– Семья Уилла Тоула пожертвовала сотни тысяч долларов на эту больницу. Они, вполне возможно, оплатили и стул, на котором ты сейчас сидишь. Я встал. – Спасибо за предостережение. Его маленькие глазки затвердели. Сигара сломалась у него в пальцах, рассыпая по столу табачные крошки. Он опустил взгляд на свое потерянное средство релаксации, и на миг мне показалось, что он вот-вот разразится слезами. На кушетке психоаналитика он доставил бы немало веселых минут. – Ты не настолько независим, как думаешь. Есть еще вопрос твоих больничных привилегий[83]. – Вы хотите сказать, что, поскольку Тоул на меня жалуется, я рискую потерять право практиковать здесь? – Я хочу сказать: не поднимай волны. Позвони Уиллу, попробуй как-то исправить ситуацию. Он неплохой парень. Вообще-то у вас обоих очень много общего. Он специалист по… – Бихевиоральной педиатрии. Знаю. Генри, я слышал его строй, и мы не играем в одном оркестре. – Запомни это, Алекс, – статус психологов среди медицинского персонала всегда был довольно зыбким. На ум сразу пришел тот его старый спич. Что-то насчет важности человеческого фактора и его сочетания с современными веяниями в медицине. Я уже подумывал, не бросить ли ему его собственные слова в лицо. Но потом посмотрел на это лицо и понял, что все равно без толку. – Это всё? У него не нашлось что сказать. Люди его типа редко находят нужные слова, когда беседа выходит за пределы банальностей, двусмысленностей и угроз. – Хорошего дня, доктор Делавэр, – сказал он. Я молча удалился, закрыв за собой дверь. * * * Вестибюль уже очистился от пациентов и теперь был заполнен группой посетителей из какой-то женской волонтерской группы. На красивых лицах хорошо одетых дамочек ясно читались старые деньги и хорошее воспитание – подросшие девочки из закрытого университетского клуба. Они восторженно внимали какому-то лакею из администрации, который выдавал им заготовленную байку про то, как больница стоит на передовом крае медицинского и гуманитарного прогресса, кивали и всячески пытались не выдавать, насколько им боязно. Лакей прогонял что-то на тему, что дети – это ресурс будущего. Все, что мне пришло в тот момент на ум, это что юные кости растут лишь в качестве зерна для чьей-то мельницы. Я отвернулся и отправился назад к лифту. Третий этаж больницы вмещал массу административных офисов, скомпонованных в форме опрокинутой буквы «Т» – отделанных темным деревом и устланных чем-то похожим по цвету и консистенции на лесной мох. Отдел кадров медицинского персонала располагался в самом низу стебелька этой «Т», в многокомнатном офисе со стеклянными перегородками и видом на Голливудские холмы. Элегантная блондинка за длинным письменным столом была не из тех людей, с которыми я особо жаждал повидаться, но я все-таки подтянул галстук и вошел. Она подняла взгляд, прикинула – узнавать, не узнавать? – после чего передумала и одарила меня величественной улыбкой. Протянула руку с властной манерой человека, который так долго сидит на одном и том же месте, что полностью проникся иллюзией собственной незаменимости. – Доброе утро, Алекс. Ногти у нее были длинные и с таким толстым слоем перламутрового лака, словно на него ушел улов целой флотилии ловцов жемчуга. Я взял ее руку и пожал с той бережностью, к которой та, безусловно, взывала. – Кора. – Как славно, что вы зашли. Давненько вас не было видно. – Да, давно. – Что, решили вернуться? Я вроде слышала, вы вышли в отставку? – Нет, не решил. И да, вышел. – Наслаждаетесь свободой? – Она одарила меня еще одной улыбкой. Да, волосы ее стали еще более блондинистыми, а прическа еще более вульгарной, фигура несколько расплылась, но, упакованная в зеленоватый трикотаж, который устрашил бы кого-нибудь не столь героических пропорций, выглядела она по-прежнему первоклассно. – Наслаждаюсь. А вы? – Да вот, как видите – все тем же самым делом занимаюсь. – Кора вздохнула. – Наверняка потому, что отлично с ним справляетесь. На мгновение мне показалось, что лесть была ошибкой. Ее лицо посуровело, и на нем появилось несколько новых морщинок. – Мы-то знаем, – продолжал я, – на ком тут на самом деле все держится. – Ой, да ладно! – Она притворно отмахнулась наманикюренной ручкой – словно веером, украшенным мелкими ракушками по краям. – Вот уж точно не на врачах. – Я едва сдержался, чтобы не добавить «дружочек». – Скажете тоже! Просто удивительно – двадцать лет проучились, а здравого смысла… Я всего лишь бессловесный раб на зарплате, хотя и вправду знаю, где тут и что. – Как-то не могу представить вас в роли рабыни, Кора. – Ну, я не знаю… – Ресницы, густые и черные, как вороньи перья, целомудренно опустились. Ей было уже хорошо за сорок, и в безжалостном свете люминесцентных трубок были прекрасно видны все эти года до последнего. Но Кора была неплохо сложена и по-прежнему довольно миловидна – одна из тех женщин, что сохраняют очертания юности, а не текстуру. Когда-то, сто лет назад, она и вовсе казалась мне девчонкой, веселой и упругой, когда мы с ней кувыркались на полу архива с историями болезни. Это был чисто одноразовый перепихон, за которым сразу же последовал взаимный бойкот. А теперь она опять вовсю флиртовала – память очистилась с ходом времени. – Вас тут не обижают? – спросил я. – Да вроде жить можно. Хотя сами знаете, что за публика эти врачи. В ответ я лишь ухмыльнулся. – Я тут вроде мебели, – сказала Кора. – Если они надумают переезжать в другой офис, то прихватят меня вместе со столами и стульями. Я оглядел ее тело с ног до головы. – Не думаю, что кто-нибудь примет вас за мебель. Кора нервно рассмеялась и смущенно прикоснулась к своим волосам. – Спасибо. Вынужденная взглянуть на себя со стороны, она, видно, осталась недовольна увиденным, поскольку быстро переключила внимание на меня. – Так зачем пожаловали? – Да вот, подчищаю концы – несколько историй болезни надо закрыть, бумажки кое-какие написать… И с почтой разобраться. Запутался уже, кому отвечал, кому нет… По-моему, я получал извещение о просрочке уплаты больничного сбора. – Не припомню, чтобы я вам такое посылала – наверное, кто-то из девочек… Меня не было месяц. Ложилась на операцию. – Жаль это слышать, Кора. Всё в порядке? – Женские проблемы. – Она улыбнулась. – Они сказали, что все обойдется. Выражение ее лица говорило, что, по ее мнению, «они» были низкими лжецами. – Рад слышать. Мы сцепились взглядами. На какую-то секунду мне показалось, что Кора опять выглядит лет на двадцать – невинной и подающей надежды. Она повернулась ко мне спиной, словно желая законсервировать этот образ у меня в голове. – Давайте посмотрю ваше личное дело. Кора встала, выдвинула ящик черного лакированного канцелярского шкафа и положила на стол синюю папку. – Нет, – сказала она. – У вас все уплачено. Через пару месяцев получите извещение за следующий год. – Спасибо. – Не за что. Она вернула папку на место. – Как насчет кофейку? – небрежно спросил я. Кора посмотрела на меня, потом на часы. – Перерыв у меня только в десять… Но какого черта, живем только раз, точно? – Точно. – Дайте я только загляну в комнату для девочек и немножко освежусь.