«Я тебя и так запомню». Его слова прозвучали так спокойно и уверенно, что Френсис растаяла и опустив руки сильно покраснела. Весь оставшийся день они молча гуляли возле реки иногда обмениваясь взглядами и рассуждая о том, как собираются перебраться через болото. Место, о котором они говорили являлось настоящим зловещим испытанием, в котором еще детьми они теряли обувь слыша странные звуки в ближайшем лесу и от страха убегали назад в деревню. Другая сторона леса казалась совсем закрытой будто сказочно неприступной. Никто из их компании еще не совершал этот подвиг. Каждый обещал подрасти и обязательно сделать это, но в итоге выбирали совершенно другой путь жизни. На место детским шалостям приходила мечта покорить Париж город, манивший огнями и возможностями быть кем-то. Но у них наконец была возможность воплотить то самое детское обещание. Они были достаточно взрослыми, чтобы не бояться и все еще достаточно детьми для того, чтобы иметь этот пункт в списке дел. К счастью, сегодня было не так жарко и возвращаясь домой Фрэнсис вдыхая прохладный воздух чувствовала, что возвращаться в дом бабушки ей совсем не хочется. Она всегда ощущала счастье в деревне, но сейчас ее наполняла легкая грусть и страх за будущее, сейчас всю тревогу она делила пополам с Сирилом. «Фрэнсис, дорогая, подойди-ка сюда. Я очень рада, что ты дочитала книгу. Может быть, наконец, расскажешь свое впечатление?» — Спросила мать, как только Фрэнсис пересекла порог и тут же все жалость груди. Она вспомнила о книге, которую держит в руках и о том, что сказала отцу перед тем, как выйти из дома. Теперь перед ней стояла невыполнимая задача. Соврать матери так, чтобы она не наказала ее. Что было практически невозможно, если в метре от матери сидела мадам Дюжаль. «Мама я так себя плохо чувствую, может быть, я расскажу тебе книгу завтра.» — Посмотрев своими большими глазами на мать, сказала Фрэнсис и тронула ладонью лоб. «Мне кажется, я перегрелась на солнце» — Добавила она и облокотилась на стену. Стараясь делать вид бедной дамы, которой слишком давил корсет. «Может быть просто не стоило гулять так долго.» — Сказала мадам Дюжаль смотря прямо на Фрэнсис, казалась она вот-вот разрушит ее ложь. «Нет, все в порядке. Я просто… мне нужно было найти тень, а я зачиталась» — Сказала Фрэнсис, изображая усталость и головную боль. Она медленно подошла к бабушке с матерью и села на ближайший стул, опустила вниз руки и постаралась принять как можно более уязвимое положение тела. Если сейчас ее обман раскроется, то все оставшееся время ей наверняка придется сидеть и изучать книги, которые бабушка привезла с собой. «Я болею, я болею» — произносила Френсис про себя чтобы убедительнее играть в своем маленьком театре и наконец услышала спасительный голос. «Боже мой, тебе правда плохо? Что же ты сидишь? Пойдем ужинать и в постель» — подбежав к ней беспокойно заговорила бабушка Жаклин и повела ее в столовую. «Обязательно поешь дорогая. Твоя мать потрясающе приготовила ужин. Такую утку ты еще не ела.» — Раздался голос отца, спускающегося с верху. По его радостной походке было видно, что одним лимонадом он не напился. К счастью, Френсис мадам Анджела де Дюжаль не выспалась и была слишком уставшей чтобы расспрашивать ее о том, как она провела день. А бабушка Жаклин всегда отличалась любовью к опекунству потому принялась ухаживать за больной Френсис так, будто она не напекла голову, а как минимум болела скарлатиной. Последние дни Сирил и Френсис проводили вместе почти все время, то гуляя в лесу, то выполняя пункты ее списка. Только то самое болото они так и не смогли покорить, уже на подходе к нему, когда они все глубже начали просаживаться под землю и вода коснулась ее щиколоток Сирил взял ее за руку. «Я не ожидал что ты решишься. Так наделялся, что ты все-таки отступишь и не пойдешь туда. Френсис, я боюсь за тебя. Вдруг я не смогу помочь.». Только услышав его слова она наконец поняла, насколько ее детская мечта была безумной и не став спорить они повернули назад от места которое так и не смогли покорить. Последний вечер вместе они проводили в скромном саду его отца. Почти молча они просидели час наблюдая за тем, как день сменяется вечером. Время летело незаметно, наверняка ее уже ждали дома, но Френсис не могла оторваться от того, как он пересказывал ей «Портрет Дориана Грея». Сирил казалось, был так воодушевлен, так влюблен в литературу, что отвести взгляд от его сияющих глаз было невозможно. Никто из них не упомянул о их скорой разлуке. Что уже утром она сядет в тот самый маленький автомобиль с огромным количеством вещей, что спустя время их будут соединять только письма и то, как сейчас они держаться за руки страшась отпустить друг друга. В день отъезда Френсис было удивительно прохладно, дул сильный ветер, который редко встретишь в их краях и деревья покачиваясь махали ей вслед. Только отъехав она поняла как много ей нужно написать ему прямо сейчас о том, как она не хочет к бабушке, как ей надоела мамина болтовня и как сильно хочется поймать еще одну рыбу в тишине. Напоследок она только попрощалась с ним и обняв чуть дольше обычного пару мгновений смотрела в его темные, спокойные глаза. «Я буду ждать». Френсис много лет думала о том, правда ли он ждет, или это была лишь фраза, которую Сирил говорил каждому, кто покидал деревню. Дорогой Френсис от Сирила. Мне не передать словами в этом кратком письме как я скучаю. Когда-то давно мне казалось, что у меня есть хоть капля таланта к письму, что я смогу передать словами на бумаге все, что пожелает моя душа. Сейчас заканчивая свое обучение на хирурга, я понял, почему судьба не дала мне шанса писать. Если я не могу выразить в словах как сильна моя тоска по нашим прогулкам, то и в писатели я не гожусь. Наконец я могу рассказать тебе о своих успехах, зная твою нежную натуру рассказывать подробности операции я не стану, но вчера я был ассистентом. Меня отметили, как одного из лучших на обучении и я счастлив писать об этом тебе и отцу. Френсис, ты стала отвечать значительно реже, надеюсь с тобой все хорошо и ты, как и хотела переехала к матери с отцом. Если же ты все еще у мадам де Дюжаль, то мне крайне жаль, что так сложилось. Надеюсь, она не слишком строга к тебе. Ты обещала писать мне, прошу только пиши. Сирил. 1938 год Дорогой Френсис от Сирила. Благодарю тебя за соболезнования, похороны отца прошли спокойно, все как он и хотел, только близкие ему люди. За первый год работы я отложил сбережения, этого должно хватить на обустройство дома перед его продажей. Жаль продавать его, все-таки много было связанно с этим местом, но что поделать Париж требует жертв. Я же тебе писал, что собираюсь обосноваться теперь здесь? Я рад что ты живешь с родителями, нет ничего приятнее домашнего очага. Совсем скоро тебе будет куда приехать ко мне в гости. Что скажешь? Сообщу тебе свой новый адрес, как только со всем разберусь. Часть письма Сирила 1940год. Тяжелый выбор. 10 мая 1940 года все окончательно развалилось. Отец Френсис знал к чему может привести вся это политическая неразбериха, начавшаяся в момент прихода к власти Гитлера. Джон долгое время был в политике и только сейчас в момент нападения Германии на Бельгию он понял, что грядет что-то серьёзное. Он не раз обсуждал ситуацию с коллегами по работе, и никто из них не затрагивал эту тему со страхом. Вооружение франции было на высоте, техника превосходила возможного врага и, казалось, темные времена для Франции ждать не стоит. Действительно страх настиг его сердце лишь когда ему предложили освещать военную операцию против бельгийских, французских, британских и голландских войск на территории Бельгии. Он был не из тех, кто слепо верил в удачу и опираясь на свой приличный опыт решил принять меры. Теперь оставалось лишь 2 выбора, сопротивляться и возможно умереть или бежать пока оставалось хоть какие-то пути отхода. В памяти Жаклин еще были свежи кадры, когда ее муж уходил на войну. Ему было 46 лет, крепко сложен, высокий, с пшеничными волосами, таким он запомнился ей уходя от нее строевым шагом туда, от куда мечтал бы вернуться. Он ушел из дома вторым, после Джона. Уход сына на войну был для нее ударом, потому отпуская туда и мужа Жаклин была в полном отчаянье и зачатую просто считала дни пытаясь поддержать быт так, чтобы к их возвращению дом не выглядел забытым. Но к концу войны Жаклин получила лишь письмо о том, что муж пропал без вести. Письмо принес ей Джон, которого отправили домой из-за сильного сотрясения мозга. К счастью, смотря на своего сына сейчас за столом она не видела в нем того сломленного войной человека, который смотрел на нее 22года назад. Ей хотелось снова спрятаться в дальнюю часть дома, укрыться перьевым тяжелым одеялом и ждать, когда все пройдет. Надеясь, что в комнату тяжелой поступью зайдет высокий мужчина с пшеничными волосами. Джон осмотрел всех сидящих за столом и налил себе виски, которым решил заменить привычное вино хотя бы в этот тяжелый раз. Перед ним сидела теща, смотрящая на него как всегда неодобрительно, с боку от нее сидела мать, держащая руку, Френсис. А рядом с ним потягивала вино Доес и по тому, как она дергала ногой стало ясно, она сильно нервничает перед разговором. «Я должен вам сообщить, что мы немедленно собираем вещи и переезжаем в Великобританию. Там нас встретит мой дядя мистер Эндрюс, я написал ему с неделю назад. К счастью, он в отличном здравии и готов содействовать нашему переезду» — произнес с ощутимой тоской Джон и налил себе еще виски в и так почти полный стакан. Дискуссия о целесообразности переезда, казалось, длилась вечность. Мадам Анджела де Дюжаль не могла поверить, что ей придется оставить поместье без своего присмотра на долгое время. Ее поместье было единственным место, в котором она могла почувствовать себя спокойно. Последнее воспоминание о счастливой жизни с покойным мужем, вся ее молодость, смерть матери и другие моменты жизни оставлять которые было больно. Жаклин, едва задерживая слезы пыталась осознать происходящее, а потому не могла вставить ничего конструктивного кроме слов о том, как ей жаль покидать родное место и создавать неудобство для брата. Джон неумолимо стоял на своем выпивая по ходу разговора все больше и больше, что ближе к концу жена уже отодвигала от его рук бутылку. Его единственная дочь смотрела на все происходящее стараясь не вмешиваться. Френсис знала, все решат за нее и, к счастью, к 20 годам она уже поняла, что зачастую решения семьи были для нее верными. Их встреча закончилась общим решением уезжать из страны немедленно, а именно через четыре дня уже томиться от морской болезни качаясь на волнах. Френсис сильно устала во время этого путешествия, ей приходилось постоянно присматривать за бабушками, которые то и дело валились с ног и засыпали на ходу. При всем ее уважении к ним их нельзя было назвать подготовленными для таких событий и врача в каюту приходилось вызывать так часто, что в итоге мужчина решил пробыть весь путь с ними. Если Анджела де Дюжаль еще могла похвастаться стойкостью духа, то бедная бабушка Жаклин совершенно не переносила волны и жару, в которой им приходилось томиться на корабле. К счастью, отец был знаком с капитаном, он как-то писал о его боевых подвигах и весьма лестно отозвался о его достижениях из-за чего их немедленно переселили в свободную каюту первого класса, в которой дышать стало легче. Выйдя пред прибытием на палубу, Френсис подслушивала в пол-уха чужие разговоры, кто-то верил в свою страну, кто-то морально готовился к худшему, но так или иначе все они просто бежали. Дедушка Эндрюс оказался точной копией своей двоюродной сестры, такой же сговорчивый, весёлый и к большому облегчению искренне гостеприимный. Если описывать его жизнь здраво, то можно удивиться как такой простодушный старик имеет такое солидное количество денег и по-настоящему роскошный фамильный дом, сильно превосходящий даже поместье семьи Дюжаль. У него не было «железной хватки» присущей всем бизнесменам того времени, нет он скорее напоминал комок сентиментальности, чем человека, заработавшего все своими силами. Как рассказала позже бабушка Жаклин, ее двоюродный брат Эндрюс принадлежал к роду дворян и потому от отца унаследовал не только статус. «Ты никогда не говорила мне, что являешься дворянкой» — возмутилась Френсис, сидя за несуразно большим столом, ломившимся от приготовленной для их приезда еды. «Да брось ты, говорила конечно. Просто ты была маленькой, вот и забыла. Да и что у меня от этого осталось сама подумай? Дом у меня скромный, разве что земли много, но это ведь тоже не придел мечтаний.» — быстро отшутилась Жаклин, которая не очень любила вспоминать родителей и свою родословную. Казалось, что ее история таит секреты, которые очень хотелось узнать Френсис, но та из уважения к бабушке решила больше не расспрашивать об этом. «Я абсолютно согласна с Жаклин. Род уже не имеет веса в наши дни, к сожалению, от этого остались лишь воспоминания. Особенно во Франции.» — Мадам Анджела хоть и была счастлива, что их приняли в столь замечательном месте, с трудом могла сдержать свое желание оценить дом не по достоинству. Да, прислуги тут было больше, чем у нее, а дом украшали картины истории классицизма и множество живых цветов. Мириться с тем, что ее солидное как ей казалось имущество меркнет по сравнению с роскошью, в которой она сейчас находилась было для нее тяжелым бременем. Доес и Джон чувствовали себя не уютно поэтому по переменно благодарили хозяина дома за гостеприимство. Он чаще хвалил еду и крепкий алкоголь, а Доес восхищалась изящностью интерьера, чем сильно раздражала свою мать. Не было сомнений, что каждый обед в этом доме будет длиться по меньшей мере несколько часов. Ведь как только мистер Эндрю расспросил как они доехали и не желают ли еще чего-нибудь из напитков он решил рассказать о себе. Этот рассказ Френсис запомнила на долго, такого откровения за первые часы знакомства она не слышала никогда. Оказалось, что Эндрюс почти всегда проживает не в городе, а в этом доме подальше от городской суеты. Все его близкие друзья выкупили ближайшие дома рядом с ним и потому выбираться от сюда он не решался тем более в такое нестабильное время. Его друзьями были люди моложе его, чем он гордился, ведь, по его словам, это означает молодость ума. Его любимой машиной был Роллс Ройс 1930года подаренный другом на его шестидесятипятилетние. Мистер Эндрю был когда-то женат на мисс Патриции, которая, по его мнению, была слишком болтлива и вообще он таких разговорчивых женщин никогда не любил и почему не развелся с ней в первый же год сам не знает. А когда его рассказ дошел до детей он упомянул, что потерял двух сыновей на войне, а дочь еще в пять лет заболела туберкулезом. Рассказ переходил от радостных событий к горестным потерям и снова возвращался к юмору. Легкость, с которой он говорил о когда-то тяжелых утратах вселяла надежду и на их счастливое будущее. После ужина хозяин дома предложил проводить всех до своих комнат сам, не прибегая к помощи работников. Ему показалось, что этот жест создаст доверительные и теплые отношения, которые предстоит им налаживать в новых семейных реалиях. На минуту он задержался у двери мадам Дюжаль и еще раз поблагодарил ее за приятное общение за ужином. А также удивил ее брошенной фразой «Вы очаровательно слушаете», после чего продолжил показывать ее новую комнату. Статная фигура, строгий пиджак и элегантная молчаливость заставили его еще раз вспомнить о когда-то любимой жене к которой он такого восхищения не испытывал. Каждый направился в свою комнату отдохнуть и перевести дух и только Жаклин решила остаться с братом еще ненадолго. Ее пугала мысль о том, как она будет жить под одной крышей с Анджелой де Дюжаль, что будет с ее домом во Франции, чем она будет полезна этому поместью и не доставляют ли они много хлопот. Так до глубокой ночи две мягкие фигуры говорили при тусклом свете о будущем и строили грандиозные планы, будто по их венам не текла старческая кровь. Утро следующего дня началось с музыки. На завтраке дядюшка Эндрю поставил одну из любимых пластинок Лью Стоуна, из-за этого обстановка казалась даже слегка праздничной. Эту атмосферу поддерживал полный стол яств, превышающий все представления о хорошем завтраке. Френсис энергично пробовала все блюда, стоящие на столе так, будто до этого была голодной всю жизнь и дойдя до фруктового желе с нескрываемым удовольствием поедала его большой ложкой. Это заметила мадам Дюжаль, но вероятно из-за усталости не стала делать замечание по поводу манер внучки, а лишь посмотрела на нее неодобрительно покачав головой. Доес и Джо сидели рядом и тихо о чем-то говорили между собой, почти не притронувшись к поданным им блюдам. Дядюшка Эндрю о чем-то задумавшись смотрел в сторону Анджелы де Дюжаль и пил чай в несвойственной ему спокойной манере. Но задав лишь один вопрос Френсис поняла, что дядюшка Эндрю лишь движениями выдавал свою усталость или озабоченность, а разговорчивость осталось при нем. «Как вам спалось?» — начала разговор она, обратившись ко всем и в тоже время ни к кому пробуя на вкус пломбир, стоящий рядом. «Ой. Ночь прошла замечательно. Правда я все беспокоился как вы спите, хватает ли всем одеял не холодно ли вам, не жарко ли. А так спал как младенец. Ах да! Еще снился сон про новый автомобиль, который хочу приобрести, мы ведь теперь часто будем посещать мероприятия вместе. Нужно выбрать что-то вместительнее. У вас есть особые предпочтения?» — Он сразу оживился, в глазах появился тот самый молодой задор, с которым вчера он больше часа рассказывал про свою жизнь. Френсис поняла, с дядюшкой легко подружиться, стоит только почаще задавать ему вопрос и его благословение на благополучную жизнь в Британии она получит. «Вы так добры.» — кратко ответила мисс Дюжаль посмотрев на дочь с немым укором в глазах. Доес сразу заметила это и в второпях поддержала мать. «Да, да, большое вам спасибо. Даже не стоит» «Как это не стоит? Глупости! Приемы, светские вечера, праздники. Мы теперь ведь одна большая воссоединившаяся семья, разве не так? Так что обязательно пошлю людей присмотреть для нас автомобиль. К тому же мне нужно вас со всеми познакомить. Да и Френсис наверняка не захочет со стариками днями на пролет сидеть. Верно?» — Улыбнувшись резво продолжил дядюшка Эндрю. Френсис поддержала его кротким кивком и посмотрела на отца, который выглядел очень неважно наверняка из-за множества мыслей. Он сетовал на свою невозможность вступить в армию всю дорогу до Британии. Оставить пожилых женщин, жену и дочь было хуже, чем оставить родную страну. Хуже, но не легче и этот выбор, давшийся ему с трудом, сдавливал все его мысли, от чего за завтраком Джо был единственным кто предпочел выпить алкоголь. Спустя неделю за столом беседы стали живее, новые гости перестали без конца благодарить их спасителя и освоившись начинали изредка прогуливаться по окрестностям. Территория усадьбы была внушительной из-за чего бабушка Жаклин и мадам Дюжаль пока не выходили за пределы их приютившего поместья. Доес же старалась вытянуть Джона в город как можно чаще, что очень его раздражало. Ехать до центра города было около часа там жена просила его прогуляться до вечера, заходила с ним в рестораны, примеряла шикарные платья в попытках взбодрить его, а Джон все ждал наступления заката и возможности сесть на заднее сиденье автомобиля и уснуть по дороге. Френсис в городе за неделю так и не побывала, но ежедневно изучала соседей проходя по широкой дороге и встречая одну роскошную машину за другой. Невольно она сравнивала деревню с этим местом и здесь все было иначе. Дома разглядеть было тяжело из-за густо посаженных и идеально остриженных кусов служившими забором, на улицах не слышно было детей, только иногда доносились мелодии джаза. Обстановка здесь не отталкивала ее и при этом не манила, спокойствие ее ума нарушали лишь мысли о Сириле который наверняка ждет ее письма или сам пишет ей прямо сейчас, но совсем по другому адресу. Проходя мимо очередной изгороди, она надеялась за поворотом встретить его в белой рубашке, уставшего, с капельками пота на лбу, такого родного. И каждый раз она разочаровывалась, заглядывая за угол, никто ее там не ждал, только иногда на встречу шли девушки в шляпках и мужчины в темно синих клетчатых костюмах. Платье Френсис выглядело скромно, но молодые люди оборачивались, вслед ожидая в подарок улыбку юной незнакомки. А она не могла порадовать их ведь Френсис оставалось только надеяться, что ее письмо о переезде застанет его до того, как он сам сменит свой адрес.