Дверь на противоположной стороне террасы, ведущая в квартиру Хэндлера, была уже открыта. Внутри некогда элегантного гнездышка царил полный кавардак: восточные ковры, всякий антиквариат, прозрачная акриловая мебель – все сдвинуто со своих мест, повалено или поломано; белые стены заляпаны кровью. Среди всего этого бардака тихо, как кроты, копошились криминалисты. – Она только что приняла вторую таблетку, Майло. – Блин! – Он врезал кулаком в ладонь. – Просто поговори с ней! Скажи, что про нее думаешь. Может, она нормально соображает. * * * Куда там! Мать проводила ее в гостиную и тут же вышла за дверь вместе с Майло. Мелоди неотрывно смотрела на меня издалека, посасывая большой палец. Совсем малышка. Если б я не знал ее возраст, с ходу дал бы лет пять, от силы пять с половиной. У нее было длинное серьезное личико с огромными карими глазищами. Прямые светлые волосы спадали на плечи, защепленные на голове двумя пластмассовыми заколками. Голубые джинсики, футболочка в сине-зелено-белую полоску. Ноги босые и грязные. Я подвел ее к складному стульчику и уселся напротив на диван. – Привет, Мелоди. Меня зовут доктор Делавэр. Я психолог. Знаешь, что это такое? Никакого отклика. – Я такой доктор, который не делает уколов. Я просто разговариваю и играю с детьми. Пытаюсь помочь тем деткам, которым грустно или страшно. При слове «страшно» она на секунду подняла взгляд. Потом опять уставилась куда-то в сторону, посасывая палец. – Ты знаешь, почему я с тобой разговариваю? Ее глазенки заметались по комнате, старательно избегая меня. – Я пришел, потому что вчера ночью ты могла увидеть что-то очень важное. Когда не могла уснуть и смотрела в окно. Она не ответила. Я продолжал: – Мелоди, а что ты вообще любишь делать? Молчание. – Любишь играть? Она кивнула. – Я тоже люблю играть. А еще кататься на роликах. Ты тоже катаешься? – Угу. Как же, держи карман шире. От роликов слишком много шума. – А еще я люблю смотреть кино. Смотришь кино? Она что-то неразборчиво буркнула. Я наклонился ближе. – Так как, зайчик? – По телику. – Голос у нее был тоненький и дрожащий, с придыханием – словно ветерок шевелил сухие листья. – Так-так. По телику. Я тоже смотрю телик. И какие передачи тебе больше нравятся? – Про Скуби-Ду. – Скуби-Ду. Классный сериал. А еще какие? – Мама смотрит про любовь. – А ты любишь сериалы про любовь? Она помотала головенкой. – Скучно? Некий намек на улыбку вокруг засунутого в рот пальца. – У тебя есть игрушки, Мелоди? – В комнате. – Можешь показать? * * * Комната, которую она делила с матерью, по своему характеру оказалась ни детской, ни взрослой. Размерами максимум десять на десять футов, с низеньким потолком и высоко расположенным единственным оконцем, она больше напоминала тюремную камеру. Мелоди с Бонитой спали вдвоем на одной двуспальной кровати – фактически матрасе, даже без спинки в изголовье. Кровать была не заправлена – откинутое к ногам тоненькое ворсистое одеяло открывало смятые простыни. С одного боку к ней пристроился ночной столик с кремами, лосьоном для рук, расческами, гребнями и кусочком картона с пришпиленными к нему заколками для волос. С другого привалился огромный, поеденный молью плюшевый морж кислотно-бирюзового цвета. Единственным украшением на стене оказалась младенческая фотография Мелоди. Если не считать кровати, из меблировки здесь имелись только покосившийся комод из голой сосны, накрытый вязаной салфеткой, и телевизор. В углу лежала небольшая кучка игрушек. Мелоди нерешительно повела меня к ней. Подобрала из кучи грязную пластмассовую куклу-голыша. – Аманда, – сообщила мне. – Красивая. Малышка крепко прижала страшноватую куклу к груди и принялась укачивать. – Наверное, ты хорошо о ней заботишься. – Да, хорошо. – Сказано это было оборонительным тоном. Ребенок явно не привык к похвалам. – Нисколько не сомневаюсь, – мягко произнес я. Оглядел моржа. – А это у нас кто? – Жиртрест. Это папа мне подарил. – Какой симпатичный! Девочка подошла к плюшевому зверю, который был ростом почти с нее, и старательно его погладила. – Мама хочет его выбросить, потому что он слишком большой, но я ей не разрешаю. – Жиртреста нельзя выбрасывать. – Угу. – Тебе ведь папа его подарил. Она твердо кивнула и улыбнулась. По-моему, я прошел испытание. Следующие двадцать пять минут мы сидели с ней на кровати и играли. Когда мы с Мелоди вернулись к Майло с Бонитой, то были уже с ней неразлейвода. Успели построить и разрушить несколько воображаемых миров. – Глазенки-то блестят, – заметила Бонита. – Мы отлично провели время, миссис Куинн. Мелоди просто замечательная девочка. – Это хорошо. – Она подошла к дочери и положила ей ладонь на макушку. – Вот и молодец, лапа. Глаза ее светились неожиданной теплотой, которая быстро исчезла. Повернувшись ко мне, Бонита спросила: – Ну и как ваш гипноз? – Я пока так, без гипноза. Мы с Мелоди просто познакомились поближе. Я отвел ее в сторонку. – Миссис Куинн, гипноз требует полного доверия со стороны ребенка. Обычно перед сеансом я провожу с детьми какое-то время. Мелоди отлично идет на контакт. – Так она вам ничего не рассказала?