— Я ждала и верила тебе, — не даю ему открыть рта, иначе никогда больше не решусь высказать всё в лицо. — Ты прекрасно знал мой опыт с мужчинами, знал, как меня растоптали, насколько тяжело было, и поступил ещё хуже. Верила, что ты вернёшься, и все рты закроют, не будут считать меня идиоткой, — каждая моя фраза, слово, заставляют его хмуриться и злиться. — Я любила тебя, а ты просто вырвал моё израненное судьбой сердце, собственными руками разрезал его на кусочки и скормил волкам, — в конце моего монолога я уже в гневе, вся боль, которую я прожила после его ухода, копилась все эти годы, и сейчас пузырь лопнул. — Ненавижу тебя за всё! Лучше бы ты не приезжал к нам, и не знала бы тебя никогда. — Вика… — делает очередную попытку заговорить. — Не хочу тебя видеть и знать о твоём существовании, — выпаливаю ему в лицо. — Зачем этот договор с подвохом? Зачем мучить меня и дальше? Решил испариться, так исчезни, у меня другая жизнь, любимый человек… — Не ври мне, — фыркает, но ноздри раздуваются от злости. — Я бы не подпустил никого… — и тут меня как булыжником по голове. — Что? — на выдохе спрашиваю, и цепочка воспоминаний падает на меня, словно с высокого здания, образовывая вокруг кольцо. — Те парни… — произношу шёпотом. — Они исчезали после первого свидания, — добавляю, осознавая всё. Да, я пробовала жить дальше, три раза за четыре года сходила на свидания в поиске тех искр, которые испытывала с Лёней, но так и не нашла ничего. И всё же не теряла надежды, да вот только мужчины убегали от меня сломя голову, не в буквальном смысле, конечно. — Игорь… — выдыхаю, вспоминая нового коллегу, которого уволили спустя неделю. — Да ты… — от возмущения я даже слов не нахожу. — Ты следил за мной? — поняла и так это, но пусть скажет мне в лицо. — Присматривал, — признаётся, и от обиды и безысходности из глаз брызгает новая порция слёз. — Как ты мог? Что это за игра такая? Ни себе, ни людям… — Ты моя, Виктория, и я тебя никому не отдам, — цедит сквозь зубы, прижимая к себе так, что кости трещат. — Что ты несёшь? — срываюсь на крик. — Где ты был четыре года? Думаешь, можно вот так явиться и решить за меня всё? — кричу, плачу и кулаками бью его по груди, а он даже не шелохнулся. — Ненавижу! — Я знаю, — тихо произносит и, дождавшись, когда я выплесну все эмоции на его грудь, зарывается пальцами в мои волосы и, прижав голову к себе, успокаивающе гладит. — Знаю, — повторяет, пока я рыдаю, оставляя свои слёзы на его рубашке. — Но я тебя люблю и никому не отдам. Эти четыре года были сущим адом, думал пройдёт, столько лет прожил без этой любви, а на старости лет головой двинулся… — он делает паузу, глубоко вздыхает. — Не прошло, только хуже становилось. Не знаю, сколько мы стояли посередине маленькой комнаты, будто застывшие в танце. В тишине помещения были слышны только наши сердца, мои утихающие всхлипы и его мерное дыхание. Глава 38 Глава 38 Вика Немного успокоившись, я пытаюсь вырваться из его объятий, но ощущение, будто запуталась платьем в терновом кусте. — Мне домой надо! — в сердцах бросаю, подняв голову на него. — Я отвезу, — сухо произносит и смотрит на меня взглядом, от которого можно растаять, как мороженое на солнце. Не надо! Пожалуйста, не смотри на меня так. Я должна злиться, ненавидеть, оттолкнуть, но это сильнее меня. Чувства к нему сильнее меня самой, объятия его согревают лучше, чем открытый огонь, этот запах, который въелся под кожу и преследует меня четыре года, будто мёд разливается по венам. — Обойдусь, — бурчу, вопреки мыслям, и наконец выпутываюсь из его лап. — Вика, — протягивает моё имя, словно пробует его на языке. — Не веди себя как ребёнок. Да, я облажался, но я всё объяснил, — после его слов застываю на полпути к выходу. Разворачиваюсь медленно и шаг за шагом приближаюсь к нему. — Объяснил? Ты думал, шантажом заставишь меня работать в твоей гостинице, покаешься, какой ты трус, и я раскрою объятия? — задаю вопросы и вижу по его лицу, что, да, он так и думал. — А что ты хочешь? Я говорил искренне, признался в чувствах, чего никогда в своей жизни не делал. Что тебе ещё надо? Что нос воротишь... — не успевает договорить, как моя ладонь оставляет след на его щеке. — Не приближайся ко мне, или я плюну на всё, и даже суд меня не напугает, — шиплю ему в лицо, разворачиваюсь на каблуках и покидаю помещение. Из здания вылетаю как пуля из дула пистолета, не видя перед собой ничего от пелены слёз. Понимаю, что на общественном транспорте я не поеду, чтобы не ловить на себе чужие взгляды. Забираюсь в такси, которых рядом с гостиницей много, называю адрес, отворачиваюсь к окну и бесшумно плачу. Возможно, я не права. Лёня и вправду признался, и такому, как он, это наверняка далось тяжело. Но я так не могу. Не могу поверить ему, и снова остаться с разбитым сердцем в руках. Вернулся бы он тогда, даже спустя долгие месяцы, я бы всё простила, поверила и доверилась, но сегодня… боюсь. И это его «нос воротишь» выбило меня из себя. — Красавица, у тебя всё в порядке? — раздаётся голос водителя с восточным акцентом. — Всё отлично, — бурчу, так и не повернувшись от окна. — Нехорошо, когда девушка плачет, — цокает языком. — Обидел кто? — не унимается мужчина. — Ноготь сломала, — бросаю и больше не отвечаю на его вопросы, только короткое «спасибо», когда выхожу у многоэтажки. В квартире играет музыка и пахнет чем-то вкусным, а я присаживаюсь на пуфик у входа и смотрю в пустоту, так и не раздевшись. — Вик, это ты? — слышу голос сестры, но не отвечаю, и тогда она выходит на встречу. — Вик? — Ева смотрит на меня, и не так давно высохшие слёзы снова катятся по щекам. — Мам, ты чего? — опускается передо мной и берёт мои руки в свои. — Что случилось? Она уже достаточно взрослая, чтобы я могла открыть ей душу. Ева моя сестра, мой ребёнок и моя лучшая подруга, впервые я выкладываю ей всё, как есть, не утаивая ничего. — Боже, — коротко бросает, обняв меня и давая выплакаться. И только когда я перестаю, она словно ребёнка раздевает, снимает обувь и ведёт на кухню, где наливает чай. — Какая ты взрослая у меня, — слабо улыбаюсь, обхватывая чашку обеими руками. — Уже мои обязанности на себя берёшь, — намекаю на то, что когда-то я её раздевала и чаем поила. — Мне в радость о тебе заботиться, — небрежно пожимает плечами. — И больно видеть твои слёзы опять из-за него, — на этих словах я резко поднимаю глаза на неё. — Что? Или, ты думала, я не слышала, как ты тихо плачешь? Или глаза твои красные и опухшие не видела? Стыдливо отворачиваюсь, потому что так я и думала, когда рыдала ночами в подушку. — Я его точно не прощу за твои слёзы, пусть идёт хоть в суд, хоть к чёрту, — яростно бросает. — У меня тоже есть власть, интернет страшная вещь и способен на многое, если только захотеть… — Ева, — перебиваю её. — Мне очень приятно, что ты хочешь меня защитить, но, при всей моей любви, я не так тебя воспитывала, — говорю мягко, но со строгим взглядом. — Ой, и помечтать нельзя, — закатывает глаза сестра. — Лучше скажи, что у тебя там за парень? — меняю тему и вижу, как краснеют щёчки этой партизанки. — Какой парень? — невинно глазками хлопает. — Не работает, — мотаю головой с усмешкой. — Так заметно? — вздыхает, сдерживая счастливую улыбку. — Как ты сияешь? Конечно, — киваю и делаю глоток ромашкового чая. — Его зовут Демьян, — говорит, а вместо зрачков сердечки, как в мультиках. — И он… такой разный, — принимается рассказывать. — Красивый до невозможного, никогда не видела таких красивых парней, и даже миллион татуировок на его теле не портит картину. — Татуировки? — хмурюсь недовольно. — Угу, — кивает, мечтательно смотря в пустоту. — В университете все видят в нём плохого парня, но он совсем не такой. Правда он ни с кем и не контактирует, поэтому никто и не знает его настоящего, — она всё говорит, а мне всё больше не нравится то, что слышу. — Почему ни с кем не общается? — спрашиваю, и смотрю на её лицо — она влюблена по уши. И меня это пугает, не хочу, чтобы, как мне, ей разбили сердце. — Он перевёлся к нам в этом году, на последний курс, — отвечает, но мыслями она уже не здесь. — Казался таким странным поначалу, загадочным, никто не видел, чтобы он хоть раз улыбался. А я видела, и у него красивая улыбка. — А он так же считает? Относится к тебе так же, как ты к нему? — задаю вопрос и понимаю, что нужно срочно с ним познакомиться. — Конечно, — уверенно заявляет, но я вижу, что она ослепла и, возможно, не видит ничего кроме тех сердечек. — Такой нежный, внимательный… — мечтательно проговаривает. — И не подумаешь, что в тюрьме сидел… — Что?! — резко поднимаюсь на ноги, задев рукой кружку и разливая по столу остатки чая. Глава 39 Глава 39 Леонид Мне сорок семь лет, за спиной столько всего, что кожа стальной бронёй покрылась, не было вопросов или проблем, которые я бы не мог решить в два счёта, и чем я занимаюсь? Бегаю за женщиной с цветами, как пацан. Потому что виноват, слишком взрослый, чтобы отрицать очевидные факты. Планировал вернуться, забрать их обеих к себе домой, в свою жизнь, но не вышло. Едва я приехал, мне на голову свалилась информация, что меня ищут. Для человека, который заработал такие деньги, убирая со своего пути всех в буквальном смысле этого слова, это не так уж и неожиданно. Только думал я, что такие методы в прошлом, но не все вышли из образа. Такие, как мы, не создают семьи, в частности по этой причине. Ещё тогда, в девяностые годы, мы сами прибегали к подобным способам достижения желаемого. Похищали жён, детей, братьев или сестёр, грани, конечно, не переступали, не такими уж и отморозками были, но это работало. Никто ведь не знал, что с его родными делают в плену, и рисковать никому не хотелось, особенно, когда тебе присылают запись криков или отрезанный палец.