Каналес был совершенно спокоен. Легким движением руки он вынул из кармана смокинга большой бумажник и швырнул его на стол перед крупье. - Десять кусков, - сказал он скрипучим голосом. - Это моя высшая ставка. Всегда. Крупье взял бумажник, открыл его, вынул две пачки новеньких банкнот, соединил их в одну, закрыл бумажник и подвинул по краю стола в сторону Каналеса, Каналес не взял его. Все, кроме крупье, застыли. - Ставлю на красное, - прозвучал голос девицы. Крупье, нагнувшись над столом, очень аккуратно сложил вместе ее деньги и фишки. Потом поместил ее ставку на красный квадрат и прикоснулся к колесу рулетки. - Если господа не против, мы сыграем вдвоем,- произнес Каналес, не глядя на присутствующих. Головы закивали, никто не проронил ни слова. Крупье привел колесо в движение и легким жестом левой руки бросил шарик в желобок; он побежал по его поверхности. Глаза рыжеволосой заблестели, рот медленно приоткрылся. Шарик помчался по желобу, перепрыгнул через один из металлических ромбов, скатился по наклонной плоскости круга рулетки и застучал по рубчикам отверстий, расположенных рядом с номерами. Внезапно он с сухим треском остановился и лег рядом с двойным зеро, на красном поле с номером 27. Крупье поднял лопатку, медленно подвинул две стопки банкнот в направлении ставки и отправил все это туда, где стояла девушка. Каналес вложил бумажник во внутренний карман смокинга, повернулся, медленно приблизился к двери и покинул зал. Я разжал пальцы, судорожно стискивающие барьер. Присутствующие толпой направились к бару. Лю отыскал меня, когда я уже сидел в углу за небольшим столиком и не спеша потягивал вторую порцию текилы. Оркестр играл какое-то вялое танго, пара танцующих несмело двигалась по паркету. Лю был в кремовом пальто с поднятым воротником, из-под него виднелось белое шелковое кашне, Лицо его сияло от тщательно скрываемого удовольствия. На его руках были белые, свиной кожи перчатки; положив одну из них на стол, он наклонился ко мне. - Почти двадцать две тысячи, - сказал он тихо. - Вот это выигрыш! - Да, неплохая сумма, Лю. На какой машине ты сюда приехал? - Тебе что-то не понравилось? - Ты имеешь в виду игру? Я не смыслю в рулетке, Лю. Мне не понравились манеры твоей девки. - Это не девка, - запротестовал Лю. В его голосе звучало беспокойство. - О'кей. Каналес рядом с ней выглядел лордом. Так какая у тебя машина? - Большой зеленый «бьюик». У него большие фары и два подфарника укреплены на бампере. - Он казался обеспокоенным. - По городу поедешь - не гони. Так, чтобы у меня был шанс присоединиться к кавалькаде. Лю взял со стола перчатку. Рыжей нигде не было видно. Посмотрев на часы, я поднял голову, у столика стоял Каналес. Его лишенные выражения глаза смотрели на меня поверх экзотических усиков. - Вам не нравится мое заведение, - сказал он. - Совсем наоборот. - Вы пришли сюда не ради игры. - Он скорее утверждал, чем спрашивал. - Разве это обязательно? - попробовал пошутить я. На его лице промелькнула едва заметная усмешка. Он слегка наклонился ко мне: - Вы, наверное, детектив. - Да нет, просто частный сыщик. И не слишком проницательный. Пусть вас не вводит в заблуждение мой высокий лоб. Пальцы Каналеса сплелись на спинке стула, сильно сжав ее. - Тебе не стоит больше сюда приходить, даже по делу, - проговорил он тихо, почти ласково. - Я не люблю ищеек. Я внимательно посмотрел на вынутую изо рта сигарету, затем поднял глаза: - Я слышал, как вас только что оскорбили; вы не ответили. Ну что ж… Я тоже пропущу мимо ушей сказанное вами. Он повернулся и отошел, слегка переваливаясь. Ноги он ставил носками врозь, плотно прижимая подошвы к полу. В его походке и лице было что-то негритянское. Я летал и через большие двойные белые двери вышел в полутемный холл; взял в гардеробе пальто и шляпу, оделся. Следующие двойные двери привели меня на веранду. В воздухе висел морской туман, каплями оседавший на согнутые ветром кипарисы. Отсюда был виден большой кусок газона, полого уходящего в темноту. Море было скрыто пеленой тумана. Моя машина стояла на улице, по другую сторону дома. Надвинув шляпу на глаза, я бесшумно прошел по замшелой, влажной дорожке, свернул за угол веранды и застыл. Стоящий передо мной мужчина держал в руке револьвер; меня он не видел. Оружие, прижатое к плащу на уровне бедра, казалось очень маленьким в его большой руке. Это был здоровенный детина; он стоял совершенно неподвижно, слегка привстав на носки. Медленным движением я поднял правую руку, расстегнул две верхние пуговицы пальто, вытащил длинноствольный револьвер тридцать восьмого калибра и переложил его в боковой карман. Стоящий впереди меня тип поднес левую руку к лицу и затянулся скрытой в ладони сигаретой; ее огонек на секунду осветил массивную челюсть, широкие ноздри и резкие, агрессивные линии носа - лицо человека, для которого драка была привычным делом. Он отбросил сигарету, затоптал ее, и в этот момент я услышал сзади тихие, легкие шаги. Повернуться я уже не успел. Что-то просвистело в воздухе, и я погрузился во тьму… III В себя я пришел от холода. Голова страшно болела, я насквозь промок. Ощупав голову, обнаружил за левым ухом шишку; крови не было - меня оглушили дубинкой. Поднявшись, я увидел, что лежал в нескольких шагах от дорожки, между двумя деревьями, покрытыми каплями росы. Задники моих штиблет были в грязи - меня оттащили с дорожки, но не слишком далеко. Проверив содержимое карманов, я обнаружил, что револьвер, конечно же, исчез, но остальное было на месте. Исчезло только мое оружие - вместе с заблуждением, что все это мероприятие было сплошным удовольствием. Я огляделся вокруг, но никого и ничего интересного в тумане не заметил. Вдоль глухой стены здания я дошел до растущих кружком пальм у входа в узкую аллею, именно там была оставлена моя машина - старый кабриолет марки «мармон», модель 1925 года. Он все еще служил мне средством передвижения. Я вытер тряпкой сиденье, сел в машину, заставил мотор заработать и с тарахтением доехал до прямой и пустой улицы, посреди которой были проложены совершенно бесполезные трамвайные рельсы. Я доехал до бульвара Каденс, главной улицы Лас-Олинас, получившей свое название от имени человека, когда-то построившего дом, который теперь принадлежал Каналесу. Очень скоро я был уже в центре города. Миновав жилые дома, вымершие магазины, ночную бензоколонку, я наконец добрался до аптеки, которая в это время суток работала. Пристроив свою машину за стоящим у входа роскошным лимузином, я вышел, заметив, что у стойки стоит какой-то тип без шляпы. Он разговаривал с одетым в голубую куртку продавцом. Казалось, они были очень увлечены разговором. Я двинулся к дверям, однако задержался и еще раз бросил взгляд на элегантный лимузин. Это был большой «бьюик», при дневном освещении, наверное, зеленый. У него были две большие фары и два желтых подфарника на никелированных кронштейнах, укрепленных на бампере. Стекло со стороны места водителя было опущено. Я вернулся к своей машине, взял фонарик и, заглянув внутрь «бьюика», повернул к себе рамку с регистрационной карточкой. Машина была зарегистрирована на имя Лю Н. Харгера. Я вошел в аптеку. У стены была стойка с напитками. Я купил у субъекта в голубом бутылку водки, поставил ее на стойку и начал открывать. У прилавка было десять свободных столиков, однако я уселся рядом с человеком без шляпы. Он очень внимательно рассматривал меня в висящем напротив зеркале. Я заказал маленький черный кофе, добавил в него порядочную порцию водки и через минуту почувствовал согревающий эффект. Затем внимательнее присмотрелся к своему соседу. Ему было лет двадцать восемь; довольно редкие волосы, здоровое, румяное лицо, вызывающие доверие глаза и не очень чистые руки. Он не производил впечатления человека, который много зарабатывает. Одет он был в серую куртку из шерстяной ткани в рубчик и не подходящие к ней спортивные брюки. - Это ваш дредноут стоит у магазина? - спросил я тихо и почти равнодушно. Он сидел неподвижно, крепко сжав губы. - Нет, моего брата, - ответил он помедлив. - Выпьем? Я старый приятель твоего брата. Он медленно кивнул, проглотил слюну, протянул руку за бутылкой и разбавил ее содержимым кофе. Выпил залпом. Потом вынул смятую пачку сигарет, вставил одну в рот, дважды безуспешно чиркнул спичкой, наконец зажег ее о столешницу и затянулся с показной легкостью, которая, как он понимал, не произвела на меня никакого впечатления. Я наклонился к нему. - Это не обязательно преступление, - сказал я почти ласково. - Да? - буркнул он. - Тогда в чем дело? Продавец боком подвинулся поближе к нам. Я заказал еще кофе, долил его водкой и отпил немного. - У хозяина этой машины нет брата, - сказал я, глядя в спину продавца. Он старался держать себя в руках. - Думаешь, машина ворованная? - Нет. - Считаешь, это я ее украл? - Нет. Я только хочу, чтобы ты рассказал мне все. - Ты сыщик? - Да, но ты не волнуйся, это не допрос. Он сильно затянулся, помешивая ложечкой в своей пустой чашке.