не пристало спрашивать, нам не пристало знать. Нам пристало только повиноваться», – повторил он слова, которые не раз произносил Клементе. – Но на этот раз я спрошу и добьюсь ответа. – Он схватил за грудки человека, которого всегда считал другом; человека, который, когда он, потеряв память, валялся на больничной койке, вернул ему воспоминания и имя; человека, которому он всегда доверял, и прижал его к стене. Он сам удивился такому своему движению, Маркус не считал себя способным на это, но уже переступил черту и не мог остановиться. – За все эти годы, штудируя человеческие грехи, собранные в архиве пенитенциариев, я научился распознавать зло, но усвоил также, что каждый из нас виновен и для прощения недостаточно осознания вины. Рано или поздно придется платить по счетам. И я не хочу отвечать за чужие грехи. Кто они – те, кто решает за меня? Кто эти прелаты, контролирующие мою жизнь? Где этот «высший уровень»? Я хочу знать! – Прошу тебя, отпусти. – Я вручил им свою жизнь, я имею право! – Прошу тебя… – Я не существую; я смирился с тем, что я невидим; я отказался от всего. И теперь ты скажешь мне, кто… – Я не знаю! Эти слова вырвались у Клементе невольно, в них звучало отчаяние, но также и тоска. Маркус пристально вгляделся. Взгляд у друга был ясный: он говорил искренне. Это тягостное признание, это «я не знаю», невольно вырвавшееся в ответ на неистовые вопросы, разверзло между ними бездну. Маркус мог ожидать чего угодно, даже того, что приказы для него передает папа собственной персоной. Но только не этого. – Распоряжения поступают ко мне на голосовую почту, точно так, как я передаю их тебе. Всегда тот же голос, но больше я ничего не знаю. Маркус, смертельно бледный, отпустил его: – Как это возможно? Ты научил меня всему, что я знаю, открыл мне тайны ордена, помог постичь мою миссию. Я думал, у тебя большой опыт… Клементе сел за стол, обхватил голову руками: – Я был сельским священником в Португалии. Однажды пришло письмо. На нем стояла печать Ватикана: я обязан был выполнить все, что требовалось от меня. Внутри находились инструкции: нужно найти человека, лежащего в больнице в Праге и потерявшего память, и передать ему два конверта. В одном – фальшивый паспорт и деньги, чтобы начать жизнь с нуля, во втором – билет на поезд до Рима. Если он выберет второй, я получу дальнейшие указания. – Каждый раз, когда ты учил меня чему-то новому… – …я сам только что это узнавал. – Клементе вздохнул. – Я так и не понял, почему выбор пал на меня. Я не блещу особыми дарованиями, у меня нет никаких амбиций, я не стремлюсь сделать карьеру. Я был счастлив в моем приходе, с моей паствой. Крестил, венчал, каждый день совершал литургию. И вот пришлось все бросить. – Он поднял взгляд на Маркуса. – Я скучаю по своей прежней жизни. Я тоже одинок. Пенитенциарий не мог поверить. – Значит, все это время…