- Пойдемте домой, - сказал я. У меня впереди был еще остаток дня и длинная ночь. Юнона отодвинула стул и встала. - Мне надо подпудрить нос, Майк. Я смотрел, как она удаляется от меня, покачивая бедрами и изящно ступая. Я был не единственным наблюдателем. Размалеванная с ног до головы девица прислонилась к стене за моей спиной и тяжелым взглядом следила за каждым шагом Юноны. Она была плодом, выросшим в сумерках так называемого эстетического мира. Я поймал на себе ее взгляд и понял, что со мной вступили в соперничество, - Юнона понравилась ей. Юнона вернулась через минуту, лицо ее было сурово; я не удержался и рассмеялся ей в лицо. Растаявший было снег опять пошел всерьез. Поток транспорта развозил по домам служащих. Путешествие обратно заняло у нас вдвое больше времени. Юнона решила не возвращаться в офис и попросила меня отвезти ее на Риверсайд-драйв. Я свернул на одну из самых респектабельных улиц и проехал до середины квартала. Она указала на новое здание из серого камня, стоявшее в ряду таких же, с горделивым швейцаром в бордовой униформе, откинулась назад и вздохнула: - Вот мы и дома. - Оставить машину здесь? - А вам она не понадобится, чтобы добраться туда, куда вы собираетесь? - Я не смогу заполнить бензином такую тележку, лучше уж возьму такси. Я вышел и открыл перед ней дверцу. Швейцар в бордовой форме подошел и дотронулся кончиками пальцев до своей фуражки. Юнона сказала: - Поставьте, пожалуйста, машину в гараж. Он взял ключи. - Разумеется, мисс Ривс. Она с улыбкой повернулась ко мне. Снег, кружащий вокруг нас, прилип к меху манто, обрамляя ее сверкающей белизной. - Зайдете выпить? Я колебался. - Майк, всего рюмочку, и я вас отпущу. - Ладно, только одну. У Юноны были вместительные апартаменты, отличный Олимп. В доме, несмотря на его размеры, не было показной роскоши. Обстановка была подобрана с безупречным вкусом, все было устроено для удобной жизни. Я остался в пальто и шляпе, пока она готовила коктейли, и с удовольствием наблюдал за гибкой грацией ее движений. В ее теле была какая-то необыкновенная симметрия. Наши глаза встретились в зеркале - в ее глазах читалось то, что она читала в моих. Она повернулась ко мне и протянула коктейль. Голос ее звучал низко и хрипловато. - Мне уже за тридцать, Майк. Я знала многих мужчин, но никого не желала по-настоящему. Я собираюсь возжелать вас. Внезапно у меня опять застыла спина, а в голове раздалась странная музыка, потому что ее волосы снова зажглись золотым огнем. Ножка бокала хрустнула в моих руках, и осколки вонзились в ладонь. Мне стало жарко, на лбу у меня выступил пот. Я подвинулся так, чтобы свет перестал падать на ее волосы, и золото ушло из них. Пытаясь заслониться от безумной ненависти, жившей в моей памяти, я выпил. Это испортило всю картину, которая должна была быть прекрасной; она была разломана прошлым, возвращавшимся снова и снова. Она сказала: - Вы опять так ужасно посмотрели на меня, Майк… Я взял ее за руку и пробежал пальцами по ее волосам, ощущая их нежную шелковистость. - Когда-нибудь я расскажу, Юнона. Я не могу от этого отделаться, но к вам это не имеет никакого отношения. - Расскажите сейчас. Я слегка потянул ее за ухо. - Нет. - Почему? - Потому что. Она надула губы, ее глаза пытались уговорить меня. Я не мог ей сказать, что всему свое время и место, - время и место располагали, но она не была главным действующим лицом. Я всего лишь обычный смертный. Смертный не касается богини. А может быть, причина вовсе не в этом. Может быть, она напомнила мне о том, чего у меня никогда не было. Никогда. Она медленно проговорила: - Кто она была, Майк? Она была красива? Я пытался сдержаться, но слова вырвались сами: - Она была прекрасна. Она была самая прекрасная из всех живущих на земле, и я полюбил ее. Но она кое-что сделала, и я вообразил, что я Бог, и был ей судьей и судом присяжных, и приговор был - смерть. Я выстрелил ей в живот и, когда она умерла, умер вместе с ней. Юнона ничего не ответила. Жили только ее глаза. Они пытались убедить меня, что я не мертв…, для нее. Я закурил и стал собираться, пока ее взгляд не убедил меня. Я ушел, чувствуя, что ее взгляд жжет мне спину; мы оба знали, что я вернусь. Юнона. Богиня брака и материнства, королева богов. Юнона была красива, но она хотела быть обыкновенной женщиной. Стемнело довольно рано, но отраженный снегом свет уличных фонарей хорошо освещал город. Отработавшие трудовой день люди спешили домой, придерживая поднятые воротники. Я влился в общий поток, пытаясь укрыться от порывов ветра. Поймав такси, я доехал до Таймс-сквер и там нырнул в бар выпить пива. Когда я вышел оттуда, свободных такси уже не было, и я пошел по Бродвею в сторону Тридцать третьей улицы. Каждый шаг был борьбой со снегом и толпой. Мои ботинки промокли, складки на брюках разошлись. На переходе внезапно переключился светофор, и выехавшие из-за поворота машины вынудили пешеходов отступить на тротуар. Кто-то поскользнулся, и послышался звон разбиваемого витринного стекла, а потом его треск под ногами. Собралась толпа - посмотреть, что случилось. В толпу ввинтился полицейский и встал напротив витрины, а я выбрался из толпы по проложенному им пути. Добравшись до Тридцать третьей улицы, я повернул на восток, надеясь поймать такси, но отказался от этой затеи и побрел дальше. Внезапно стекло в витрине за моей спиной треснуло и разлетелось на куски. На этот раз его никто не касался. Рядом взревел мотор, и я увидел верхнюю часть лица, смотрящего прямо на меня из заднего окна синего седана: он смотрел на меня, пока машина не скрылась из вида. У меня заболели глаза и сжались зубы. Я услышал свой голос, и прохожие обернулись на меня. - Дважды за один и тот же день, - сказал я. - Ненормальный, ненормальный сукин сын! Не помню, как я залез в свою машину и как ехал, Я, наверное, ругался в голос, потому что водители машин, останавливавшихся у светофора рядом со мной, посматривали на меня и неодобрительно качали головами. Я был не в себе. Страшно стать мишенью на самой оживленной улице мира. Первая разбившаяся витрина… Я думал, это случайность. Но вторую витрину пробила пуля, прежде чем она разлетелась вдребезги по тротуару. В цокольном этаже здания, в котором я держал контору, был гараж. Он был пуст. Я поставил машину в угол и закрыл гараж. Ночной сторож взял у меня ключи от машины и велел расписаться в регистрационном журнале. Выйдя из лифта, я пошел по коридору, посматривая в темные стекла дверей опустевших контор. Единственной дверью, через которую проникал свет, была дверь моей конторы. Я подергал ручку, щелкнул замок, и дверь открылась. Велда сказала: - Майк! Что ты здесь делаешь? Я прошел мимо нее и, присев, стал копаться в нижнем ящике шкафа с документами. Пришлось перерыть весь ящик с аккуратно сложенными конвертами, чтобы раздобыть то, что я искал. - Что случилось, Майк? - Она стояла за моей спиной и смотрела на маленький пистолет двадцать пятого калибра, который я запихивал в карман. - Никакому бандюге не удастся меня пристрелить, - сказал я ей. В горле у меня пересохло, и голос охрип. - Когда? - Только что. Не больше десяти минут назад. И мерзавец стрелял в открытую. Понимаешь, что это значит? - Да. Ты стал очень важным свидетелем. - Вот именно, настолько важным, что меня хотят убить. Велда медленно произнесла: - А ты видел, кто это был? - Я видел только часть лица. Недостаточно, чтобы узнать. Могу сказать лишь, что это был мужчина. В следующий раз я разнесу ему башку.