– Ага, – кивнула она, ковыряясь в тарелке. После обеда Райан прислал еще одну фотографию: несколько мужчин на кухне у плиты. Похоже, они что-то готовили. Подпись: «Еще неизвестно, у кого обед хуже». – Келси? – позвала мама из кабинета. – Я заказываю продукты. Тебе что-нибудь нужно? Я подошла к компьютеру, посмотрела список, который она составила на сайте, и сказала: – Да, шампунь. – Я же тебе недавно шампунь покупала, – удивилась она. – Он ужасный. Он даже не моет. – У мамы были идеальные гладкие волосы, красивые без укладки. А у меня нет. – Мне нужен тот, которым я мылась раньше. Она вздохнула, но добавила шампунь. Доставку заказала на вторник после обеда, значит, я уже вернусь из школы и сама его заберу. В этом кабинете мама проводила почти все время: работала или сидела в интернете. В компьютере сосредоточилась вся ее жизнь. По углам комнаты висели мониторы видеонаблюдения, а на стенах – наши с ней фотографии, как новые, так и сделанные, когда я еще была младенцем. Возле двери по-прежнему – сколько себя помню – висит в раме мой первый рисунок, дурацкая мазня пальцами. Я переминалась с ноги на ногу. – От страховой компании есть новости? – спросила я. Мама на секунду подняла на меня глаза, но тут же опустила обратно, будто загипнотизированная ярким экраном компьютера. – Нет, – ответила она. Я стала искать коробку с вещами из машины, чтобы сфотографировать ее для Райана, – он наверняка и без подписи поймет, что я сейчас чувствую, – но не нашла. Наверное, мама куда-нибудь убрала или выбросила. Я быстро пошла обратно к себе, размышляя над следующим фото, но меня уже ждало новое сообщение от него: «Это девушка Райана???» Оно пришло больше двадцати минут назад. Когда я взяла телефон, он снова завибрировал: «Прости. Работаю с придурками. Мне пора». Непозволительно долго я раздумывала, как ответить, и в итоге написала: «До завтра». Литературный шедевр. Тем вечером Райан больше не писал, и я никак не могла заснуть, все время вскакивая от воображаемой вибрации. Где-то в полночь я опять проверила телефон, но там ничего не было. Келси, ты безнадежна. Я перевернулась на другой бок и подтянула простыню к подбородку, как вдруг услышала крик. Я резко вскочила в кровати, на цыпочках вышла в темный коридор и нащупала выключатель. Проверила дисплей сигнализации рядом с входом – красная лампочка горит, дом в полной готовности. – Мама? – прошептала я. И тут из ее комнаты донесся свистящий хрип, как будто она хватает воздух. Стон «нет», и вот я бегу. Ноги скользят по холодной плитке. Ее дверь была закрыта, как обычно. Затаив дыхание, я повернула ручку. Дверь скрипнула, когда я ее толкнула, мама выпрямилась в постели, тяжело дыша. Ее глаза привыкали к свету из коридора. – Мне показалось, ты кричала… – сказала я. Она блуждала глазами вокруг, как будто что-то искала. Как будто по стенам, мебели и по ней ползают пауки. Это единственное, что я знала про ее кошмары. «Пауки, сними их!» – прошептала она как-то в полусне, и я стала ее будить. Я рассказала об этом Джен, когда она только появилась в нашей жизни. Рассказала, что мама боится пауков. Видимо, Джен передала это маме, потому что, когда Джен ушла, мама схватила меня за руку, стала трясти и спрашивать, с чего я это взяла. – Ты сама сказала, во сне, – ответила я, и она меня отпустила. Больше я об этом ничего не спрашивала. Зато мне тоже стали сниться пауки. Как они разбегаются из углов комнаты. Заползают на ее бледное худое тело с ожогами на спине, свернувшееся калачиком в каком-то холодном подвале. Я и сама их чувствовала – как они крадутся под одеялом вместе с моими страхами. – Мама? Все нормально? – спросила я и сделала шаг в ее комнату. Она потрогала плечо, посмотрела на часы со светящимися красными цифрами, затем опять на меня, будто пыталась сориентироваться. – Иди спать, Келси, – сказала она. Вздрогнув, я закрыла дверь. По рукам и ногам забегали мурашки, а в нос ударил смутный запах смоченного бензином железа – давнее воспоминание. Глава 8 К завтраку мама не вышла. «Ну, бывает», – подумала я и открыла шторы, запуская солнечный свет, показавшийся из-за гор. Рано беспокоиться. Может быть, она просто высыпается после ночного кошмара. Или разговаривает с Джен по телефону. Я стала медленно собирать прошлогодний рюкзак, который достала из кладовки. Посмотрела на часы. Почистила банан. Захлопала дверцами шкафов. Дверь ее спальни скрипнула, у меня отлегло от сердца – когда мама вошла, я стояла спиной, чтобы она не прочла облегчение на моем лице. – Привет, – сказала я с бананом в руке. – Последний. Поделимся? – Нет, нет, ешь сама, – ответила она и запустила кофемашину. Я глянула через плечо и увидела ее в халате с немытыми волосами и трясущимися руками, тянущимися за кружкой. Видимо, она заметила, что я смотрю, потому что пожаловалась: – Кажется, я заболеваю. Я кивнула, пропуская мимо ушей эту ложь. По крайней мере она проснулась, включила кофемашину и начала мыть кастрюлю, которая отмокала в раковине со вчера. Все в порядке. Это не шаг назад. Не нужно звонить Джен. – Ну, – сказала я, – позвоню тебе после школы, когда узнаю, во сколько Коул и Эмма поедут обратно. Я не знала, есть ли у них что-то после уроков, и поговорила ли с ними Джен. Подумаю об этом позже. – Что? – спросила она, отрываясь от посудомоечной машины. – А, да. Хорошо. – Хорошо. Ладно. – Я обняла ее на прощание и почувствовала выступающие косточки позвоночника под халатом. Когда я обувалась, она уставилась в окно куда-то очень далеко. Я положила телефон в рюкзак. – Это мальчик, его зовут Райан, – сказала я, и мама повернулась ко мне. – Я с ним вчера переписывалась. – Ах, вот как. Райан, – улыбнулась она. – Пока, мам, – попрощалась я и улыбнулась в ответ. Я услышала мотор машины на въезде. Увидела их через ворота, через лобовое стекло. Похоже, они ссорились. Вероятно, спорили, кто будет звонить в ворота. Судя по всему, Эмма проигрывала, так как она вдруг резко открыла пассажирскую дверь. – Я побежала! – крикнула я и ввела код, чтобы на минуту отключить сигнализацию. Послышался гудок, я нажала кнопку на двери, чтобы открыть ворота, и сразу закрыла ее за собой (все по правилам). Ворота автоматически закроются за мной через тридцать секунд, если не ввести код или не приложить палец, чтобы они остались открытыми, или, наоборот, не нажать кнопку в доме, чтобы закрыть их еще быстрее. Я пробежала через открывшийся проход и кивком поздоровалась с Эммой. – Смотрю, ничего не изменилось, – заметила Эмма, увидев закрывающиеся за мной чугунные ворота. Но вообще-то изменилось все – начиная с незнакомой черной машины с музыкой на всю катушку и заканчивая ее немигающим взглядом. Эмма сильно изменилась: чем старше она становилась, тем дальше уходила от той девочки, с которой я когда-то дружила, играла в догонялки на заднем дворе и делала украшения из фантиков. – Мы опаздываем, – бросил Коул, так и не поворачиваясь ко мне. – Нет, не опаздываем, – возразила я. Каждое утро я выходила из дома в одно и то же время, а от дома Джен до меня было максимум пятнадцать минут. Но Стерлинг-Кросс всем казалась дальше, чем на самом деле. Несмотря на название, на улице не было перекрестков. Она врезалась в горы, насколько это позволял ландшафт, пытаясь отвоевать у природы побольше земли, но в основном проигрывая борьбу. Это нельзя было назвать домами с видом на горы. Это были горы и лес, где местами виднелись какие-то домишки. Наверное, остальным наша улица казалась другим миром. Эмма приглушила музыку. – Ну что, Келси, – начала она, будто смакуя мое имя. Как будто вспоминала, как оно звучит. – Что мама сказала про статью? – спросила она, пока мы выезжали с нашей улицы. – Какую статью? – удивилась я. Я поймала взгляд Эммы в зеркале заднего вида, до того как она просунула мне газету между сиденьями. Воскресная газета. «Школьника представят к награде за отвагу». В статье были фото меня и Райана из школьного альбома с характерными фальшивыми улыбками. В ней подробно описывалась авария. Восемнадцатилетний пожарный-волонтер Райан Бейкер вытащил свою одноклассницу Келси Томас из машины, зацепившейся за дерево, на горе, известной как утес Бенджамина. В понедельник вечером состоится церемония, на которой мэр вручит Райану медаль за отвагу. Приходите поддержать ребят! Цитата Райана: «Я просто действовал по инструкции». А рядом моя абсолютно ужасная недоцитата. «Я просто рада, что осталась жива», – говорит Келси Томас. Какой ужас! Статья заканчивалась общей информации о нашей жизни: «Райан, сын пожарного на пенсии, живет в Пайн-Вью со своими родителями Джереми и Кэйти Бейкер и младшим братом. Келси живет на улице Стерлинг-Кросс со своей матерью Амандой Сильвиано». Я застонала и закрыла лицо газетой, мечтая провалиться сквозь землю. Видимо, журналистка нашла мамину старую фамилию в свидетельстве о рождении – только там она еще и оставалась. Мама поменяла ее много лет назад, как раз чтобы ее не нашли журналисты. – Я даже не знала, что все так серьезно, – сказала Эмма. – Честное слово. Когда увидела фото, просто обалдела. Ее голос смягчился, напомнив мне, какой она была много лет назад. Опустив газету, я на секунду представила ее маленькой – веселую девчонку с заразительным смехом. Я пробежала глазами статью, пытаясь понять, о чем говорит Эмма. В самом низу была фотография моей машины с высоты птичьего полета – разбитая и искореженная, она лежала на дне обрыва. Машина упала. Аккуратно свернув газету и положив ее рядом, я обхватила руками колени и стала слушать свист ветра через разбитое стекло. Первый урок. Математика. Хлопнув дверцей шкафчика в раздевалке, я сделала глубокий вдох, пытаясь избавиться от легкого необъяснимого страха. Как будто на меня надвигались стены, но не совсем. Прижав ладони к холодному металлическому шкафчику, я попыталась сосредоточиться среди гула голосов и смеха. Когда я только начала ходить в школу, этот коридор был препятствием, которое мне приходилось преодолевать каждое утро, – весь этот шум, люди, какофония звуков и толкотня. Я не слышала собственные мысли. Мама учила меня в таких ситуациях просто не останавливаться – шаг за шагом, и вот я уже снова дома. И в итоге я ко всему привыкла. Но это. Это совсем другое дело. Что-то неизбежное – живот стиснуло, будто вот-вот стошнит. Я свернула в женский туалет и обтерла затылок влажной салфеткой. И уставилась на красную полосу, все еще красовавшуюся поперек пальцев.