Мы проспали до десяти вечера и проснулись, умирая от голода. Я спустился в кухню и сделал сэндвичи с итальянской салями и швейцарским сыром на ржаном хлебе, нашел кувшин бургундского и отволок все это добро обратно наверх для позднего ужина в постели. Мы быстро все подмели, обмениваясь по ходу дела отдающими чесноком поцелуями и роняя крошки на простыни, обнялись и опять завалились спать. Вырвал нас из сна телефонный звонок. Робин сняла трубку. – Да, Майло, он тут. Нет, всё в порядке. Даю. Она передала мне трубку и опять зарылась в простыни. – Привет, Майло. Сколько сейчас времени? – Три часа ночи. Я резко сел в кровати и протер глаза. Небо за световым люком в крыше было черным. – Что случилось? – Это та девчонка – Мелоди Куинн. Она словно взбесилась – проснулась с криками. Бонита позвонила Тоулу, а тот перезвонил мне. Требует, чтобы ты немедленно туда приехал. Похоже, он вне себя. – Пошел он в жопу. Я ему не мальчик на побегушках. – Хочешь, чтобы я ему это передал? Он тут, рядом. – Так ты там, что ли? У нее дома? – Естественно! Ни дождь, ни град, ни тьма, ни прочая фигня не остановят нашего верного слугу общества, и все в таком духе[28]. У нас тут теплая компания. Доктор, Бонита и я. Ребенок спит. Тоул ей чего-то вколол. – Еще бы. – Девчонка проболталась мамаше насчет гипноза. Тоул хочет, чтоб ты был здесь под рукой, если она опять проснется – вывести ее из транса или еще чего. – Вот говнюк… Гипноз тут совершенно ни при чем. У ребенка проблемы со сном из-за всей этой наркоты, которой он ее пичкает. Но сам я был далеко не так уверен в своих словах. После сеанса на пляже она наверняка переволновалась. – Я уверен, что ты прав, Алекс. Просто хотел дать тебе повод приехать сюда, чтобы узнать, что происходит. Если ты хочешь, чтобы я отшил Тоула, то я это сделаю. – Повиси-ка на телефоне минуточку. – Я помотал головой, стараясь обрести ясность мыслей. – Она сказала что-нибудь, когда проснулась, – что-нибудь вразумительное? – Я только самый конец застал. Они сказали, что это произошло уже четвертый раз за ночь. Девочка кричала и звала отца: «Папочка, папочка!» – типа того, но очень громко. Это и выглядело, и звучало довольно паршиво, Алекс. Лично меня это напрягло. – Все, уже еду. Постараюсь побыстрей. Я одарил спящую мумию рядом со мной поцелуем в попку, слез с кровати и поспешно оделся. * * * Помчался в машине вдоль океана, направляясь к северу. Улицы были пустыми и скользкими от водяной пыли с океана. Навигационные огни на конце пирса мерцали, словно булавочные проколы в черной бумаге. На горизонте маячили несколько траулеров. В этот час акулы и прочие ночные хищники наверняка вовсю рыскали по дну океана в поисках добычи. Интересно, подумалось мне, какая кровавая резня идет сейчас под глянцево-черной кожей воды и сколько еще ночных охотников крадется сейчас по суше, скрываясь в темных переулках, за мусорными баками, прячась среди листьев и веток пригородных кустов – широко раскрывших глаза, тяжело дышащих… Пока ехал, разработал новую теорию эволюции. У зла имелась своя собственная метаморфоза разума: акулы и острозубые гадины, слизисто-скользкие ядовитые твари, скрывающиеся в вязком иле, не сдались в постепенном процессе превращения в амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих. Единственный качественный скачок перенес зло из воды на сушу. От акулы к насильнику, от угря к грабителю с ножом, от ядовитого слизня – к убийце с дубиной, когда кровожадность зашита уже в самой сердцевине спирали ДНК. Казалось, что тьма давит на меня со всех сторон, настойчивая, зловонная. Я посильней придавил педаль акселератора, с силой пробиваясь сквозь нее. Когда я подъехал к жилому комплексу, Майло поджидал меня в дверях. – Она только что опять начала по новой. Я услышал это еще до того, как вошел в спальню. Свет был притушен. Мелоди сидела, выпрямившись на кровати, закостенев всем телом, – глаза широко открыты, но ни на чем не сфокусированы. Бонита сидела рядом с ней. Тоул, в спортивном костюме, стоял с другой стороны. Девочка всхлипывала, как раненое животное. Подвывала, стонала и раскачивалась взад и вперед. Потом вой стал постепенно набирать силу, как сирена, пока не перешел в истошный визг; ее тоненький голосок рвал тишину в клочья. – Папка! Папка! Папка! Волосенки прилипли к лицу, липкие от пота. Бонита попробовала ее обнять, но она стала отбиваться и вырвалась. Мать была беспомощна. Крики продолжались, казалось, целую вечность, а потом прекратились, и Мелоди опять принялась тихонько подвывать. – Господи, доктор, – взмолилась Бонита, – она сейчас опять начнет! Сделайте что-нибудь! Тоул заметил меня. – Может, доктор Делавэр поможет? – с отвращением процедил он. – Нет, нет, я не хочу, чтобы он даже близко к ней подходил! Это все из-за него! Тоул не стал с ней спорить. Я мог поклясться, что он чуть ли не открыто торжествовал. – Миссис Куинн… – начал было я. – Нет! Не подходите! Убирайтесь! Ее вопли опять завели Мелоди, и она снова принялась звать отца. – Прекрати! Бонита метнулась к ней, зажала рот. Стала трясти. Мы с Тоулом двинулись одновременно. Оттащили ее. Он отвел мать в сторону, начал говорить что-то, чтобы ее угомонить. Я же повернулся к Мелоди. Она тяжело дышала. Зрачки расширились. Я прикоснулся к ней. Она вся сжалась. – Мелоди, – прошептал я. – Это я, Алекс. Все хорошо. Никто тебя не обидит. Пока я говорил, она немного остыла. Я продолжал ее убалтывать, зная: то, что я скажу, гораздо менее важно, чем то, как я это скажу. Я сохранял негромкий ритмический рисунок речи – спокойный, беззаботный, утешительный. Гипнотический. Вскоре девочка опустилась на подушки. Я помог ей лечь. Разомкнул руки, которыми она себя обхватывала. Продолжал успокаивающе с ней говорить. Ее мышцы стали расслабляться, а дыхание замедлилось, стало размеренным. Я приказал ей закрыть глаза, и она послушалась. Я поглаживал ее по плечу, продолжая говорить с ней, рассказывать ей, что все хорошо, что она в безопасности. Мелоди свернулась калачиком, подоткнула под себя одеяло и засунула в рот большой палец. – Выключите свет, – сказал я. В комнате стало темно. – Давайте оставим ее в покое. Бонита, доктор и Майло вышли. – А теперь ты продолжишь спать, Мелоди, проведешь очень спокойную и приятную ночь с хорошими снами. А когда проснешься утром, будешь чувствовать себя бодрой и отдохнувшей. Я услышал, как она тихонько посапывает. – Спокойной ночи, Мелоди! – Я наклонился и легонько поцеловал ее в щеку. Она пролепетала одно слово: – Папка. Я прикрыл дверь в ее комнату. Бонита металась по кухне, заламывая пальцы. На ней был застиранный мужской махровый халат, волосы убраны в узел на затылке и накрыты косынкой. Вид у нее был гораздо более бледный, чем тогда, когда я застал ее за уборкой. Тоул склонялся над своей черной сумкой. Защелкнул ее, встал и провел пальцами по волосам. Завидев меня, выпрямился во весь рост и гневно глянул на меня сверху вниз, готовый к очередной лекции. – Ну что, довольны? – бросил он. – Только не начинайте, – предостерег я его. – Не надо никаких «я же вам говорил». – Теперь, надеюсь, вам понятно, почему я был так против того, чтобы влезать в голову этого ребенка? – Никто никуда не влезал. – Я почувствовал, как сжимаются мышцы живота. Тоул воплощал в себе всех самодовольных авторитетов, к которым я питал отвращение.