3 октября Выйдя от знахарки, Цвета-с-бесом села на лавочку и закрыла глаза. Подселенка в сердечном домике ожила, сотворила посреди сарайчика красный диван и плюхнулась на него. В руках она по-прежнему держала нити куклы-марионетки. Бесена досадливо взглянула на них, встряхнула пальцами, и — вуаля! — вместо нитей возник джойстик, только полностью деревянный. — Так удобнее! — Ого! — присвистнула Цвета, подпирающая стену домика. — Что? Нити и все остальное — это просто образы. Мираж, — объяснила Бесена. — На хлеб его не намажешь, запаха и вкуса не почувствуешь. Так что ничего особенного. — Я тоже так хочу! — Так пожалуйста! — Ты научишь? — Да представь что угодно. Осознанное сновидение, — фыркнула Бесена. Цвета сосредоточилась, и на потолке появилась люстра, похожая на корень дерева. Когда девушка щелкнула пальцами, капли лампочек, свисающие с черных проводов, вспыхнули теплым светом. — Всегда хотела такую! — довольно вздохнула Цвета. — Но в мою розовую комнату не впишется. — А мне нравится твоя комната! — возразила Бесена со смешком. — Чувствую себя в ней принцессой! — Наслаждайся. Три дня. — Наслаждаюсь! — язвительно повторила рогатая, а потом рывком встала с дивана и открыла дверь домика. Гигантское черное озеро чуть обмелело и больше не лизало серые стены. Ого! Похоже, Цвете пошла на пользу история о ее появлении. Она осознала, отчего у нее были проблемы. И примирилась. Но охранника все еще не было видно. Наверное, он и вовсе не существовал, потому что Цвета была духом. — Ну, раз ты пока обитаешь тут, а не снаружи, то можно места и побольше, — решила подселенка, и после ее слов домик слегка раздался. — Еще добавим окна. В стене возникли два окна. Одно выходило на омут, в другом же была чернота. — Ты тут ставни забыла открыть, — заметила Цвета, — или у тебя не сработало что-то. — Нет, просто наше тело сейчас с закрытыми глазами, это окно в мир, — пояснила Бесена. — Но я и так все вижу, — призналась Цвета. — Не знаю как, правда. Не глазами. По-другому. Я не могу пошевелить и пальцем, но понимаю, что творится вокруг. — Да, ты воспринимаешь мир как дух. Для этого тебе не нужны глаза, но ты пока не отвыкла от телесного познания мира, поэтому тебе и кажется, что ты видишь. Цвета осторожно села на красный диванчик — корни ног разметались вокруг нее, и подменыш походила на вывороченное бурей дерево. После того как Бесена захватила управление телом, Цвета больше не парила над полом, поддерживаемая энергией нитей связи, теперь в воздухе висела кукла-марионетка. — Я обещала помочь тебе и держу свое слово, — сказала Бесена. — Теперь ты знаешь, кто ты на самом деле, и понимаешь, почему была невидимкой для остальных, почему даже собственная мать к тебе охладела. С возрастом у тебя стало слишком мало нитей связи, они больше не маскируют тебя, и люди чураются. — Понимаю, — тихо отозвалась Цвета. — Я не человек. Но почему мои нити связи — от бабушки? Почему она любила меня? То есть любит… Бесена пожала плечами. — Может, на расстоянии подменыша любить легче? Ради тебя она стала заниматься знахарством, высылала заработанные деньги и этим выражала свою любовь. А может, наоборот, знахарская сущность помогла Глафире разглядеть истинную тебя. Она же еще до твоего рождения знала, что ты подменыш… И, в конце концов, именно бабушка, а не твоя мать, упорно добывала семечко, из которого ты проклюнулась. Бесена дохнула на окно, и оно запотело. Подселенка нарисовала там сердечко. — Думаю, не надо было ей держаться от тебя подальше. Бесы не причинили бы тебе вреда, лесные родители вряд ли забрали бы в человеческом теле, а нити связи только укрепились бы, и не пришлось бы одинокому ребенку искать в этом мире того, кто бы его полюбил. — Лесные родители, — прошептала Цвета задумчиво и растерянно. — Да, где-то они есть у тебя… Лучше бы ты оставалась с ними. Я не встречала еще ни одного подменыша, который пережил бы свое шестнадцатилетие. — Я судьбу не выбирала, — грустно ответила Цвета. Бесена обернулась к ней и тут заметила то, на что сначала не обратила внимания. Вокруг Цветаны лежали увядающие оборванные стебли. Они не сразу бросились в глаза из-за ног-корней. Только одна нить все еще тянулась к стене дома, и от этого Цвета напоминала узника в темнице. Подменыш, поймав растерянный взгляд Бесены, пояснила: — Я сама это сделала. Но потом вспомнила, что у нас договор, и решила тебя дождаться. Все-таки договор с бесом — дело ответственное. — Какая ты совестливая, — буркнула Бесена. — Ну ты же сказала, что мне все равно недолго осталось, — глаза Цветы заблестели от слез. — Ты все еще ведешь себя как человеческая оболочка, — пробормотала подселенка. — Я все еще пока в ней, — обидчиво прошмыгала подменыш. — Понимаешь, ты не станешь свободной, если разорвешь нити связи. Тело умрет, но и ты тоже умрешь. Все сложнее, чем тебе кажется, — попыталась объяснить Бесена, хотя и сама толком не понимала случай Цветы. Подменыш опустила зеленую игольчатую голову. — Ты ведь не хочешь умереть? — серьезно, без своей обыкновенной ехидной усмешки спросила Бесена. — Не хочу. — Вот и не сожалей о том, что уже сделано. Знаешь поговорку бесов? — Откуда бы? — Не грусти, а то омут будет расти! Цвета невольно улыбнулась. — Омут — это плохие чувства, — вспомнила она вчерашний разговор с подселенкой. — Они не плохие, — возразила Бесена. — Плохих чувств не бывает. Эти чувства всем телесным нужны. Но как соль. Положишь в меру — блюдо только выиграет. А вкусы у всех разные… М-м-м, соленые огурчики! Она облизнулась, а Цвета вспомнила, как подселенка вчера вечером съела полбанки огурцов, обнаруженных в холодильнике. Потом у тела болел желудок — воистину бес вселился. — Ну а если пересолишь, то блюдо станет несъедобным. Я уже это поняла с супом, — продолжила подселенка. — Но можно же положить больше картошки, и она вберет излишек соли, — возразила Цвета. — И если засыпать омут, то излишки «плохих» чувств не принесут вреда, — кивнула Бесена. — Да и пусть омут растет! — вдруг разозлилась подменыш. — Чем я его засыплю?! Цвета махнула в сторону окна, за которым черное озеро напоминало огромный мусорный пакет, готовый поглотить старый рассохшийся домик. — И вообще, сейчас это твои проблемы! — продолжала буйствовать Цвета. — Пока тело тоже твое! — Не хотела бы я, чтобы сюда пожаловали другие бесы, не зря есть пословица: беда никогда не приходит одна, — фыркнула подселенка. — Вечно ты со своими пословицами и смешками, — огрызнулась подменыш. — Удивляюсь, сколько люди знают о нас, бесах, но эти знания никогда не идут им на пользу! Бесена шагнула к Цвете, отодвинула ее корни и села рядом. — Могла бы сотворить второй диван, — буркнула Цвета. — Я же тут на правах гостьи. Да, кстати, что добру пропадать… Левая, свободная от джойстика рука Бесены вдруг превратилась в ножницы, и она стала срезать под корень валяющиеся на полу стебли. Цвета без возражений следила за подселенкой. Казалось, она уже израсходовала свой запас гнева и теперь покорно наблюдала за рукой-ножницами. — Не будут тебе мешать, а мне пригодятся, — закончив, пояснила Бесена. Ее рука снова стала обыкновенной. Подселенка, положив рядом джойстик, скатала обрезки нитей в клубок. — А я тоже могу менять внешность? — Цвета задумчиво скручивала и вновь распрямляла свои «ножные» корни. — Можешь делать все что хочешь. Развлекайся! Это же мир сновидений! У тебя нет настоящего тела, и ты можешь меняться как тебе вздумается!