Женщина быстро сканировала мое тело: взяла за руки, мягко разжала пальцы. – Ой! – воскликнула она. Взглянула на меня и снова на руки. – Не помнишь, как это произошло? Поперек пальцев красовался глубокий порез. Мне захотелось снова сжать их в кулак. Неизвестно, насколько действительно мы были близки к смерти. – Нет, – ответила я. – Не знаю. – Маленькая ложь. Привычка. Сжав губы, она обработала и перевязала мне руки. – Тебя родители заберут? – спросила она. – Для выписки надо заполнить кое-какие документы. И нужен страховой полис. – Нет, но… Я осеклась: к стойке, на которую опирался Райан, подошли двое – парень и девушка. Парень назвал мое имя, а девушка блуждала глазами и наконец остановила взгляд на мне. Она толкнула брата в бок, и я вся сжалась внутри. Коул и Эмма. Дети Джен. Обоих можно назвать моими бывшими, в той или иной степени. Коул был не только сыном Джен, но и моим первым парнем, хотя ему тогда было пятнадцать, а мне четырнадцать, да и встречался он со мной, скорее всего, только потому, что это было запрещено. Или потому что я всегда была рядом. Раньше Джен постоянно заставляла меня общаться со своими детьми – она сказала маме, что это необходимо для моего психического здоровья. Это был шаг. Безопасный шаг. Много лет она таскала меня по детским праздникам и экскурсиям. Но когда мне исполнилось четырнадцать, я перестала быть девчонкой, с которой мама заставляла их общаться. Наверное, Джен не разрешала ему со мной встречаться. Он сказал, что у меня красивые веснушки, я ответила, что они у меня с детства – разве он раньше их не замечал? Он пожал плечами. Поцеловал меня. Месяц спустя Джен обо всем узнала и потребовала, чтобы Коул прекратил наш роман, а когда я прямо спросила у него об этом, он пожал плечами, и так все и закончилось. Сначала я решила, что он трус, раз не стал с ней спорить. А потом поняла, что ему было просто все равно. Он пожал плечами. Конец. С тех пор я возненавидела парней, которые пожимают плечами. По слухам, свою последнюю девушку он бросил через мессенджер, а предыдущей вообще забыл сказать, что с ней расстался. Так что, если честно, могло быть и хуже. Но, к сожалению, побочным эффектом нашего расставания стал разрыв с Эммой, моей лучшей подругой. Ее место так никто и не занял. Наверное, подругой я могла назвать свою соседку Аннику, но она приезжала домой только на каникулы. Коул хотя бы недвусмысленно дал понять, что между нами все кончено. Хотя бы пожал плечами. А с Эммой мы скорее просто отдалились друг от друга. Мы не ссорились – она просто перестала отвечать на мои звонки. Наша дружба погасла, как искры от бенгальского огня. Когда понимаешь, что все горит, уже слишком поздно – ущерб необратим, искра потухла. Она стала другим человеком – с новыми друзьями и новой компанией, – а я осталась позади, к моему несчастью, абсолютно такой же. Джен называла меня незавершенным проектом. Всегда незавершенным. Видимо, Джен устроила детям серьезный разговор о частной жизни, потому что, насколько мне было известно, они никому не рассказывали про мою маму. А в прошлом году, когда впервые в жизни я шла по школьному коридору, то вдруг встретила знакомые лица – они сразу меня узнали и быстро отвели глаза. Прошло три года, и мы как будто никогда не были знакомы. Но для меня они оба были как спящий вулкан. Глядя на них, я думала о себе, какой они знали меня в детстве или какой я была в статьях их матери. И это отражение мне не нравилось. Первым заговорил Коул: – Мама на учебе. А папа в командировке. Так что остались мы. – Спасибо, – поблагодарила я. Первый разговор за три года. Не так уж и страшно. Как оторвать пластырь. Но потом он пожал плечами. Без проблем. Мне все равно. Между нами все кончено. Выберите подходящий вариант. В руках Коул держал документ о согласии на медицинское вмешательство – его же использовала Джен для моего лечения. Без них меня бы не выписали. Потому что мне было семнадцать и я еще не могла решать сама за себя. Эмме было шестнадцать, у нее были широко расставленные глаза и, по слухам, злобный характер. С тех пор как мы не виделись, Коул стал выше, оброс мышцами благодаря футболу и лакроссу и завел себе женский фан-клуб, из которого с тревожной регулярностью выбирал себе очередную подружку. – А Райан Бейкер что тут делает? – спросила Эмма, как будто мы до сих пор дружили и не было миллиона моих звонков, на которые она просто не отвечала. Услышав свое имя, Райан обернулся, и Эмма вдруг приняла позу для флирта – опора на бедро, голова набок – и спросила его: – Как себя чувствуешь? – Да пару швов наложили, – ответил он. – Долго еще? – спросил Коул, стараясь не смотреть мне в глаза. – Спасибо, что привезли документы. Но меня подкинут, – сказала я. – Но мама сказала… – Райан меня подбросит. – Такой я себе нравилась намного больше. Девушка, которую подвозят домой едва знакомые люди, которой не нужно надеяться на благосклонность бывших друзей. Находчивая. Сильная. – Ладно, – кивнул Коул и сбросил документы мне на колени, как будто избавился от грандиозной обузы. – Знаешь, вообще-то у меня есть дела поважнее. Интересно, чем занимался Коул до того, как Джен заставила его ехать в больницу? Как-то уж слишком агрессивно он разговаривал с девушкой, которую три года назад бросил, просто пожав плечами. – Скажи спасибо своей маме, – проворчала я от обиды. – Или твоей, – ответил он, обидев меня еще сильнее, потому что сказал правду. Спящий вулкан. Они знали правду. Я знаю, я знаю, я знаю, кто ты на самом деле. А кто я? Обычно я пустое место. Одноклассница. Келси Томас? Пожатие плечами. Одна из многих, незаметное лицо из толпы. В основном я держусь неплохо. У меня не трясутся руки, я выгляжу уверенно, зачеркиваю дни в календаре – все они похожи друг на друга. Но иногда ни с того ни с сего я начинаю бояться, как она. Так сильно, что не могу пошевелиться. Иногда без какой-либо причины я просто лежу в кровати, как мама, в четырех стенах и полной тишине. Иногда страх так сильно парализует меня, что я притворяюсь физически больной, просто чтобы не надо было двигаться и можно было остаться в своей комнате, в безопасности. Знать, что всегда, в любую секунду все нормально. Я в безопасности. Но по сравнению с мамой это просто цветочки. Я дочь женщины, чьей жизнью управляет страх. Мы живем на грани. И они об этом знают. Оформив выписку, доктор выдала мне буклет о признаках внутричерепной травмы и ушла, а я сразу сняла бинты и быстро осмотрела себя в зеркале. Заметных признаков для чрезмерного маминого беспокойства нет. Я слезла с кровати и подошла к Райану, который рылся в вазе с леденцами. Проходящие мимо люди улыбались ему, как будто не могли сдержаться. – Твои друзья? – спросил он. От леденцов его язык был неестественно красным. – Нет, – ответила я. – Просто документы для больницы были у их мамы. Долго рассказывать. – Она твой опекун? – Не совсем… Мы уже шли на парковку. Мне не хотелось говорить о Джен и пускаться в длинные объяснения. – Но твоя мама больна, правильно? Я напряглась, и он заметно испугался. – Прости, я не то хотел сказать. Видимо, ходили слухи, раз Райан что-то слышал. – Да, больна. Все верно, просто в другом смысле. У нее не было рака или какой-то смертельной болезни. Но она действительно была больна. Проще сказать, что у ее болезни физическая природа. Так понятнее. Занятия с Джен были обязательным условием, чтобы я могла жить с мамой. Джен назначили государственные службы. Я стала зависеть от нее, но не доверять, потому что она докладывала обо всем другим людям, которые решали мою судьбу. Мама зависела от нее еще больше, а доверяла еще меньше. Особенно после того, как она написала обо мне статью. О моем страхе. Там она ссылалась на исследование об эпигенетике и страхе. Ученые регулярно пугали мышей одним запахом – «запахом страха», а потом выяснили, что их потомство боится того же запаха. Мышей пугали запахом вишни. Не знаю, чем так страшна вишня, но, видимо, каждому свое. В общем, это исследование легло в основу ее статьи. Эволюция в действии. Доказательство, что экспрессию гена можно менять. Страх передается из поколения в поколение, проникает в наши клетки, изменяет нашу ДНК. Статья обсуждалась в профессиональных кругах. Уходят ли мои страхи корнями в детство? Я впитала их в младенчестве с молоком матери? Передалось ли мне ее напряжение? Впитала ли я ее физические реакции? Она вплела их в сказки, которые шептала мне на ночь в темноте? Или, по мнению Джен, мои страхи были привязаны к ее страхам на более глубоком уровне, вплоть до ДНК? С другой стороны, я ведь не мышь. Но я помню, и Джен наверняка тоже, как однажды она привела нас с Эммой в салон красоты, в котором шла уборка дальних помещений, и от запаха чистящего средства я вся покрылась мурашками, и меня вырвало только что съеденным обедом на пол из дешевого линолеума. «Запах антисептика, – написала Джен в своей статье. – Острый, едкий». Естественно, дома за закрытыми дверьми мама пришла в ярость от такого предательства. Но она сказала, что мы должны быть осторожными. Осторожными, потому что, хотя Джен и нарушила наше право на частную жизнь, мы слишком многое могли потерять. Осторожность, извечная осторожность. Это слово, как эхо, всегда со мной, я всегда начеку. Мама много раз могла меня потерять. Глава 5 У Райана был джип с тканевым верхом и снимающимися дверьми – летом, когда мы работали в «Хижине», я часто видела, как он снимал их в хорошую погоду. Мама назвала бы несколько причин, почему это опасно. Хотя, это моя машина лежала на дне обрыва, а не его. – Где ты живешь? – спросил он, открывая дверь. – Ты знаешь Стерлинг-Кросс? Это улица в конце… – Да, – ответил он и закрыл дверь. – Я знаю, где это. Его телефон лежал между нами, и когда мы выезжали с парковки, он зазвонил, но Райан не обратил на него внимания. – Значит, – сказала я, – ты теперь пожарный? Не слишком ли ты молод для такой работы? – Месяц назад мне исполнилось восемнадцать, но я всю жизнь хотел этим заниматься. Мой папа недавно вышел на пенсию. Дедушка тоже всю жизнь работал пожарным. Я практически вырос на станции. Теперь пришло время оформить все официально. – Он улыбнулся сам себе. – Гены. Его телефон снова зазвонил. – Почему ты не берешь трубку? – спросила я. Если бы я пропустила больше одного звонка от мамы, она бы впала в панику. Он сжал руль и на долю секунды взглянул на меня. – Я же за рулем. Хватит с меня на сегодня аварий, – ответил он. Я мгновенно перенеслась в машину над обрывом, когда я была на волосок от смерти… – Если что, я не говорила по телефону перед аварией, – заявила я и взяла его телефон, снова почувствовав на себе его взгляд. – Какая-то Холли спрашивает, идешь ли ты сегодня на вечеринку к Джулиану. Он поерзал на сиденье: – Гм.