– Господи, доктор, – взмолилась Бонита, – она сейчас опять начнет! Сделайте что-нибудь! Тоул заметил меня. – Может, доктор Делавэр поможет? – с отвращением процедил он. – Нет, нет, я не хочу, чтобы он даже близко к ней подходил! Это все из-за него! Тоул не стал с ней спорить. Я мог поклясться, что он чуть ли не открыто торжествовал. – Миссис Куинн… – начал было я. – Нет! Не подходите! Убирайтесь! Ее вопли опять завели Мелоди, и она снова принялась звать отца. – Прекрати! Бонита метнулась к ней, зажала рот. Стала трясти. Мы с Тоулом двинулись одновременно. Оттащили ее. Он отвел мать в сторону, начал говорить что-то, чтобы ее угомонить. Я же повернулся к Мелоди. Она тяжело дышала. Зрачки расширились. Я прикоснулся к ней. Она вся сжалась. – Мелоди, – прошептал я. – Это я, Алекс. Все хорошо. Никто тебя не обидит. Пока я говорил, она немного остыла. Я продолжал ее убалтывать, зная: то, что я скажу, гораздо менее важно, чем то, как я это скажу. Я сохранял негромкий ритмический рисунок речи – спокойный, беззаботный, утешительный. Гипнотический. Вскоре девочка опустилась на подушки. Я помог ей лечь. Разомкнул руки, которыми она себя обхватывала. Продолжал успокаивающе с ней говорить. Ее мышцы стали расслабляться, а дыхание замедлилось, стало размеренным. Я приказал ей закрыть глаза, и она послушалась. Я поглаживал ее по плечу, продолжая говорить с ней, рассказывать ей, что все хорошо, что она в безопасности. Мелоди свернулась калачиком, подоткнула под себя одеяло и засунула в рот большой палец. – Выключите свет, – сказал я. В комнате стало темно. – Давайте оставим ее в покое. Бонита, доктор и Майло вышли. – А теперь ты продолжишь спать, Мелоди, проведешь очень спокойную и приятную ночь с хорошими снами. А когда проснешься утром, будешь чувствовать себя бодрой и отдохнувшей. Я услышал, как она тихонько посапывает. – Спокойной ночи, Мелоди! – Я наклонился и легонько поцеловал ее в щеку. Она пролепетала одно слово: – Папка. Я прикрыл дверь в ее комнату. Бонита металась по кухне, заламывая пальцы. На ней был застиранный мужской махровый халат, волосы убраны в узел на затылке и накрыты косынкой. Вид у нее был гораздо более бледный, чем тогда, когда я застал ее за уборкой. Тоул склонялся над своей черной сумкой. Защелкнул ее, встал и провел пальцами по волосам. Завидев меня, выпрямился во весь рост и гневно глянул на меня сверху вниз, готовый к очередной лекции. – Ну что, довольны? – бросил он. – Только не начинайте, – предостерег я его. – Не надо никаких «я же вам говорил». – Теперь, надеюсь, вам понятно, почему я был так против того, чтобы влезать в голову этого ребенка? – Никто никуда не влезал. – Я почувствовал, как сжимаются мышцы живота. Тоул воплощал в себе всех самодовольных авторитетов, к которым я питал отвращение. Он снисходительно покачал головой: – Вам явно следует освежить память. – А вот вы явно просто лицемерный напыщенный гондон! Синие глаза вспыхнули. Он поджал губы. – А как вы посмотрите на то, что я сообщу о вашем поведении в комитет по этике Медицинского совета штата? – Валяйте, доктор. – Я всерьез над этим подумываю. – Вид у него был как у кальвинистского проповедника – суровый, чопорный и самодовольный. – Флаг вам в руки. Заодно проведем небольшую дискуссию насчет правомерности использования стимулирующих медикаментов для детей. Тоул усмехнулся: – Понадобится кто-то посерьезней вас, чтобы запятнать мою репутацию. – Не сомневаюсь. – Пальцы сами собой сжались в кулаки. – У вас ведь легионы верных последователей! Вроде вон той женщины. – Я ткнул пальцем в сторону кухни. – Они сдают вам своих детей, словно поломанные живые игрушки, и вы их кое-как подшаманиваете: тут-там подкрутили – и сразу таблеточку; подгоняете их к запрошенному техзаданию. Надо сделать их послушными и тихими, покладистыми и уступчивыми? Пожалуйста! Получайте своих полусонных маленьких зомби! А вы, блин, просто герой! – Я не желаю все это выслушивать. – Он выступил вперед. – Естественно, не желаете, герой вы наш. Но почему бы вам не зайти туда и прямо не сказать, что вы на самом деле про нее думаете? Тяжелый случай, предрасположенность на клеточном уровне, так-так, давайте-ка посмотрим: гены ни к черту, никакой адекватной самооценки… Он замер на месте. – Полегче, Алекс, – опасливо подал голос Майло из своего угла. Из кухни появилась Бонита. – Что тут происходит? – агрессивно вопросила она. Мы с Тоулом воинственно уставились друг на друга, как боксеры после гонга. Он тут же сменил тон и очаровательно ей улыбнулся: – Ничего, моя дорогая. Просто профессиональная дискуссия. Мы с доктором Делавэром пытаемся определить, что будет лучше для Мелоди. – Лучше, чтоб больше никаких гипнозов! Вы сами мне сказали. – Да. – Тоул потопал носком туфли, стараясь не выдавать смущения. – Таково было мое профессиональное мнение. – Он вообще обожал это слово – «профессиональный». – И таковым оно остается. – Ну так скажите ему! – Она ткнула пальцем в меня. – Именно это мы и обсуждали, дорогая. Пожалуй, он несколько перестарался с вкрадчивостью, поскольку лицо ее напряглось, и она подозрительно понизила голос. – А что тут обсуждать-то? Я не хочу, что он или вот он, – очередной воинственный тычок в сторону Майло, – тут ошивались. – Бонита повернулась к нам. – Добреньких тут корчили и только напакостили! У моей дочки припадки, она визжит как резаная, и теперь я потеряю место! Точно потеряю! Ее лицо перекосилось. Она закрыла его руками и расплакалась. Тоул увивался вокруг нее, как жиголо с Беверли-Хиллз, – обнимал за плечи, утешал, повторял: «Тише, тише». Отвел ее к дивану, усадил, стоя навис над ней, похлопывая по плечу. – Я потеряю место, – насморочно пробубнила она сквозь сомкнутые пальцы. – Они здесь не любят шума. – Убрала руки, подняла мокрые глаза на Тоула. – Тише-тише, все будет в порядке. Я за этим прослежу. – Но как же эти припадки? – Этим я тоже займусь. – Он бросил на меня колючий взгляд, полный неприкрытой злобы – и, как я был убежден, некоторой доли страха. Бонита шмыгнула носом и утерлась рукавом. – Я не понимаю, с чего ей вдруг просыпаться и звать папу! Этот гаденыш и пальцем для нее не пошевелил, даже сраного цента не дал на ее содержание! Никогда он ее не любил! С чего она плачет по нему, доктор Тоул? – Она подняла на него глаза, словно послушница, взывающая к настоятелю. – Тише-тише… – Он совершенно ненормальный, этот Ронни Ли! Вот только посмотрите! – Женщина сорвала с головы косынку, встряхнула рассыпавшимися по плечам волосами и нагнула голову, показывая макушку. Продолжая хныкать, разделила пряди волос в центре головы. – Посмотрите на это! Выглядело это жутко. Толстый мокнущий шрам размером с жирного червя. Словно этот червь ввинтился ей под скальп и устроился там. Кожа вокруг него была синевато-багровой и бугристой – результат небрежной работы хирурга – и совершенно лишенной волос. – Теперь поняли, почему я это прикрываю? – вскричала Бонита. – Это он мне сделал! Цепью! Ронни Ли Куинн! – Она словно выплюнула это имя. – Чокнутый злобный ублюдок! Так вот этого «папочку-папочку» она звала? Эту мразь!.. – Тиши-тише, – все повторял Тоул. Он повернулся к нам. – Вы, джентльмены, еще желаете что-либо обсудить с миссис Куинн? – Нет, доктор, – ответил Майло и повернулся уходить. Ухватил меня за локоть, увлекая за собой.