Прозвенел первый звонок – урок начнется через две минуты, – и я подпрыгнула от неожиданности, живот скрутило, и я вдруг поняла: сейчас математика. Мне было страшно идти на математику. Страшно видеться с Райаном после нашей переписки. Это нормально? Это точно ненормально. Насколько же проще переписываться. При личном общении мы вели себя неловко, вечно запинались и никак не могли сказать, что на самом деле думаем. По телефону он не видел, как я краснею или неприлично широко улыбаюсь. Мы могли сказать друг другу все что угодно под видом подписи к фотографии. А теперь мне предстояло его увидеть, и уже нельзя будет спрятаться за экраном. И в довесок ко всему еще эта статья. Моя дурацкая цитата. Уф! Неужели нельзя было придумать что-то получше, чтобы выразить ему благодарность? Я встала перед открытой дверью, увидела, что он уже за партой – волосы спадают на лоб, рука крепко держит ручку, рисуя замысловатый узор на запястье, как будто переплетающиеся звенья цепи. Обычно Райан заходил в класс точно по звонку – за свою долгую школьную карьеру он в совершенстве овладел навыком появляться за партой в самую последнюю секунду. А я обычно сидела за партой еще до первого звонка. Сегодня все было наоборот. Потому что он отважный. А я трусиха. Точно. Прозвенел второй звонок, и Райан поднял взгляд на дверь, как раз когда я вошла. Я помахала, слегка улыбнулась, и Райан ответил тем же. – Привет, Келси, – сказал он. Я села за парту: – Привет, Райан. Судя по тому, как все глазели на меня, крутя головами, новости об аварии мусолили не один раз, а учитывая, как Алиса в полном недоумении пялилась на мои ноги, как бы удивляясь, что они до сих пор на месте, не обошлось без красочных преувеличений. Учитель попросил минутку внимания, и Райан откинулся на спинку стула, вертя ручку между пальцами. – Приятно видеть вас живой и невредимой, мисс Томас, – сказал мистер Грэм. – Мы все ужасно перепугались. Я вжалась в сиденье в поисках подходящего ответа. Просто рада, что осталась в живых, мистер Грэм. Наконец промямлила неловкое «спасибо». Из коридора мистера Грэма позвала администратор, и он ненадолго вышел. Все загалдели, а я стала краем глаза подглядывать за Райаном. Он тоже подглядывал за мной. Дорисовав узор на запястье, он постукивал под столом ногами – может, он тоже нервничал? Я вспомнила его друзей – как они приходили в «Хижину», вместе смеялись, договаривались пойти гулять, прощались и хлопали друг друга по спине, как Райану писали девчонки вроде Холли – все это наверняка придавало ему уверенности в себе. И так оно и было, иначе он не стал бы пожарным и не полез бы за мной в машину. Но еще я вспомнила его голос, его слова… Не бойся. Я прислушалась. Не бойся, Келси. Я нагнулась к нему через проход. Он поднял бровь и слегка улыбнулся. – Поздравляю, – прошептала я. Он замер. Перестал вертеть ручку. – С чем? – С наградой, – ответила я. – С медалью. Он опять стал рисовать у себя на запястье, украдкой поглядывая на меня, как будто не зная, серьезно я или нет. – Я про церемонию сегодня вечером, – добавила я. Он замотал головой, избегая моего взгляда. – Такая тупость. Я их просил все отменить. Сказал, что не хочу никаких наград, – сказал он. – Это не тупость, – возразила я. Он заполз в машину над обрывом. Поступил смело. Он заслуживал медали. Мистер Грэм вернулся в класс: – Так, убрали учебники! Начинаем контрольную. Он потер ладони. В классе поднялся коллективный стон, и кто-то прошипел: – Радость-то какая. Раздавая листы, мистер Грэм остановился у моей парты: – Келси, если не готова, я тебя освобожу. – Готова, – ответила я. Возможно, мне стоило пойти в класс уровнем выше – благодаря маминому домашнему обучению я продвинулась намного дальше, – но тогда мне было бы нечего делать в следующем, выпускном году. Остаток урока Райан ни разу на меня не взглянул и не попросил его подождать, когда я быстро засобирала учебники после звонка. Он не предложил встретиться после уроков и ничего мне не писал весь оставшийся день. Как будто Райан из телефона существовал, только когда его никто не видел. А я-то думала, что он специально пришел пораньше, чтобы поболтать со мной перед уроком. Решила, что наша переписка что-то значила. Что мы теперь друзья. Что мне просто надо набраться смелости. – Вообще-то я не такси, – ругался Коул со своей матерью по телефону, когда мы стояли на парковке. Он должен был подвезти меня, а потом вернуться и забрать Эмму после тренировки по футболу. Я встала рядом с пассажирским сиденьем, не зная, должна ли я сесть в машину или подождать, когда он подаст мне знак. Мимо шел Райан с Эй-Джеем и Лео. Увидев меня, он замедлил шаг. – Поехали, – отвлек меня Коул. Мы ехали в тишине, но мне показалось, что так даже лучше. – Спасибо, что подвез, – поблагодарила я, когда он подъехал к дому. Он наклонился вперед, рассматривая ворота и дом, и вздохнул. – Завтра в то же время? – спросил он. – Я буду здесь, – ответила я и вышла из машины. – Келси? – позвал он негромко. Я остановилась у железных решеток. – Если что, я рад, что ты в порядке. И он уехал. В окне показалась мамина тень, шторы распахнулись, а затем снова закрылись, едва я нажала большим пальцем на защитный экран у ворот. Когда я поднималась по лестнице на крыльцо, она уже отперла дверь. Стоя на пороге, мама подождала, пока уедет Коул, а затем закрыла и заперла за мной дверь. Хотя, пожалуй, «закрыла» – слишком слабо сказано. Дверь захлопнулась с такой силой, что задрожали фотографии на стенах. Я сделала шаг назад. В доме пахло фасолью и сиропом, а мне не хватало пространства и воздуха. – Значит, – сказала я, – ты уже видела. Она была сама на себя не похожа, хотя я знала ее лучше всех. Даже стояла как-то иначе, иначе смотрела на меня. Ее руки были сжаты в кулаки. – Что видела? Твою фотографию, мою фамилию в статье с твоей цитатой? Да, видела. – Да я почти ничего не сказала, конечно же, – ответила я. – Фамилию она узнала не от меня. Я сказала ей «без комментариев», но она продолжала расспрашивать, и… Мама подняла руку: – Келси, больше всего меня расстраивает, что ты ничего мне не рассказала. Ты разговаривала с журналисткой, хотя знала, что я бы этого не хотела, и что, ты думала, я не узнаю? Про аварию показали на федеральном канале! Все только об этом и говорят, а теперь у них еще и наш адрес есть! – Нет, – сказала я, – ты не понимаешь. Она позвонила, и я… Мама пристально посмотрела на меня, холодно и твердо. – Она позвонила? А где я была в этот момент? Ты пыталась скрыть это от меня? – Боже мой, мама, ничего страшного не произошло. Ты была в кабинете с Джен! Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза, но было видно, что способ не сработал. – Нельзя просто так брать трубку, – произнесла она таким тоном, как будто я передала вражескому государству шифр для запуска ядерной ракеты. – Для этого у нас есть автоответчик. – Я думала, что знаю, кто звонит, – защищалась я. – Прости! – И кто? Ты думала, что это тот мальчик? – Мама вдруг показалась мне чужим человеком, лишенным здравого смысла, а весь разговор – стыдным, обидным и абсолютно ненормальным. Да так оно и было. – Я не так тебя воспитывала. Я учила тебя думать. – Я думала, что звонит Анника, – сказала я, – потому что не смогла дозвониться на мобильный. Я хотела попросить маму взять себя в руки, услышать, что она говорит, но она все терла свои шрамы на спине, и я подумала, что ей и так понадобилось семнадцать лет, чтобы отпустить меня в школу, и для нее это уже прогресс. Не все можно просто так стряхнуть, и воспоминания, до которых она сама не могла добраться, – прямое доказательство. Людей похищают, держат взаперти, бьют. Опасность повсюду. И вот перед ней стою я, живое доказательство. Прозвенел таймер. Мама пошла на кухню и убрала с плиты свое варево. Я больше не могла терпеть эту вонь. Я больше не могла терпеть ее. – Мне надо делать уроки. Но она потянулась ко мне рукой в варежке-прихватке, и я задержалась у раковины. – У меня такое ощущение, что я… что я тебя теряю. Что ты ускользаешь, проваливаешься куда-то… Авария, фотографии, статья в газете – все вышло из-под контроля. – Я здесь, – ответила я. – И у меня все нормально. – Я глубоко вздохнула, проглотила комок в горле и приготовилась сказать то, что говорить совсем не хотелось. Но я это сказала. – Мы в безопасности. Мама кивнула, но половину лица закрывали растрепавшиеся волосы, и невозможно было понять, что она думает. Она взяла нож и принялась резать мясо. За едой мы обе молчали, валяя по тарелке фасоль.