Она прошла в спальню особой походкой манекенщицы. Пока она переодевалась, я успел выкурить сигарету. Потом она позвала: - Майк, пойди сюда. Я открыл дверь в спальню и остановился как вкопанный. На ней была длинная, до пят, рубашка из тончайшей, почти прозрачной белой материи. Источник света находился позади нее; под рубашкой ничего не было. Конни повернулась, ткань облаком поплыла вокруг ее тела. - Я тебе нравлюсь, Майк? Я поманил ее пальцем. Она проплыла через комнату и встала передо мной. Я сказал: - Сними это. Она слегка повела плечами, и рубашка упала к ее ногам. Я смотрел на нее, стараясь сохранить в памяти эту картину. Она была как статуя из белой плоти, которая взволнованно дышала. Статуя с темными горящими глазами и восхитительными грудями, которые говорили о таящейся страсти. Хотелось дотянуться до нее и прижать к себе так сильно, чтобы пламя поглотило нас обоих. У нее был низкий и страстный голос. - Майк, я с такой радостью буду любить тебя! - Не надо, - сказал я. Ее губы приоткрылись. - Почему? Мой голос прозвучал грубо. - У меня нет времени. Угли в ее глазах превратились в пламя, которое уничтожило меня. Я схватил ее за плечи и притянул к себе, прижавшись губами к ее губам. Потом я ушел, оставив ее стоящей в дверях; на плечах ее горели следы от моих пальцев. - Ты поймаешь того, кого ищешь, Майк. Ничто тебя не остановит. Ничто. - Голос ее был еще хриплым, но в нем уже слышались смех и гордость. Закрывая дверь, я услышал, как она прошептала: - Я люблю тебя, Майк. Снова пошел снег. Ветра не было, и снег, плавно кружась, засыпал город. Несколько прохожих, держась у обочины, посматривали по сторонам в поисках такси. Я сел в машину, включил дворники и наблюдал, как они сердито продираются сквозь снег, засыпавший лобовое стекло. Снег делает все машины одинаковыми. Если кто и ищет меня с пушкой в руках, то ему придется попотеть, выискивая мою голову среди прочих. Мысль об этом привела меня в бешенство. В нижнем ящике моего шкафа лежал люгер тридцатого калибра с полной обоймой. Он был примерно такого же размера, как пистолет сорок пятого калибра, и как раз уместится в кобуре. Я поехал к дому. Открыв дверь, я нажал на выключатель, но света не было. Я проклял пробки и нащупал лампу. Когда человек понимает, что он не один? Какое таинственное излучение дает внезапное предупреждение об опасности, которое заставляет действовать, как велят звериные инстинкты? Я держал руку на патроне лампы, когда понял, что опасность рядом. Я со всей силой бросил лампу в стену, шнур отлетел от патрона, и она разбилась на мелкие кусочки. Послышался приглушенный хрип, и вспыхнул луч фонарика, захватывая меня в свой круг. Я не позволил, чтобы это повторилось, - нырнул в сторону хрипа и врубился в пару ног, которые с ругательствами подогнулись. В следующий момент чей-то кулак ударил меня в челюсть, и я стукнулся головой об пол. Каким-то образом мне удалось оттолкнуть от себя нападавшего. Мои ноги запутались в ножках стола, и я опрокинул его. Две вазы с ужасным звоном разлетелись по комнате, и кто-то в соседней квартире закричал. Я подобрался и схватил противника в охапку. Парень был силен, как бык; я не мог ему противостоять. Кулак опять ударил меня, с еще большим остервенением, в комнате появился свет, но не от лампы… Я знал, что надо подняться. Надо было встать, чтобы использовать руки для удара. И я бессознательно это сделал и услышал, как он упал на стул и опрокинулся вместе с ним. Зубы мои оскалились, я с криком бросился добивать его, уже лишившегося сознания, но мои ноги опять запутались в шнуре, и я упал плашмя. Боли я уже не чувствовал… Я понимал, что убийца сейчас выбирает, пришить меня сразу или через некоторое время. Было слышно, как открылась дверь, - он решил уйти. Я закрыл глаза. Я видел странные сны, где было много золотистых мягких волос и воздушных ночных рубашек, была Велда в вечернем платье, какой я видел ее в последний раз. У склонившегося надо мной человека было серьезное круглое лицо с овальным ртом, который очень смешно двигался. Я засмеялся, и лицо стало еще серьезнее, а рот задвигался быстрее. Я продолжал смеяться над этим ртом, пока не понял, что он говорит. Он настойчиво спрашивал, как меня зовут и какой сегодня день. У меня хватило ума ответить, и лицо утратило озабоченное выражение - Все будет в порядке. Вы меня немного напугали. - Потом голова повернулась к кому-то. - Легкое сотрясение. Другой голос пожалел, что не перелом. Я узнал этот голос. Это был окружной прокурор. Он стоял, засунув руки в карманы пальто и изображая значительность, как и подобает прокурору, потому что кругом были люди. Я с трудом сел, и боль острым ножом пронзила голову. Толпа стала расходиться. Ушел и маленький человек со смешным ртом, унося свой черный чемоданчик. Остались трое полицейских в синей форме с блестящими пуговицами, прокурор и Пэт» Я его почти не видел, он сидел вдалеке в единственном кресле, которое стояло на ножках. Прокурор протянул руку, на его ладони лежали две расплющенные пули. - Они были в стене, мистер Хаммер. Я жду объяснений. Сейчас. Один из полицейских помог мне встать, и мне стало лучше видно. Теперь я ясно видел их лица. Я непроизвольно ухмылялся, пока прокурор не сказал: - Что тут смешного? Я ничего смешного не вижу. - И не увидишь. Это было слишком. Он схватил меня за лацканы пиджака и вплотную придвинул ко мне свое лицо. В другое время я вытряс бы его из брюк за это. Но сейчас я не мог поднять руку. - Что тут смешного, Хаммер? Я отвернулся и сплюнул. - От тебя скверно пахнет. Пошел вон. Он почти отбросил меня к стене. Нос у него побелел, а губы от ненависти превратились в красную ниточку. - Говори! - Где ордер? - очень спокойно спросил я. - Покажи мне ордер, с которым ты пришел ко мне домой и распоряжаешься здесь, а потом я буду тебе отвечать. Я собираюсь в скором времени встретить тебя на улице и разорвать на ленточки твою холеную физиономию. Убирайся отсюда и целуй толстые задницы, как ты привык. Через несколько минут я приду в себя, и тебе лучше убраться к тому времени. И твоим подчиненным тоже. Они не полицейские, а политические лизалы чужих задниц, как и ты. Давай выметайся, дерьмо паршивое. Двое детективов вынуждены были удерживать его. Все его тело тряслось. Я никогда не видел человека в таком безумии. Хотелось бы, чтобы оно стало постоянным. Полицейские вывели его из комнаты. Пэт остался, уютно устроившись в кресле. - Я должен был это сказать, - заметил я. - Мой дом - моя крепость. - Ты никогда не поумнеешь, - печально отозвался Пэт. Я нащупал сигарету и воткнул ее в рот. Дым вгрызся в мои легкие и не собирался выходить. Я поставил на ножки кресло и опустился на него, чтобы моя голова не колыхалась. Пэт подождал, пока я докурю. Он сидел, откинувшись, сложив руки на коленях и ждал, когда я приду в себя. - А со мной ты поговоришь, Майк? Я посмотрел на свои руки. Костяшки были ободраны до крови, один ноготь сломан. В нем застрял малюсенький кусочек ткани. - Я застал его здесь. Он выстрелил и промахнулся. Мы устроили такой шум, что он сбежал. Если бы я не свалился, то убил бы этого сукина сына. Кто вызвал сюда прокурора? - Соседи позвонили в полицейский участок, - сказал Пэт. - Было названо твое имя, и дежурный позвонил окружному прокурору. И он примчался. Я застонал и погладил ладонью свои израненные пальцы. - А ты видел пули, которые у него были? - Ага, я сам выковырял их из стены. - Пэт встал и потянулся. - Такие же, как в витринах на Бродвее. Так что по тебе во второй раз промазали. Говорят, в третий раз счастье может не улыбнуться. - Они подойдут к одному из тех стволов… - Думаю, подойдут. Если они подходят к пуле из бродвейской витрины, то стрелял Рейни, а если похожи на пулю с Тридцать третьей улицы, то Клайд. Так? Я потер челюсть и вздрогнул, коснувшись шишки и ссадины. - Это не может быть Рейни. - Посмотрим. - Черта с два ты посмотришь. Чего ты ждешь? Пошли брать эту сволочь сейчас же! Пэт печально улыбнулся: