– Тогда Диана и Джорджо, двое полицейских, немецкая пара, Макс, Космо Бардити… Они неизбежный побочный эффект? – Ты несправедлив. Хочешь – верь, хочешь – нет, но и я пытался остановить бойню, точно так же, как ты. Но по-своему, имея в виду высшие интересы. – Какие? – с вызовом осведомился пенитенциарий. Эрриага пристально вгляделся в собеседника: не любил, когда его провоцируют. – Как ты думаешь, кто отдал Клементе приказ поручить тебе расследование по делу монстра после того, как мы получили послание, записанное на магнитофон в исповедальне базилики Святого Аполлинария? Маркус был выбит из колеи. – Ты всегда хотел увидеть воочию тех, кто руководит тобой. – Батиста Эрриага ткнул себя в грудь обеими руками. – Вот он я: кардинал Батиста Эрриага. Все это время ты работал на меня. Маркус не знал, что сказать. Гнев и горечь брали верх над рассудком. – Ты с самого начала знал, кто такой соляной мальчик, и не предоставил мне возможности быстро остановить его. – Все не так просто: Кроппа и его людей нужно было остановить первыми. Теперь Маркусу все стало ясно. – Разумеется. Ведь тебя заботило только одно: как бы не узнали, что Церкви известно о существовании Братства Иуды. Секты, которая верит в того же Бога, что и мы: секрет слишком постыдный. Эрриага отметил, что у человека, стоящего перед ним, – которого он нашел в Праге, беспамятного, на больничной койке, с пулевым отверстием во лбу, и обучил через Клементе, – у этого человека очень сильная натура. Эрриага поздравил себя: он сделал хороший выбор. – Начиная с Иннокентия Третьего и далее папу определяют как «укротителя монстров». Смысл этих слов ясен: Церковь не боится столкновения ни с собственной историей, ни с самой низменной и презренной частью человеческой природы – грехом. Когда наши противники хотят нас уязвить, нам ставят в укор роскошь, забвение заветов Христа, который проповедовал бедность и милосердие к ближнему. Теперь они утверждают также, что дьявол вошел в Ватикан… Hic est diabolus, вспомнил Маркус. – И они правы, – неожиданно заключил Эрриага. – Ведь только мы в силах сдержать зло. Помни об этом. – Сказать по правде, я не уверен, что захочу и дальше принимать участие в ваших делах… – Маркус направился к туннелю, который выводил наружу. – Неблагодарный! Это я тотчас же отправил Клементе к Сандре Веге, как только узнал из своих источников, что мужчина, убитый в Сабаудии, – ее друг. Я понял, какая опасность ей грозит, и действовал соответствующим образом. Твоя женщина жива благодаря мне! Пенитенциарий не поддался на провокацию и прошел мимо кардинала. Потом остановился, обернулся в последний раз: – Добро – исключение, зло – правило. Ты сам меня этому научил. Батиста Эрриага звонко расхохотался, и эхо разнесло отголоски по всему подземелью. – Ты никогда не будешь жить, как все. Ты не сможешь стать другим. Ты такой, как есть. Это твоя природа. И добавил два слова, от которых Маркус содрогнулся: – Ты вернешься. Эпилог Укротитель монстров – Ты почти готов, – однажды мартовским утром объявил Клементе. – Остался один, последний урок. – Не знаю, так ли это, – отвечал Маркус, все еще полный сомнений. – Мигрень все еще мучает меня, и кошмар повторяется. Тогда Клементе порылся в карманах. Вынул металлический образок из тех, какие можно купить за гроши на лотках у площади Святого Петра, и предъявил Маркусу, словно реликвию невероятной ценности. – Это святой Михаил Архангел, – объяснил он, указывая на ангела с огненным мечом. – Он изгнал Люцифера из рая, низверг его в ад. – Клементе вложил образок Маркусу в руку. – Он – покровитель пенитенциариев. Надень образок на шею и носи всегда, это поможет. Маркус принял дар, в надежде, что действительно получит защиту. – И когда же состоится мой последний урок? Клементе улыбнулся: – Когда придет время. Маркус не понял смысла этих слов. Но был уверен, что наступит день, когда все станет ясно. В конце февраля в Лагосе термометр показывал сорок градусов при влажности восемьдесят пять процентов. Второй по величине город в Африке после Каира насчитывал более двадцати одного миллиона жителей, и это число увеличивалось тысячи на две в день. Такой феномен можно было наблюдать невооруженным глазом: во время своего пребывания здесь Маркус отмечал, как прирастает бидонвиль, вид на который открывался из его окна. Он выбрал жилище на окраине, над мастерской по ремонту грузовиков. Комната была небольшая, и хотя Маркус привык к сутолоке нигерийской столицы, жара мешала ему спать по ночам. Вещи его были сложены в стенном шкафу, у него был холодильник семидесятых годов и крохотный кухонный угол, где он готовил еду. Вентилятор на полу ритмично жужжал, будто огромный шершень. Несмотря на неудобства, он себя чувствовал свободным. Маркус жил в Нигерии около восьми месяцев, но в последние два года все время переезжал из страны в страну. Парагвай, Боливия, Пакистан, потом Камбоджа. Охотясь за аномалиями, он разрушил сеть педофилов, в Гуджранвале остановил гражданина Швеции, который выбирал самые бедные страны, чтобы дать там волю своей потребности убивать, при этом не опасаясь ареста; в Пномпене обнаружил больницу, где у неимущих крестьян за несколько сотен долларов покупали органы для перепродажи в страны Запада. Сейчас он выслеживал банду, которая занималась торговлей людьми: почти сто женщин, мужчин и детей пропали за последние несколько лет. Он начал взаимодействовать с людьми, общаться с ними. К этому он стремился долгое время. Не мог забыть, как страдал в Риме, чувствуя себя отторгнутым от человеческого рода. Но и сейчас его склонность к одиночеству порой брала верх. И прежде чем могли завязаться прочные отношения, он собирал рюкзак и отправлялся в путь. Боялся слишком увлечься. Ведь единственные отношения, построенные на личных чувствах, какие удалось ему установить после потери памяти, оставили горький осадок. Он еще вспоминал Сандру, но все реже и реже. Иногда задавался вопросом, где она, счастлива ли. Но не осмеливался воображать кого-то рядом с ней: близкого человека, с которым можно обменяться мыслями. Это причинило бы ненужную боль. Зато ему случалось часто говорить с Клементе. Диалог, напряженный и конструктивный, происходил в мыслях. Маркус говорил другу все, что не сумел или не захотел сказать при его жизни. И только когда вспоминал о последнем уроке, который так и не был преподан, все сжималось у него внутри. Два года назад он отказался от сана. Но очень скоро убедился, что это не работает. Можно отказаться от чего угодно, только не от своей природы. Эрриага оказался прав: что бы он ни делал, куда бы ни ехал, себя изменить не мог. С этим ничего нельзя было поделать, несмотря на мучительные сомнения. Время от времени, наткнувшись на заброшенную церковь, он заходил туда и служил литургию. Иногда происходило нечто необъяснимое. Во время мессы кто-то неожиданно появлялся и слушал. Маркус не был уверен, что Бог воистину существует, но понимал, что необходимость в Нем объединяет людей. Высокий негр следил за ним почти целую неделю. Маркус снова заметил его, когда бродил по шумному, пестрому рынку Балогун. Он держался на расстоянии метров десять. Место было бойкое, настоящий лабиринт, там торговали всем, чем угодно, и было легко слиться с толпой. Но Маркусу не понадобилось много времени, чтобы его вычислить. Из того, как этот человек проводил слежку, можно было сделать вывод, что у него мало опыта в таких делах, но кто его знает. Вдруг преступная группировка, которой он занимался, узнала о нем и приставила шпиона. Маркус остановился у ларька, где торговали напитками. Расстегнул воротник белой льняной рубашки и попросил стакан воды. Пока пил, вытер шею носовым платком и заодно огляделся. Человек тоже остановился и делал вид, будто рассматривает цветные ткани, выложенные на прилавок. На нем была светлая туника, в руках – матерчатая сумка. Надо что-то предпринять, решил Маркус. Он подождал, пока голос муэдзина не начнет созывать правоверных на молитву. Часть продавцов и покупателей замерли, ибо половина населения Лагоса – мусульмане. Воспользовавшись этим, Маркус ускорил шаг и углубился в лабиринт узких переулков. Тот человек последовал за ним. Он был в два раза крупнее, и Маркус не думал, что сможет одолеть его в рукопашной, к тому же не знал, есть ли у него оружие, но опасался, что есть. Нужно схитрить. Маркус свернул в пустынный проулок и спрятался за навесом. Подстерег проходящего мимо, прыгнул ему на спину и опрокинул вниз лицом. Всем своим весом прижал к земле, стиснул горло обеими руками. – Почему ты следишь за мной? – Подожди, дай сказать. – Гигант не стремился высвободиться, только пытался ослабить хватку, чтобы не задохнуться. – Это они тебя послали? – Не понимаю, – прохрипел негр на ломаном французском. Маркус сильнее стиснул ему горло: – Как ты меня нашел? – Ты священник, да? Услышав эти слова, Маркус немного ослабил хватку. – Мне сказали, кто-то спрашивает о пропавших людях. – Двумя пальцами он вытащил из-под туники кожаный шнурок, на котором висел крестик. – Ты можешь верить мне, я – миссионер. Маркус не был уверен, что он говорит правду, но все-таки отпустил его. С некоторым трудом негр развернулся и сел. Потом схватился рукой за горло и закашлялся, пытаясь перевести дух. – Как тебя зовут? – Отец Эмиль. Маркус протянул ему руку, помог встать. – Почему ты следил за мной? Почему было просто не подойти? – Потому что сначала хотел убедиться, правду ли говорят о тебе.