Она спускалась вниз по лестнице, ее тошнило. Он попытался помочь ей, довести ее до безопасного места, но ее так шатало, что это давалось ему с трудом, и он боялся, как бы они оба не упали. А потом она уставилась на него расширившимися от ужаса глазами и закричала прямо ему в лицо. — Лиззи, все хорошо, я здесь, это же я. Я не сделаю тебе больно, я не сделаю тебе больно. Лиззи… Наконец ему удалось дотащить ее до постели и уложить. Она отвернулась от него и прижала ноги к животу, издавая агрессивные горловые звуки, словно злая кошка. Макс побежал в ванную, обдал холодной водой лицо и шею и быстро почистил зубы, не закрывая дверь. Он видел кровать в зеркале шкафчика на стене. Она больше не шевелилась. Он натянул джинсы и футболку, бегом спустился в сияющую солнцем комнату и включил чайник. Он тяжело дышал и весь трясся от паники, у него потели ладони. В последнее время его преследовало ощущение страха, словно постоянный прогорклый привкус во рту. Раздался грохот. Он резко развернулся и успел увидеть, как Лиззи, будто в жуткой замедленной съемке, летит с верхней ступеньки лестницы вниз, потом падает, подогнув под себя ногу и вытянув вперед руки, и издает жуткий крик разъяренного ребенка, полный боли и страха. Из чайника начал валить пар, а стеклянная дверь кухонного шкафа поймала луч солнца, загоревшийся пылающим огнем. Макс почувствовал, как по его лицу бегут слезы. В чайнике было слишком много воды, и он расплескал ее, пока наливал, и ошпарил себе руки. У подножья лестницы неподвижно лежала Лиззи, и звуки, которые она издавала, больше походили на вой какого-то животного, чем на ее голос — только не ее, не Лиззи, не его жены. Кэт Дирбон услышала их, когда подняла телефонную трубку. — Макс, давайте вы будете говорить немного помедленнее… Что случилось? Но все, что она смогла разобрать, помимо шума на заднем плане — это несколько бессвязных, утонувших во всхлипываниях слов. — Макс, ждите… Я сейчас приеду. Держитесь… Феликс полз по полу в направлении лестницы, и от него пахло грязными пеленками. Она подхватила его и быстро отнесла наверх, в ванную, где в этот момент как раз брился Крис. — Это был Макс Джеймсон, — сказала она. — Лиззи… Мне нужно ехать. Попроси Ханну тебе помочь. Застегивая на ходу юбку, она убежала, стараясь не встречаться с ним взглядом. На улице пахло сеном, и кони галопом носились по загону, размахивая хвостами от удовольствия. Кэт свернула на подъездную дорожку, а потом помчалась вниз по улице, обдумывая, что ей сейчас надо сделать, как ей, наконец, убедить Макса Джеймсона, что он не может и дальше удерживать Лиззи дома, пока она умирает. Два Серрэйлер сидел в комнате без мухи. Вместе с ним здесь были самые высокопоставленные сотрудники Уголовного розыска, которые расследовали дело о похищении ребенка. Старший суперинтендант Джим Чапмэн был назначен старшим следователем. Ему совсем немного оставалось до пенсии, он был дружелюбен, опытен и проницателен, работал полицейским на севере Англии всю свою сознательную жизнь, и большую ее часть — в разных частях Йоркшира. Остальные были заметно моложе. Сержант Салли Нелмс — маленькая, аккуратная и очень бойкая. Констебль Марион Купи — примерно из той же оперы: она только недавно перевелась из полиции долины Темзы. Во время обсуждений она говорила меньше всех, но все ее замечания были разумны и уместны. Еще один йоркширец, Лестер Хикс, был давним коллегой Джима Чапмэна и, по совместительству, его зятем. Они очень гостеприимно встретили представителя органов другого региона, хотя могли бы обидеться или проявить недоверие. Они были сфокусированы и энергичны, что Серрэйлер очень впечатлило, но в то же время он сразу заметил зарождающиеся признаки недовольства и разочарования, которые были ему знакомы по работе над делом Дэвида Ангуса с командой в Лаффертоне. Он прекрасно их понимал, но не мог позволить, чтобы его сочувствие как-то усугубило ощущение бессилия или, упаси бог, породило пораженческие настроения. Ребенок пропал из городка под названием Хервик. Ему было восемь с половиной. В три часа дня, в первый учебный понедельник после летних каникул, Скотт Мерриман вышел из дома и направился к своему двоюродному брату, Льюису Тайлеру, живущему в полумиле от него. У него при себе была сумка с купальными принадлежностями — отец Льюиса собирался свозить их в новый аквапарк в получасе езды от города. Скотт так и не появился дома у Тайлера. После двадцатиминутного ожидания, Иэн Льюис позвонил домой к Мерриманам и на мобильный самого Скотта. Двенадцатилетняя сестра Скотта Лорен сказала, что Скотт вышел «сто лет назад». Его мобильный был выключен. Дорога, по которой он шел, была в основном пешеходная, но в одном месте пересекалась с большой трассой, ведущей из города. Никто не сообщал, что видел мальчика. Тела найдено не было, как и спортивной сумки. В переговорной на стене висела школьная фотография Скотта Мерримана, примерно в одном футе от изображения Дэвида Ангуса. Они не были похожи, но их лица были отмечены одинаковой свежестью, той открытостью, которая била Серрэйлера в самое сердце. Скотт широко улыбался, демонстрируя щель между передними зубами. В комнату вошла констебль с подносом чая. Серрэйлер начал подсчитывать, сколько пластиковых чашечек этого чудного напитка он выпил с тех пор, как вступил в органы. А потом вновь поднялся Чампэн. У него что-то случилось с лицом, появилось какое-то новое выражение. Он был уравновешенным и спокойным человеком, но сейчас все его черты будто заострились, сквозь него словно пустили свежий поток энергии. Как бы откликаясь на это его движение, Саймон сел прямо, заметив, что остальные сделали то же самое — расправили плечи, подобрались и встряхнулись. — Есть кое-что, к чему я еще не прибегал в этом расследовании. Возможно, сейчас самое время это сделать. Саймон, в Лаффертоне по делу Дэвида Ангуса обращались к судебным психологам? — В смысле, к профайлерам? Нет. Это обсуждалось, но я наложил вето, потому что решил, что им просто-напросто не с чем работать. Все, что они могли нам дать — это общая картина ситуации похищения ребенка, а об этом нам и так все известно. — Согласен. Но все-таки я думаю, нам надо покрутить эту историю со всех возможных сторон. Так что давайте поиграем в профайлеров. Порассуждаем, что за человек мог забрать кого-нибудь из этих мальчиков, или обоих, — да и других, скорее всего. Вы как полагаете, полезное это будет упражнение? Салли Налмс постучала ручкой по своим передним зубам. — Да? — От Чапмэна ничего не ускользало. — У нас так же не от чего отталкиваться, как и у профайлеров, вот в чем проблема. — Ну да, не от чего. — Я думаю, нам нужно выходить в поле, а не выдумывать истории. — Патрульные и полиция уже работают в поле. Мы все там уже были и обязательно выйдем снова. Это обсуждение, с участием старшего инспектора Серрэйлера, затевалось ради того, чтобы у ключевых членов нашей команды было время отдохнуть и подумать… Подумать как следует, подумать основательно, подумать. Он сделал паузу. — ПОДУМАТЬ, — снова сказал он, на этот раз громче. — Подумайте, что случилось. Двух маленьких мальчиков забрали из их домов, их семей, вырвали из привычного окружения, напугали до смерти, вероятно, подвергли насилию и, скорее всего, убили. Две семьи развалились на мелкие кусочки, пережили, и до сих пор переживают, настоящую агонию и ужас, они вымотаны, их воображение не переставая выдает новые и новые образы, они не спят, не едят и вообще не функционируют хоть сколько-нибудь нормально, они не могут полностью положиться ни на кого и ни на что, и они никогда не смогут оправиться, ничто никогда уже не станет для них прежним. Вы знаете это так же хорошо, как и я, но вы вынуждаете меня вам об этом напоминать. Если мы ни к чему не придем и все наши обсуждения и разговоры не дадут нам ничего нового, с чем можно было бы работать, я намерен пригласить стороннего эксперта. Он сел и выкатился на стуле. Они образовали неправильный полукруг. — Думайте, — сказал он, — какого рода люди обычно совершают такие вещи. На секунду повисла тяжелая тишина. Серрэйлер взглянул на старшего суперинтенданта с новым уважением. А затем из полукруга градом посыпались замечания, предложения, описания — одно за другим, бац, бац, бац, словно карты при быстрой игре. — Педофил. — Одиночка. — Мужчина… Сильный мужчина. — Молодой… — Не подросток. — Автомобилист… ну очевидно. — Работает на себя. — Водитель грузовика… дальнобойщик, что-то в этом роде… — С подавленными желаниями… сексуально нездоров… — Не женат. — Не обязательно… Почему ты так сказала? — Не может построить отношения… — В детстве подвергался насилию… — Его унижали… — Это что-то связанное с контролем и властью, да? — Низкий интеллектуальный уровень… Средняя школа или даже хуже… — Неопрятный… никакого уважения к себе… Неряшливый… — Хитрый. — Ну нет — неосторожный. — В любом случае безрассудный. Большого о себе мнения. — Нет, нет, с точностью до наоборот. Неуверенный. Очень неуверенный. — Скрытный. Хороший лжец. Умеет прятаться… Они все продолжали и продолжали, карты одна за другой ложились на стол. Чапмэн ничего не говорил, просто переводил взгляд с одного лица на другое, следуя за вырисовывающимся узором. Серрйэлер тоже ничего не говорил и, как и Чампэн, скорее наблюдал, но при этом в нем все сильнее росло чувство беспокойства. Что-то было не так, но он ума не мог приложить, что именно и почему. Постепенно поток комментариев иссяк. У них на руках не осталось больше карт. Они снова бессильно осели на своих стульях. Сержант Салли Нелмс без конца украдкой кидала в сторону Серрэйлера взгляды — причем не самые дружелюбные. — Мы довольно неплохо представляем себе, кого ищем, — сказала она.