Он тяжело рухнул на блестящую красную банкетку. Бармен включил огоньки на танцполе, но веселее от этого не стало. Внезапно Саймон понял, что скучал по возбуждению, по всплескам адреналина — таким, какой он испытал два года назад, преследуя серийного убийцу на его же территории, и таким, с которыми он сталкивался постоянно на заре своей карьеры. Старший констебль не один и не два раза намекала ему на то, что ему пора бы уже продвигаться дальше по карьерной лестнице, но, если он станет суперинтендантом или пойдет еще выше, это будет означать, что он еще меньше времени будет проводить за работой, все больше сидеть в офисе, а этого он не хотел. Это всем известная история… не становись директором, если тебе нравится учить детей, не становись главврачом, если тебе нравится ухаживать за пациентами. Если хочешь испытывать живой восторг преследования, оставайся патрульным или констеблем. Но он этого не сделал, и пути назад не было. Может, ему стоит вообще уйти? Он знал, чем он займется, если покинет органы. Несколько его рисунков скоро выставят в Лондонской галерее; экспозиция открывается в ноябре. Он будет путешествовать и рисовать днями напролет, уделяя своим работам столько времени и внимания, сколько они того заслуживают. Он проживет. Деньги для него никогда не были главным. Но он всегда, в том числе и сейчас, сомневался: будет ли он получать то же удовольствие и удовлетворение от творчества, если ему придется зарабатывать им на жизнь? Вероятно, это ему тоже вскоре опостылеет. Вероятно. Он поднялся, чтобы взять себе еще пива, но тут же услышал, как кто-то зовет его по имени. Констебль Купи выглядела совсем иначе в черном летящем платье, длинных сережках и с убранными наверх волосами. Какое-то время Саймон просто смотрел на нее, не узнавая. Но она уверенным шагом направлялась прямо к нему и улыбалась. — Печальное зрелище, — сказала она. — Ну правда… Пить в одиночестве в такой дыре! Мы можем предложить вам что-то получше. — Она оглянулась. — Где вы сидите? Саймон замешкался, но потом все же указал на свой столик. — Хорошо. Возьмите мне тогда, пожалуйста, водку с тоником, а потом я отведу вас в более или менее приличное место. Оно называется Сэйлмейкер. — Она с томным видом пересекла зал и села. Он был в ярости. У него было чувство, будто его загнали в угол и теперь рассматривают под микроскопом. Внезапно он осознал все очарование этого тихого бара и собственного уединения. Но когда он злился, хорошие манеры включались в нем автоматически. Он купил ей коктейль и отнес его за свой стол. — А вы не будете? — Нет, мне завтра рано вставать. Марион Купи пила свою водку, поглядывая на него поверх стакана. У нее было довольно приятное лицо, на его вкус — не слишком простое и не слишком смазливое, но она носила слишком много макияжа. Он никак не мог соотнести эту женщину с констеблем, которая так осторожно и разумно высказывалась днем в переговорной. Он четко определил ее как строго ориентированного на карьеру человека, только и ждущего, как бы получить повышение. — Но все же сходим поедим вместе — это не ресторан, клуб, но готовят там очень хорошо. Странно, что вы не слышали о Сэйлмейкере. — Я тут впервые. — Я знаю, но слухи о заведениях для геев распространяются быстро. Он испытал настоящий шок — и от уверенности, прозвучавшей в ее словах, и от допущения, которое за ними скрывалось. К его лицу прилила кровь. Но Марион Купи только рассмеялась: — Да ладно, Саймон, вы гей, я лесбиянка. И что дальше? Я подумала, что мы можем приятно провести вечер вместе. Какие-то проблемы? — Только в том, что вы целиком и полностью ошибаетесь. А мне нужно идти, надо сделать несколько важных звонков. Он встал. — Я просто не могу в это поверить… как можно быть настолько старомодным? Теперь это совершенно нормально, вы не в курсе? ЛГБТ, все такое. — Констебль Купи… — он обратил внимание, что она уже открыла рот, чтобы исправить на «Марион», но вовремя остановилась, уловив его тон. — Я не собираюсь обсуждать с вами мою личную жизнь, но только еще раз повторю, что ваше предположение ошибочно. Я… Тут в кармане его куртки зазвонил телефон. На экране высветился номер Джима Чапмэна. — Джим? Хорошие новости? — Из дома. Стефани родила девочку в четыре часа. Все хорошо. — Это замечательно. Поздра… — А в остальном все плохо. — Что? — У нас плюс один. Саймон прикрыл глаза. — Продолжайте. — Сегодня днем. Девочка шести лет. Пошла купить мороженое из фургона… кто-то ее схватил и утащил. Только в этот раз были свидетели — у нас есть время, место, описание машины… — Номер машины? — Частично… это больше, чем у нас когда-либо было. — Где это случилось? — Он взглянул на Марион Купи. Выражение ее лица изменилось. — Поселок под названием Газеринг Бридж, ближе к болотам Северного Йорка. — Я могу как-то помочь? — Не откажусь. Саймон убрал телефон. Марион уже была на ногах. — Еще один ребенок. Я еду в ваше главное управление. Он пошел по направлению к выходу, она поспешно последовала за ним. У дверей она остановила его. — Думаю, мне стоит извиниться, — сказала она. Он был все еще зол, но работа сейчас заняла все его мысли, и он только слегка покачал головой: — Сейчас это едва ли важно. Он пошел к своей машине, шагая впереди нее. Главное управление полиции гудело. Саймон сразу пошел в оперативный штаб. — Старший суперинтендант поехал на место происшествия, сэр. Он попросил ввести вас в курс дела. Доски на стенах были заполнены новой информацией, и с полдюжины полицейских засели за компьютерами. Серрэйлер подошел к фотографии серебристого «Форда “Мондео”», прикрепленной на одной из стен. «ИксТиДи или ИксТиО 4…», — было подписано рядом. — С прессой мы уже работаем? — Старший суперинтендант проведет с ними брифинг на месте происшествия. — Что мы имеем? — Газеринг Бридж — большой населенный пункт… есть старый центр, есть новая застройка… он серьезно вырос за последние десять лет. Милое местечко. Ребенку всего шесть… Эми Садден… живет с родителями и младшей сестрой в тупичке с коттеджами. Пошла купить мороженое из фургончика, припаркованного там же, на углу с главной улицей. Она была последней, кто к нему подошел — водитель уже собирался уезжать, когда она к нему подбежала. Она получила свое мороженое и уже пошла обратно на свою улицу, фургон завелся и начал двигаться, когда с главной дороги съехал автомобиль и остановился рядом с девочкой… водитель высунулся, даже почти вышел из машины, и затащил ребенка внутрь. Как вы понимаете, все произошло мгновенно, словно удар молнии, он сразу же укатил, закрывая дверь прямо на ходу… Водитель фургона остановился и выскочил, но «Мондео» уже уехал… он увидел только первую половину номера… остальное — нет. Парень из фургона начал бегать по улицам и кричать… кто-то вышел из дома… позвонили нам. — И где «Мондео» теперь? Констебль закончил выписывать какие-то имена на доске. — Растворился в воздухе. Его с тех пор не видели. — Оживленное движение? — В самом поселке нет, но через пару миль начинается одна из основных трасс, ведущих к побережью. Она довольно загружена. — И что с номером? — Мы проверяем… — Но у вас недостаточно информации. — Ну да, компьютер выдал уже тысячу имен. Саймон пошел в столовую, взял себе чая и горячий сэндвич и уселся со всем этим за угловым столом. Ему надо было подумать. Он представил себе серебристый «Мондео», водителя, в панике несущегося по шоссе с ребенком: ему срочно нужно покинуть это место, его сердце колотится в груди, он не может рассуждать здраво. В этот раз все пошло не так, как надо. Он сделал это импульсивно, как и в предыдущих случаях, посреди бела дня, но в этот раз удача его подвела. Его заметили. Похититель наверняка решил, что его номер успели записать полностью и разглядели его как следует, так что его описание уже передано всем полицейским постам поблизости. Поэтому его главным инстинктом будет бежать, двигаться, как можно быстрее и дальше. В конце концов удача подводит. Обычно. Иногда. В то же время Саймон не мог отмести и другую вероятность — что этот похититель был кем-то другим, и может выясниться, что он не имеет никакого отношения к двум маленьким мальчикам, которые исчезли с разницей почти что в год. Но он доверял своим инстинктам, и нутро подсказывало ему: это он, это тот самый. Он почувствовал острое возбуждение. Если они смогут зацепиться за «Мондео», у них есть шанс. Теперь это была не только охота Джима Чапмэна, это была и его охота. Он подошел к большому столу, чтобы подлить себе еще чая, и чуть не налетел на Марион Купи. На ней были джинсы и пиджак, без сережек. Она с опаской взглянула на него. Он кивнул и вернулся на свое место, у него не было желания с ней разговаривать. Он был бы совсем не против, если бы она заявилась к нему в отель, чтобы предложить провести вместе вечер; в конце концов, это можно было бы воспринять как вполне дружелюбный жест — как своеобразную попытку развлечь коллегу, прибывшего издалека, в незнакомый для него город. Возможно, он даже ответил бы на этот жест с энтузиазмом. Но вот ее предположение — оно его разозлило. Его принимали за гея и раньше, и его это не волновало. Однако этим вечером он мало того что разозлился, он начал обороняться. Он был частным лицом, он хотел, чтобы его личная жизнь была полностью отделена от работы. «Как она посмела?!» — такой фразой можно было бы описать его эмоции в целом.