Цвета, как истинная дочь кинолога, в детстве читала в первую очередь книжки о собаках, поэтому она знала о «четырехглазых» — с контрастными пятнышками-бровками. Такие собаки, считалось, видели то, что не могли разглядеть их хозяева. Цветана невольно хмыкнула, глянув на Бесену. Кажется, здесь четырехглазой собакой была она, раз видела свою спутницу. Но если и лабрадоры учуяли гостью, значит, та не воображаемый друг — уже хорошо. — Заходи, они не четырехглазые, а обыкновенные. И заперты теперь. — Таких я не боюсь, — с облегчением выдохнула рогатая и переступила порог. Девушки сразу прошли в комнату Цветы. Бесена удивленно огляделась: — Ого, как у тебя тут зефирно! Комнату захлестнули розовый с фиолетовым, и она казалась мультяшной. На окне не ютилось ни одного растения в горшке, мебель была в основном белой, шторы лавандовые. Сюда словно боялись пустить зеленый, или теплый коричневый, или мягкий серый. Но Бесене у Цветы понравилось. Она с удовольствием отметила на столике тюбик розового блеска для губ с картинкой лесных ягод в капельках воды. Уже скоро он будет ее. Затем она перевела взгляд на полку, где расположились мишки, сжимающие в плюшевых лапках блестящие сердечки. Один из них сидел на «Сказках» Андерсена. Книга была ветхой, потрепанной и не раз заклеенной скотчем — видно, маленькая Цвета не на шутку увлекалась этими сказками. Бесена улыбнулась. Она тоже знала эти истории, вернее, их знали люди, чьи души Бесена щипала. И с украденными ниточками душ к ней переходили человеческие знания. В сказках было много правды. Рогатая снова посмотрела на Цвету. Та сидела на кровати, заправленной покрывалом оттенка ядреной фуксии, и не сводила с нее глаз. Вот гадкий утенок, гадкий не потому, что с ним что-то не так, а потому что он лебедь, а не утка, — другого рода-племени. Вот единственный его изъян. И такой же — у Цветы. Но Бесене он оказался на руку. Цвета, наблюдая, как гостья изучает ее комнату, извинилась: — Да, я уже выросла из этой зефирности, но ремонт пока не предвидится. Тут мама всё обустроила, когда я еще маленькой была. Совсем девчачья комната. Я другое люблю. — Ладно, перейдем к делу, — кивнула Бесена. — Я же не в гости пришла. Иголка есть? Цвета достала с полки маленькую шкатулку: — Какую тебе? Подлиннее, потолще? — Поострее. Цвета протянула Бесене всю шкатулку: — Выбери сама. Та спрятала руки за спину и покачала головой. — Не-не, тебе же колоть. Палец. Ну вот, они снова дошли до этого. — Но мне страшно, — хныкнула Цвета и поглядела на беззащитные подушечки пальцев. У нее снова задрожали от волнения руки. — Ты должна сама, — упрямо повторила Бесена. Она больше не хихикала, не кривлялась и даже не улыбалась. Теперь она была серьезна. Шутки закончились. — Значит, ты все-таки бес, — мрачно проговорила Цвета, не отрывая взгляда от своих пальцев. Сейчас она взаправду сделает это, как в книжках, проткнет палец и… Что дальше? Распишется кровью? — Я и не скрывала, — отозвалась Бесена. — А я, значит, одержимая бесом? — Пока нет, — все так же серьезно проговорила рогатая, не отрывая взгляда от иглы. — Одержимой будешь, когда в тебе поселится разумная сущность. Я то есть. Хотя вы, люди, бесами кого только не зовете. Я из той породы, которые подселенцы. — Слушай, — спросила Цвета, оттягивая неприятный момент, — а если тебя вижу только я, то как ты заключаешь договоры с другими людьми? Э-э-э… подселяешься? — Омут, — ответила Бесена, и Цвета вспомнила, что случайная знакомая уже о нем упоминала. — Он там, где сердце, похож на черную дыру в груди. Через эту дыру я и проникаю внутрь. Цветана, высматривая омут, машинально склонила голову, почти уткнувшись подбородком в ямку между ключиц. Вспомнились картинки из интернета с сентиментальными фразами о несчастной любви — там как раз изображались человечки с черными дырами вместо сердец. Да, она сейчас тоже так себя ощущала. Конечно, Бесена выражалась образно, но если учесть, что Цвета сейчас болтает с девушкой-невидимкой, которая пришла делать ей приворот, то можно поверить в любую чертовщину. — Люди говорят, что бесы пробираются в человека через рот, — продолжила рогатая. — Поэтому и прикрывают его рукой, когда зевают, а то и крестят, загораживая вход к душе. Но это неверно. Бесы попадают в тело через омут — тягучее озеро из тоски, разочарования и других темных, тяжелых чувств. У некоторых омут так велик, что войти туда можно легко, как в ворота. И поговорка есть: «Пришла беда, отворяй ворота». У других это узкий лаз, а у третьих омут не больше ушка иголки в твоих руках, и проще в него войти верблюду, чем бесу. — Я, видимо, не из последних, — не удержавшись, заметила Цвета. Бесена кивнула. — Когда ты испытываешь то, что люди зовут плохими чувствами, по омуту идут волны, как по реке от теплохода. Волны опускаются сверху вниз, наполняют тяжестью, поэтому и говорят «раздавлен горем». Если наполняешься хорошими чувствами, то по омуту идут круги, как от брошенного камушка, но в обратную сторону, к центру, и омут уменьшается, словно ты засыпаешь его позитивом. Цвета криво улыбнулась. Позитив — глупое интернетное слово, приторное, как шоколадный батончик. — И что я чувствую сейчас? — спросила она. Бесена опустила глаза. Черное озеро было спокойно и в эту минуту как раз походило на дыру. — Надежду. Ты доверяешь мне и надеешься, что я помогу, — сказала Бесена, не отрывая от омута взгляда. По черному озеру пошли круги, и рогатая облегченно улыбнулась. — Да, иногда нужно просто поверить, — добавила она и снова посмотрела Цвете в глаза. — Я тоже боюсь. По меркам бесов я еще совсем зеленая и ни разу не заключала договор. Ты у меня первая. Цвета грустно улыбнулась: — Запомнишь меня, как первую любовь. Она глубоко вздохнула, зажмурилась и ткнула иголкой в подушечку пальца. Капля крови упала на ламинат, и Цвета инстинктивно подняла палец вверх. От вида собственной крови на нее нахлынула паника. А вот Бесена оставалась спокойной. — Ты спрашивала о плате, — сказала она. — Договор такой: ты одалживаешь мне тело на три дня, а я за это помогу тебе. — Э-э-э… Чего? — возмутилась Цвета. Зачем ей приворот, если тело у нее отберут? Да и зачем тогда вообще все это нужно? Рогатая не говорила об отсрочке. Ну вот, сейчас сказала. — А вдруг ты по барам будешь шататься? — Цвета попыталась прикрыть испуг шуткой. — Нет, ничего такого, я буду бережно обращаться с этим телом! — заверила Бесена. — Я просто хочу немного обычных радостей. Знаешь, у бесплотного состояния есть свои минусы, иногда я тоже мечтаю о шоколадке. — Ладно, — обреченно кивнула Цвета. Ей нечего было терять. Она не видела своего будущего, вернее, она чувствовала, что его просто нет. А это был шанс. Возможно. И она ухватилась за него, как утопающий за соломинку. — Мне надо расписаться кровью? Где? Бумага нужна? — затараторила Цветана. — Кровь не бесконечна! Ей хотелось, чтобы это все побыстрее закончилось. Бесена положила руку на сердце девушки, но на самом деле обмакнула ладонь в омут. Сначала Цвета не почувствовала ничего, а потом явственно ощутила тяжесть ладони беса. — Мне нужно печать поставить? — продолжала нервно бормотать она, словно в бреду. — Поставь, — улыбнулась Бесена. Взяла ее окровавленный палец и приложила к своим губам. И Цвета провалилась в темноту.