Маркус сделал шаг вперед и увидел, что лежит у нее на ладони. Образок святого Михаила Архангела, сжимающего огненный меч. – Он сказал, что это важно. И что ты поймешь. Маркус вспомнил, как, обуреваемый гневом, швырнул образок в лицо другу. Неужели правда, что они распрощались так? Это повергло его в еще более глухое отчаяние. – Мне пора, – проговорила Сандра. Подошла и вложила ему в руки образок Клементе. Потом поднялась на цыпочки и крепко поцеловала его в губы. Долгим, бесконечным поцелуем. – В другой жизни, – сказала она потом. – В другой жизни, – обещал Маркус. Поздним вечером он вернулся в мансарду на улице деи Серпенти. Закрыл дверь, но свет зажигать не стал. В окно проникало слабое сияние, исходившее от простирающихся вдаль крыш Рима. Вот теперь он одинок совершенно. Окончательно. Ему было грустно. Но если бы Сандра продлила тот поцелуй и прощание обернулось бы чем-то иным, может быть ее стремлением быть любимой, как бы он повел себя? Много лет тому назад он дал клятву, принес обет целомудрия и послушания. Готов ли он нарушить обет? И кем бы он после этого стал? Он – охотник во мраке. Это не профессия, это его природа. Зло не просто поведение, причиняющее вред и вызывающее отрицательные эмоции. Зло – это измерение. И пенитенциарию удавалось проникнуть в него, видя то, чего не видят другие. И в картине, которая сложилась у него в голове, все-таки чего-то не хватало. Кем был тот человек, с которым Сандра встречалась в Колизее? Как вышло, что он был в курсе полицейских расследований? А главное: как он узнал о Маркусе и пенитенциариях? Он должен ответить на эти вопросы. У охотника во мраке нет выбора. Но начнет завтра, сегодня он слишком устал. Он включил маленькую лампу, стоявшую рядом с раскладушкой. Первое, что бросилось в глаза, – фотограмма мужчины с серой сумкой через плечо. Того, кто убил монахиню. Он не мог не вспомнить, что трения с Клементе начались именно из-за расчлененного трупа, найденного в садах Ватикана, и особенно из-за того, что Маркус так настойчиво добивался встречи с вышестоящими лицами. Как же он был тогда несправедлив. Отчаянное «не знаю» друга все еще звучало у него внутри. Он вспомнил об образке, который Клементе пожелал вернуть ему перед смертью, – святой Михаил Архангел, покровитель пенитенциариев. Пришло время снова надеть его. Маркус полез в карман, но вместе с образком вытащил и свернутый кусочек картона. Даже не сразу вспомнил, что это карта, которую ему дал Кропп. То и другое завещали люди, находящиеся на пороге смерти. Маркус собирался уже выкинуть карту, настолько нестерпимым казалось ему сравнение. Но прежде чем порвать картонку, все-таки заставил себя взглянуть на нее в последний раз. Центр Рима, маршрут, проложенный от улицы дель Манчино до площади Испании, прямо к подножию лестницы, ведущей к церкви Тринита-деи-Монти. Пеший маршрут, путь больше километра. «Поймешь и удивишься», – сказал старик. Но что может таиться в самых знаменитых, самых посещаемых местах Рима? Что за тайну можно хранить на глазах у всех? Раньше Маркус думал, что это ловушка, способ отвлечь его от основной цели: найти Виктора. Теперь он посмотрел на дело под другим углом. Если бы Кропп хотел его обмануть, то отправил бы в самый отдаленный и затерянный уголок города. Отправлять его в центр не имело смысла. «Конец твоей сказки, мальчик без имени». Только как следует вглядевшись в карту, Маркус заметил одну деталь. Именно: аномалию. Маршрут, обозначенный красным, не всегда проходил по улицам. Несколько раз создавалось впечатление, будто он пересекает дома. Не сверху, сказал себе Маркус. Внизу. Маршрут пролегал под землей. 14 В Риме наблюдалось странное брожение. Толпы людей переполняли улицы, никто не хотел идти спать. Город праздновал конец кошмара, связанного с монстром. Самым необычайным явлением были памятные места, которые устраивались практически во всех кварталах. Кто-то выбирал подходящий уголок, клал цветы, зажигал свечу в память жертв, и через короткое время там уже скапливалось неимоверное количество плюшевых игрушек, фотографий, записок. Люди останавливались, брались за руки, многие молились. Все церкви были открыты. Те, которые обычно посещались одними туристами, заполонили верующие. Никто не стеснялся благодарить Бога. Выставляющая себя напоказ радостная вера. Такой она являла себя в глазах Маркуса. Но он не мог влиться в этот карнавал – пока еще нет. Улица дель Манчино находилась рядом с площадью Венеции. Пенитенциарий подождал, пока схлынет толпа, и спустился в канализационный люк капитолийского коллектора, который, кстати, соответствовал началу маршрута, указанного на карте Кроппа. Отодвинув чугунную крышку, он увидел лесенку, спускавшуюся на несколько метров и достигавшую дна. Только преодолев последнюю ступеньку, он включил фонарь. Осветил узкую галерею, по которой проходила труба. Стены состояли из отложений, относящихся к разным эпохам. Слои бетона и гумуса, но также туфа и травертина. Виднелся даже слой глиняных черепков, оставшихся от разбитых амфор. Во времена древних римлян битую посуду часто использовали как строительный материал. Маркус пошел вперед, светя фонариком то на рытвины у себя под ногами, то на карту, которую держал в руке. На пути ему встретилось много развилок, иногда было нелегко сориентироваться. Но в какой-то момент он оказался перед галереей, которая не имела никакого отношения к коллектору, а была вырыта на много веков раньше. Он свернул туда. Через несколько метров заметил, что стены покрыты надписями. На греческом, латинском и арамейском. Некоторые слова стерлись от времени и от сырости. Катакомба, подумал он. Христианские или еврейские кладбища, которых было немало в разных районах Рима. Самые древние возникли во II веке после Рождества Христова, когда вышел запрет погребать мертвецов в пределах городских стен. Странно, что такая катакомба находится в двух шагах от площади Испании, подумал он. Христианские катакомбы обычно посвящались какому-нибудь святому. Самая знаменитая заключала в себе гробницу святого Петра, на глубине в несколько метров под базиликой, которая является символом католицизма. Как-то раз они ходили туда с Клементе, и тот рассказал, как в 1939 году были найдены останки апостола. Продвигаясь вперед, Маркус все время освещал стены фонариком, надеясь увидеть какой-нибудь знак, который подсказал бы ему, где он находится. Он увидел фигурку в самом низу. Она была высотой в несколько сантиметров. Маркус даже не сразу узнал ее: вначале показалось, будто это изображенный в профиль шагающий человечек. Потом разглядел голову волка. Фигурка словно приглашала следовать за ней. Маркус так и сделал. По мере продвижения вперед символы повторялись, изображались на большей высоте, становились крупнее. Эта древняя настенная роспись, которую кто-то озаботился сделать, обещала в конце пути какое-то знаменательное открытие. Когда человек с головой волка достиг его роста, Маркусу показалось, что они шагают рядом. Мерзкое ощущение. В нескольких метрах над его головой люди шли по улицам, неся в сердцах вновь обретенную веру. А он здесь, внизу, идет бок о бок с демоном. Он вышел в круглую залу, что-то вроде колодца: дальше хода не было. Свод низкий, но пенитенциарий отметил, что здесь можно стоять свободно, не сгибаясь. Антропоморфная фигура с головой волка назойливо повторялась по всей окружности стен. Маркус осветил одно за другим все эти существа, похожие друг на друга, как близнецы. Пока не добрался до последнего в ряду. И замер, изумленный. Фигура была другой. Волчья голова снята, лежит рядом, как маска. Под личиной всегда скрывалось человеческое лицо. Лицо, Маркусу хорошо знакомое, ведь священник видел его тысячу раз. Под маской скрывался лик Иисуса Христа. – Да, они христиане, – раздался мужской голос у него за спиной. Маркус резко обернулся, направил фонарь. Мужчина заслонил лицо рукой, но только потому, что свет ослепил его. – Будь так добр, опусти фонарь, пожалуйста. Пенитенциарий подчинился, и мужчина тоже опустил руку. Маркус понял, что уже видел его при других обстоятельствах, той ночью в Судилище душ. Адвокат Дьявола. А вот Батиста Эрриага видел его впервые. – Я надеялся, что ты не дойдешь до этого места, – признался он, думая о том, что раскрыт и третий уровень тайны. – Что это значит: «они христиане»? – спросил Маркус у человека, одетого в черное, но с кардинальским крестом и перстнем. – То, что они верят в Господа Христа точно так же, как мы с тобой. Даже, может быть, их вера более крепкая и плодоносная, чем наша, Маркус. Этот человек знал его имя. – Зачем тогда защищать зло? – Ради добра, – отвечал Эрриага, отдавая себе отчет в том, что такие рассуждения не для слуха профанов. – Видишь ли, Маркус, во всех великих религиях, исповедующих монотеизм, Бог благ и зол, благосклонен и мстителен, милосерден и безжалостен. Так у евреев, так у мусульман. Только христиане в какой-то момент своей истории стали отличать Бога от дьявола… Бог должен быть только благ, непременно благ. И мы до сих пор расплачиваемся за этот выбор, это заблуждение. Мы запрятали от человечества дьявола, как заметают мусор под ковер. Ради чего? Мы отпустили Богу Его грехи, только чтобы оправдать самих себя. Все это продиктовано крайним эгоизмом, тебе не кажется? – Значит, Кропп и его приспешники лишь притворялись сатанистами. – Если истинный Бог и благ, и зол, что такое сатанизм, как не другая форма поклонения Ему? В преддверии тысячного года – в 999-м – некоторые христиане образовали Братство Иуды. Они утверждали то, что уже со всей очевидностью следовало из Священного Писания: что без апостола-предателя не было бы Страстей Христовых, а без Страстей не было бы и христианства. Иуда – воплощавший зло – оказался необходим. Они поняли: чтобы поддерживать веру в сердцах людей, нужен дьявол. И придумали символы, которые потрясли умы: что такое 666, если не перевернутая цифра 999? И перевернутые кресты остаются крестами! Вот этого-то люди и не видят, не понимают. – Братство Иуды, – повторил Маркус, думая о секте Кроппа. – Зло помогает распространять веру, – вдруг понял он и ужаснулся. – Ты сам видел, что творится в городе сегодня ночью. Ты хорошо разглядел молящихся, мужчин и женщин? Заглянул им в глаза? Они счастливы. Сколько душ спасено благодаря Виктору? Говори с ними о добре, и они пройдут мимо. Покажи им зло, и они обступят тебя. – А как же погибшие? – Если мы созданы по образу и подобию Божьему, значит и Он может быть злым. Воинству, чтобы оно существовало, нужна война. Не будь зла, людям не нужна была бы Церковь. А во всякой войне бывают жертвы.