Он снисходительно покачал головой: – Вам явно следует освежить память. – А вот вы явно просто лицемерный напыщенный гондон! Синие глаза вспыхнули. Он поджал губы. – А как вы посмотрите на то, что я сообщу о вашем поведении в комитет по этике Медицинского совета штата? – Валяйте, доктор. – Я всерьез над этим подумываю. – Вид у него был как у кальвинистского проповедника – суровый, чопорный и самодовольный. – Флаг вам в руки. Заодно проведем небольшую дискуссию насчет правомерности использования стимулирующих медикаментов для детей. Тоул усмехнулся: – Понадобится кто-то посерьезней вас, чтобы запятнать мою репутацию. – Не сомневаюсь. – Пальцы сами собой сжались в кулаки. – У вас ведь легионы верных последователей! Вроде вон той женщины. – Я ткнул пальцем в сторону кухни. – Они сдают вам своих детей, словно поломанные живые игрушки, и вы их кое-как подшаманиваете: тут-там подкрутили – и сразу таблеточку; подгоняете их к запрошенному техзаданию. Надо сделать их послушными и тихими, покладистыми и уступчивыми? Пожалуйста! Получайте своих полусонных маленьких зомби! А вы, блин, просто герой! – Я не желаю все это выслушивать. – Он выступил вперед. – Естественно, не желаете, герой вы наш. Но почему бы вам не зайти туда и прямо не сказать, что вы на самом деле про нее думаете? Тяжелый случай, предрасположенность на клеточном уровне, так-так, давайте-ка посмотрим: гены ни к черту, никакой адекватной самооценки… Он замер на месте. – Полегче, Алекс, – опасливо подал голос Майло из своего угла. Из кухни появилась Бонита. – Что тут происходит? – агрессивно вопросила она. Мы с Тоулом воинственно уставились друг на друга, как боксеры после гонга. Он тут же сменил тон и очаровательно ей улыбнулся: – Ничего, моя дорогая. Просто профессиональная дискуссия. Мы с доктором Делавэром пытаемся определить, что будет лучше для Мелоди. – Лучше, чтоб больше никаких гипнозов! Вы сами мне сказали. – Да. – Тоул потопал носком туфли, стараясь не выдавать смущения. – Таково было мое профессиональное мнение. – Он вообще обожал это слово – «профессиональный». – И таковым оно остается. – Ну так скажите ему! – Она ткнула пальцем в меня. – Именно это мы и обсуждали, дорогая. Пожалуй, он несколько перестарался с вкрадчивостью, поскольку лицо ее напряглось, и она подозрительно понизила голос. – А что тут обсуждать-то? Я не хочу, что он или вот он, – очередной воинственный тычок в сторону Майло, – тут ошивались. – Бонита повернулась к нам. – Добреньких тут корчили и только напакостили! У моей дочки припадки, она визжит как резаная, и теперь я потеряю место! Точно потеряю! Ее лицо перекосилось. Она закрыла его руками и расплакалась. Тоул увивался вокруг нее, как жиголо с Беверли-Хиллз, – обнимал за плечи, утешал, повторял: «Тише, тише». Отвел ее к дивану, усадил, стоя навис над ней, похлопывая по плечу. – Я потеряю место, – насморочно пробубнила она сквозь сомкнутые пальцы. – Они здесь не любят шума. – Убрала руки, подняла мокрые глаза на Тоула. – Тише-тише, все будет в порядке. Я за этим прослежу. – Но как же эти припадки? – Этим я тоже займусь. – Он бросил на меня колючий взгляд, полный неприкрытой злобы – и, как я был убежден, некоторой доли страха. Бонита шмыгнула носом и утерлась рукавом. – Я не понимаю, с чего ей вдруг просыпаться и звать папу! Этот гаденыш и пальцем для нее не пошевелил, даже сраного цента не дал на ее содержание! Никогда он ее не любил! С чего она плачет по нему, доктор Тоул? – Она подняла на него глаза, словно послушница, взывающая к настоятелю. – Тише-тише… – Он совершенно ненормальный, этот Ронни Ли! Вот только посмотрите! – Женщина сорвала с головы косынку, встряхнула рассыпавшимися по плечам волосами и нагнула голову, показывая макушку. Продолжая хныкать, разделила пряди волос в центре головы. – Посмотрите на это! Выглядело это жутко. Толстый мокнущий шрам размером с жирного червя. Словно этот червь ввинтился ей под скальп и устроился там. Кожа вокруг него была синевато-багровой и бугристой – результат небрежной работы хирурга – и совершенно лишенной волос. – Теперь поняли, почему я это прикрываю? – вскричала Бонита. – Это он мне сделал! Цепью! Ронни Ли Куинн! – Она словно выплюнула это имя. – Чокнутый злобный ублюдок! Так вот этого «папочку-папочку» она звала? Эту мразь!.. – Тиши-тише, – все повторял Тоул. Он повернулся к нам. – Вы, джентльмены, еще желаете что-либо обсудить с миссис Куинн? – Нет, доктор, – ответил Майло и повернулся уходить. Ухватил меня за локоть, увлекая за собой. Но я еще не все высказал. – Объясните ей, доктор. Объясните, что это не припадки. Что это просто ночные кошмары и что они пройдут сами собой, если ее не волновать. Объясните ей, что не надо давать ей ни фенобарбитал, ни дилантин, ни тофранил! Тоул продолжал похлопывать ее по плечу. – Спасибо за профессиональное мнение, доктор. Я управлюсь с этим случаем как сочту нужным. Я стоял как вкопанный. – Да пошли же, Алекс! Майло отпустил меня только за дверью. Парковка жилого комплекса была забита «Мерседесами», «Порше», «Альфа-Ромео» и «Датсун Зетами». «Фиат» Майло, припаркованный прямо перед пожарным гидрантом, смотрелся здесь столь же уместно, как калека на легкоатлетических соревнованиях. Мы сели в него, мрачные как тучи. – Ну и каша заварилась, – произнес детектив. – Ублюдок! – Мне на миг показалось, что ты вот-вот ему врежешь. – Он хихикнул. – Жутко хотелось… Сволочь! – Все выглядело так, будто он тебя подначивает. Я-то думал, что вы, ребята, поладите… – На его условиях. Пока мы вели с ним интеллектуальные беседы, так были одного поля ягоды, дружки неразлейвода. А вот когда все стало разваливаться, ему срочно понадобилось найти козла отпущения. Он – эгоманьяк. Доктор всемогущ! Доктор может все исправить! Ты видел, как она поклонялась ему, долбаному Большому Белому Отцу?[29] Наверняка порезала бы ребенку вены, если б он приказал! – Ты беспокоишься за ребенка, так ведь? – Ты чертовски прав, еще как беспокоюсь! Ты ведь и сам прекрасно знаешь, как он собирается поступить, так ведь? Добавить еще наркоты! Через пару дней это будет не ребенок, а пускающий слюни овощ! Майло пожевал губу. Через несколько минут он сказал: – Ну, мы с этим все равно ничего не можем поделать. Уже жалею, что изначально во все это тебя втянул. – Забудь. Ты тут ни при чем. – Еще как при чем! Разленился, понадеялся, что вот раз – и все чудом разрешится… А надо было по старинке ножками поработать. Опросить помощников Хэндлера, получить из компьютера список известных преступников – особенно любителей побаловаться ножиком, перелопатить его как следует. Просмотреть рабочие материалы Хэндлера. Да все это изначально было вилами на воде писано – все-таки семилетний ребенок! – Она вполне могла оказаться хорошим свидетелем. – Разве все бывает так просто, а? – С третьей попытки мотор все-таки завелся. – Извини, что поломал тебе ночь. – Это не ты. Это он. – Да забудь ты про него, Алекс! Говнюки – как сорняки, офигеешь от них избавляться, а только избавишься, как на том же месте новые вырастут. Это как раз то, чем я занимаюсь уже восемь лет, – выпалываю убийц, как сорную траву, и смотрю, как они опять вылазят – быстрее, чем я их убираю. Голос у него звучал устало, и он словно постарел. Я вылез из машины и опять засунул голову внутрь, облокотившись об опущенное стекло. – До завтра. – Что? – Рабочие материалы. Надо просмотреть рабочие материалы Хэндлера. Я могу быстрее тебя сказать, кто из его пациентов был действительно опасен. – Шутишь? – Нисколько. Я весь во власти гражданочки Зейгарник.