Вытянув из-под грязных одеял костлявую руку, старуха протянула Глафире еще один скомканный листок бумаги. Глафира приняла комочек. Пальцы знахарки разжались. И она умерла. Кожа на ее лице вмиг истончилась, высохла, обтянув череп, и казалась теперь хрупкой, как выгоревшая на солнце старая газета. Глаза запали, а челюсть, наоборот, обнажилась, выперла. Глафира в ужасе отпрянула, а потом, сдернув с вешалки куртку и одеваясь на бегу, вылетела из дома. Она бросилась к остановке. Тут и автобус подошел. Как удачно! Глафира мигом вскочила в него. А после она узнала, что дом ведьмы сгорел. Про топившуюся печку-то забыла! Записку Глафира развернула еще в автобусе. Там снова оказалась инструкция, на этот раз по уходу за чайным грибом. Глафира растерялась — зачем это ей, ведь про чайный гриб старуха ничего не говорила, не просила его забрать. Может, просто не успела сказать? А Вере пить его надо? Говорят, что чайный квас, который делает этот гриб, полезен — кладезь витаминов. Но не возвращаться же за ним к мертвой старухе… Наверняка у кого-то из знакомых есть такой, надо будет поспрашивать. Но согласится ли Вера его пить? Вон как с семечком обернулось… Уже в сумерках Глафира вернулась домой, плеснула кипятка на заварку — с дороги нестерпимо хотелось крепкого сладкого чая. Она переоделась в домашний халат, созвонилась с Верой, а когда наконец снова вошла на кухню за согревающей чашкой, то увидела вдруг, что в стеклянном прозрачном чайнике что-то плавает. Какой-то комочек. Глафира открыла крышку и обнаружила маленький чайный гриб. Ровно через девять месяцев у Веры родилась девочка. Назвали Цветаной. Глава 13. Дружина. Горыныч Жар-птица никогда не плакала. Девочка-сорванец, дружинник и боевой товарищ. Ночка не мог припомнить такое диво дивное — рыдающую Мари. Даже когда День ей случайно заехал по лицу веткой, она только зло сплюнула кровь, но не пролила ни слезинки. Мари ведь такая: все детство с парнями, разбитые коленки, руки в цыпках. Она даже собиралась отрезать свой шикарный рыжий хвост — неудобно ей, видите ли, с волосьями, мыть долго, сушить, на ветру в рот лезут. Хотела короткий ежик, как у брата. Но тут уже дружинники воспротивились: какая же Жар-птица без хвоста? Так что, кажется, Горыныч был единственным парнем, который довел Мари до слез. И благодаря этому попал в Дружину. Присоединился к компании Колька относительно недавно — в конце прошлого учебного года. Ночка только-только узнал о намечающемся переезде. Князев-отец сообщил, что на следующий год Ром пойдет уже в другую школу. Но переезд задержался, застопорился, и Ночка остался в родном классе еще на целую четверть. Хотя тайно надеялся в душе, что в последний момент у отца все сорвется и никакого переезда не будет до самого выпускного. А той весной он ходил, оглушенный неожиданной вестью, и смотрел на школу так, словно видел ее в первый раз. Друзья не понимали, чем он мучается, ведь Ночка не хотел рассказывать заранее, словно фраза «Я уезжаю» на самом деле заклинание. Пока он не говорил о переезде, в него можно было не верить. После уроков Ночка слонялся по гулким коридорам, заглядывал в пустые классы. Дню и Кощею он сказал, что родители наняли ему репетитора по русскому языку, мол, хотят, чтобы он окончил школу с золотой медалью. Поэтому ребята уходили домой, не подозревая, что Ночка просто отделывался от них. А он бродил призраком по опустевшему зданию, обиженный на друзей за то, что они-то останутся тут все вместе, и ненавидящий себя за это чувство к ним. Князева-мать, его Маленькая мама, закатывала глаза и вздыхала: — Не понимаю тебя, Ром, все и так разъедутся после одиннадцатого, что за трагедия? Все разъедутся, да. А он отколется. Как объяснить маме, что год — это много и за это время легко стать чужим? Отрезанным ломтем. Все его одноклассники потом будут вспоминать выпускной, а у него этих воспоминаний не будет. Разве он сможет быстро найти друзей на новом месте? А таких, как дружинники, точно не будет уже никогда. Для себя Ночка облюбовал тихий уголок возле дверей кладовки со спортинвентарем. Там он играл в телефон и почти неосознанно следил, как волна голосов утихает, ученики расходятся, а школа приобретает особое гулкое очарование пустых широких коридоров, где редкие шаги напоминают перекатывание последних конфет в жестяной банке. В тот раз Ночка снова соврал о репетиторе, и День с Кощеем, пожелав удачно поботанить, направились к гардеробу. Ночка же отправился в свой закуток. Лишь бы не домой — он все еще демонстрировал родителям, как сильно на них обижен. Но угол оказался занят. Ром услышал всхлипы еще на подходе. Он хотел было раздосадованно уйти — вот еще, утешать девчонку! Однако любопытство победило, и Ночка решил по-быстрому взглянуть на плаксу. Он поднялся по лестнице — и опешил. На подоконнике примостилась Жар-птица и не стесняясь рыдала, чисто по-девичьи размазывая по лицу слезы. Растерявшись, Ночка первым делом подумал о Фениксе. С ним что-то случилось? Давно он не встречал его, кстати. Версию, что кто-то обидел саму Мари, Ром даже не рассматривал. Жар-птица не нуждалась в защите — она сама могла выцарапать глаза противнику и пару раз реально дралась с девчонками. И с мальчишками, кажется, тоже. Но победами не хвасталась, зато Феникс, если до него доходили слухи, гордо пересказывал их Дружине, добавляя, словно это он учил ее боевым искусствам: «Молодец сеструха! Так и надо!» — хотя сам сроду и мухи не обидел. — Мари? — не своим голосом окликнул Ночка подругу. Жар-птица прерывисто вздохнула, глянула на Рома и прохныкала: — Стекло в классе разбила. Ночка облегченно выдохнул. — Ну ты даешь! — выпалил он в сердцах. — Разве можно так пугать! Дурында! Жар-птица упорно наматывала сопли на кулак, и Ночка добавил уже спокойнее: — Ладно, с кем не бывает… Но Мари больше не смотрела на него, отводила взгляд в сторону. Она была некрасивой в слезах, даже отталкивающей, и Ночка совсем смутился. Семья у Долгополовых была нормальной — поймут и простят. Да и тетка — завуч, наверняка замнет происшествие. Хотя, может, у Мари стряслась еще какая-то беда, а стекло просто оказалось последней каплей? Да, давно все-таки Ром не видел Феникса. Тот пока только учился совмещать техникум и работу в школе, и свободного времени у него не оставалось, но, может, он пропал из виду по другой причине? Словно прочитав мысли друга, Жар-птица прохлюпала: — Только брату не говори. Ночка нахмурился. Странно все это. Но перед ним плакала его дружинница. Разве можно было это так просто оставить? Хотя чем помочь, он тоже не знал. — Тебе денег на стекло надо? — неуверенно предложил он и хотел добавить, что подумает, как это треклятое стекло вставить, но Жар-птица уже улыбалась, будто только и ждала, когда он предложит помочь рублем. Ночку ее счастливая улыбка неприятно покоробила. Да, деньги у Рома водились, родители щедро снабжали его карманными, а тратил он их разумно. Но Жар-птицу Ночка считал своим другом, а в Дружине добивался равенства с остальными, желая, чтобы его любили просто так, а не из-за корысти. — Только стёкла я вставлять не умею. Кто этим займется? — спросил Ночка уже суше. — Коля вставит, — тихо ответила Жар-птица. И вдруг вздохнула сокрушенно и разрыдалась пуще прежнего, спрятав лицо в ладонях. — Ну что еще? — устало спросил Ночка и дружески потрепал Мари за коленку. — Гюльчатай, открой личико! Давай выкладывай начистоту, что у тебя произошло? — Это не я разбила стекло, а Коля, — прорыдала Жар-птица. — Отец у него такой! Ты бы видел! У-у-у! Рычит вечно на Кольку, а за стекло точно убьет! Ночка подтянулся на руках и сел на подоконник рядом с подругой. Ей бы сейчас дать платок, но у него самого не было. — Просто ты ведь не знаешь Кольку, — прошептала Мари, всхлипывая. — С чего тебе ему помогать? Вот я и решила соврать… Это так мерзко! Я пойму, если ты теперь откажешься… — Он твой друг? — тихо спросил Ночка. Жар-птица искоса глянула на него и прошептала: — Ага. А потом вдруг покраснела. Ночка невольно подумал, что раньше Жар-птица только дружинников считала настоящими друзьями. А парни шутили, что она Маугли, воспитанная волками. Но Жар-птица выросла. Хотя она была всего лишь на год младше, в Дружине привыкли считать ее мелкой. И Ночку даже кольнула ревность. Что это за Колька, которого она выбрала? На Рома тоже заглядывались многие девчонки. Но сам он не спешил вступать в отношения. И на это у него были причины. С виду семья Князевых выглядела образцово. Маленькая мама создавала декоративные блокноты, альбомы, открытки и продавала их в интернете. Она была миниатюрной, едва доставала мужу до плеча, и Князев-отец поэтому прозвал ее Маленькой, а когда появился Ром, то Маленькой мамой. Она обожала платья и с нетерпением ждала рождения дочки, чтобы наряжаться вместе. С Ночкой этот номер не прокатил, даже мальчишкой он был категорически против ее стильных экспериментов, а потом и вовсе замуровался в черное. Работа Маленькой мамы — ее закуток-мастерская, где все полки, и стеллаж, и комодик были до отказа забиты бусинками, ленточками и бумажными цветочками, — добавляла плюс сто очков к образу феи, но вот характер у Маленькой мамы был отнюдь не сказочным. Князев-отец много работал, ездил в командировки, и временами Маленькая мама закатывала скандалы. «Профилактические», как называл их Князев-отец. Если он дарил ей цветы, то Маленькая мама сразу спрашивала, за что он извиняется. Иногда она плакала просто так и говорила, что муж ее больше не любит, иногда хандрила и требовала подарки. Наверное, отцу это все по-своему нравилось, может, так он осознавал свою нужность. Но Ночка решил, что отношения — это ужасно сложная штука. И не стремился обзаводиться парой. — Я еще слишком молод, чтобы умирать, — говорил он. — Ты-то? У тебя полна голова седых волос, — язвил верный друг День, намекая на крашеные светлые прядки. — Пора уже подумать, кто будет носить тебе стаканы воды. — Так вроде о детях говорят, а не о девушках, — фыркал Ночка. — От детей не дождешься, я проверял, — тоном знатока пояснял Демьян. — Пытался воспитать Лешку, но он упорно носит воду только себе. А когда совсем мелкий был, так вообще я ему носил, и никакой благодарности! Но что я тебе рассказываю, скоро сам испытаешь на своей шкуре… Еще одну кардинально меняющую жизнь новость Ром узнал летом. Скоро у него будет сестра. И он был очень этому рад. Сестра — это не девушка, сестра — это здорово! Взять хоть Жар-птицу: все детство она ходила хвостом за старшим братом, не обращая внимания на его бурчание, улыбалась на подколки и язвила в ответ. Она не ждала подарков и не устраивала сцены ревности, ей не надо было ничего доказывать. Позовешь с собой — и она уже рада. Ночка, выросший в одном дворе с Долгополовыми, тоже привык считать Жар-птицу почти сестрой… Мари, устав от рыданий, положила голову ему на плечо. Ром подумал, что это самый подходящий момент, чтобы поделиться с подругой сокровенной печалью и рассказать о своем отъезде. Но все-таки решил не перетягивать одеяло на себя, ведь Жар-птица была вся в личных переживаниях. День часто говаривал Ночке, что у того синдром спасателя — слишком рьяно опекает всех прочих, вместо того чтобы жить своей жизнью. — Предположим, не всех, — обидчиво замечал Ром.