– Ой, непохожи! Вот ты – точно наш. А яны не похожи. Гришин промолчал. Он сам был в раздумьях. Дед, помолчав, спросил еще: – А немцы далеко? – В Сергеево. – А вы, значит, туда. – Туда. – Ну, храни вас Господь, сынки! Тут вернулся Васильев и постучал по броне. – Иванов! Достань из моего запаса один сухпай. И повернулся к Гришину с дедом. – Отец! Ты один живешь? – Да не, старуха есць. – Два, Иванов! Два сухпая! Из люка высунулся боец в танковом шлеме и протянул ротному две коробки. – Возьми, отец, в знак моего уважения! И протянул деду обе коробки. Дед принял их, не понимая, что это, но поблагодарил военного. – Бывай, отец! Пошли, Степан! Нас работа ждет! Подойдя к группе ждущих их командиров взводов и рот, Васильев сразу стал нарезать задачи. – Так, Максимов и твой союзник! Ждете тут, пока я не зачищу Сергеево. Я дам знать по связи. Мы же выдвигаемся по направлению к деревне. Она юго-западней два километра. Порядок движения. Разведка. Потом взводы моей роты по номерам. Первый взвод! Выделить по тройке в боковые дозоры. Понимаю, что опасности с флангов быть не должно, но лучше перебдеть, чем недобдеть. И потом, мы ж на войне! Самой настоящей. Тяжелое оружие не берем. Не шумим! Не доходя с километр до деревни, развертываемся в цепь, залегаем и ждем. Разведка работает со всем набором техники. Особое внимание – радисты. Дать им возможность сообщить о нас нельзя. Заканчиваете – нам сигнал. Рывком входим в деревню. Но тихо! Немцы местных скорей всего из домов выгнали. Так что их искать нужно в сараях и банях. Гришин! Как войдем в деревню, нужны твои бойцы. Я видел, как дед на меня смотрел. Своими нас вряд ли признают. Еще зашумят. Поэтому местных искать будут твои. Нужна информация: где, в каких домах немцы. Сколько. Есть ли там гражданские. Уже на основании этой информации решаем, берем немцев тепленькими или зачищаем. Моя рота блокирует избы и технику. И решаем судьбу фрицев. Выступаем через пятнадцать минут после ухода разведки. Вопросы? Тогда к подразделениям. Подчиненным Васильева все было понятно, а Гришин и его комвзводов еще не понимали возможностей своих союзников, да и задача им ставилась явно вспомогательная, поэтому тоже промолчали. Д. Сергеево Вышли минут через двадцать. Взводы двигались рассыпным строем, похожим на колонну, которая постепенно разворачивалась в цепь. Шли недолго, пока Васильев вполголоса не дал команду залечь. Ждали минут пятнадцать, потом Гришин, лежащий рядом с Васильевым, услышал три гудка вызова радиостанции. – Вперед! Бегом! – поднимаясь, подал команду Васильев. Побежали к деревне. Добежав, роты рассыпались, окружая дома. Бойцы Гришина начали проверять сараи, хлева и бани. Действительно, почти все население деревни оказалось выкинутым из собственных изб. Немцев было много, поэтому они заняли все жилые помещения. Тем не менее Васильев после минутного раздумья решил сохранить дома. Хотя бы для того, чтобы жители смогли забрать хоть какое-то имущество. Иллюзий относительно судьбы деревни никто не испытывал. – Работаем «факелами»! – передал по рации он своим взводам. – Готовность две минуты! Гришин, когда услышал команду, представил себе нечто совсем другое. Однако никаких факелов не увидел, бойцы, стоящие у дверей изб, что-то вытащили из своих многочисленных подсумков и замерли в ожидании. – Начали! – отследив стрелку на часах, подал команду по рации Васильев. Кстати, этот момент очень заинтересовал Гришина, когда Васильев первый раз при нем воспользовался рацией. Потому как рации как таковой Степан не видел. Андрей просто произносил команды как бы в пространство, а его слышали как минимум все командиры взводов. Вот и сейчас он негромким голосом дал команду, и Степан заметил, как в пределах видимости бойцы Васильева скользнули в приоткрытые двери изб. А секундами позже произошло то, чего ни сам Гришин, ни его бойцы, ни тем более жители деревни, с мокрыми глазами от жалости к своим избам выглядывающие из хозпостроек, никак не ожидали. По деревне как по бикфордову шнуру от избы к избе понеслись вспышки света, сравнимого с молниями, и тут же раздался грохот реального грома. Гражданских как ветром сдуло. В домах вылетели стекла. Степан тряс головой, пытаясь вернуть слух, с ужасом пытаясь представить, что должны были чувствовать те, кто был в избах. Посмотреть он смог минутами позже, когда бойцы Васильева и его роты начали вытаскивать из домов невменяемых немцев. Большая часть была без сознания и, возможно, мертва. И все как один обгадились. Вонь стояла несусветная. Бойцы матерились, таская тела немцев и бросая их во дворах под надзор товарищей. – Так! Проверить избы! Вытащите их шмотки, форму и белье, если найдете. Киньте им, пусть хоть задницы вытрут и оденутся! Собрать все оружие! Санинструктора! Проверить и отсортировать не прошедших отбор на выживаемость. Когда определимся с количеством выживших, решим, что с ними делать. И повернувшись в сторону местных, добавил: – Товарищи гражданские! Минут через пятнадцать можете зайти в свои дома и забрать все, что вам нужно и что вы можете унести. Завтра здесь будет бой! Поэтому уходите в сторону Хватова Завода. Здесь вам оставаться нельзя. Он что-то еще хотел сказать, но его прервали несколько женщин и стариков, которые, невзирая на запах, вытащили из ближайшей кучки немцев двоих пришедших в себя и начали бить. – О как! Дубина народной войны! – прокомментировал Андрей. И был удивлен, когда избиваемые начали голосить по-русски. В основном матерно. – Неужели? Так действенна эта методика обучения русскому языку? Одна из женщин оторвалась от занятия и, показав рукой на дальнюю околицу, проговорила: – А ты вон там, командир, посмотри! Васильев тут же подозвал Свиридова и отправил его туда, куда указала женщина. Пока Свиридов бегал, капитан связался с теми, кто остался в Харино, и дал команду на движение. – Командир! Там это… виселица. Мужик инвалид без ног висит и девочка молоденькая. – Так! А ну-ка! Закончили тут и рассказали мне, что тут произошло! После слов Свиридова, к месту, где били двоих пленных, подтянулись все, оставив на охране еще не пришедших в себя немцев. Местные женщины, перебивая друг друга, начали пояснять происшедшее. Васильев поморщился. – А ну-ка! Забираем этих и пошли! Оставив часовых у пленных, толпа местных и бойцов обеих рот вперемежку двинулась на другой конец деревни. За деревней на кое-как сколоченной конструкции покачивались два тела. Девочка в легком изорванном платье, со спущенными чулками, и безногий мужчина с крупными рублеными чертами сильного человека. При свете фонариков стало видно, что перед смертью они оба были сильно избиты. Разъяснила все та же женщина, которая указала на околицу. По ее словам, в их деревне жил Федосов, мужик-инвалид. Ноги потерял на Империалистической еще до революции. Вернулся инвалидом, естественно жил бобылем. Деревня ему помогала, кто чем мог, а он выучился тачать и ремонтировать сапоги. Этим и жил. А после Мировой войны, Гражданской и голода, с мужиками в деревне стало совсем плохо. И сошлась с ним одна вдова, которая стала ею, даже не успев понести от мужа. И родила от инвалида. Да при родах и умерла, оставив его с дочкой. Мужик жилы рвал, чтобы ее прокормить и вырастить. И смог. С помощью деревни, конечно же. А потом коллективизация, и в колхозе ему нашлось место нормировщика и писаря, потому как грамотный был. Дочь выросла, уехала в педучилище, а когда закончила, этой весной вернулась в свою деревню к отцу. Девочка красивая была. И летом за ней попытался ухаживать один из вот этих. А другой – дружок его. Женщина показала на избитых. Девочка ему отказала. Они не пойми кто. Неместные. Прибились к деревне после Гражданской. Толком нигде не работали. Когда организовали колхоз, обе семьи съехали из деревни. Говорят, в город. А этим летом эти двое снова появились. Когда началась война и немцы встали на Вопи, многие, кто боялся, уехали. Председателя в армию призвали, а колхозную работу на Федосова оставили. Поэтому уехать он не смог, а дочь его не оставила. А вчера, когда пришли немцы, эти двое сразу пошли к Федосовым. В общем, попытались федосовскую дочку силой взять, но та с помощью отца отбилась. Тогда те отомстили, сказали немцам, что хотят служить на них и готовы передать новой власти семью коммунистов. Сами и вешали. Перед этим били. Немцы только смеялись и фотографировали. Когда она закончила, повисла зловещая тишина. Слышно было только тяжелое дыхание нескольких десятков разъяренных мужиков, сдерживаемых только привычкой подчинения командирам. Затихли даже стонавшие подонки, чувствуя смерть. – Сссссуууккккиииии! Разорву! – Степана душила ярость. Он ничего не видел, в черноте, затянувшей его глаза, стояла картина, нарисованная воображением его казненной жены. Он рванул стягивающий горло ворот гимнастерки. – Разорву! – Подожди, Степан! – за его плечо, уже подавшееся к сволочам, крепко ухватился капитан. Тот, забыв про висящий на груди ППД, начал рвать клапан кобуры ТТ. – Подожди! – перехватывая его руку, повторил Васильев. – Ответь! Что ты хочешь с ними сделать? – Расстреляю! Сейчас! И здесь же! – Нееет! Пуля – это слишком легкая смерть! Ее еще нужно заслужить. Жаль, нет у нас времени. По-хорошему, можно было бы им обеспечить несколько часов жизни, все минуты из которых они бы мечтали о смерти. Например, посадить на кол. Но нельзя нам такими быть. Но и прощать тварей нельзя. А пуля – это и есть для них прощение. Поэтому! Погибших снять и похоронить! Пожалуйста, покажите нам, где можно или нужно это сделать. А этих… повесить. Только повесить так, чтобы они умирали долго. Как считаешь? Я прав? – Прав! – ответил Гришин, уже справившийся с яростью. – Это сделают мои бойцы. Это наше дело! – Дело наше общее, но в целом ты прав. А мои пока могилы для них приготовят, – кивнул Андрей на снимаемые тела. Когда Васильев и Трофимов вернулись с околицы, к ним подошел санинструктор Васильева. – Товарищ капитан! Вот документы командира немецкого подразделения. И он протянул бумаги. – Так! И кто тут у нас? Так… кровь на документах. Курт Ротман, майор, тридцать два года. Это все, что я смог прочесть по-немецки. Остальное нужно читать специалистам, но мне кажется, тут нет ничего особого. Письма… Фотография. Видимо, жена с дочерью. В общем, удостоверение отдать разведчикам, остальное – в печь! – А майора? – Он жив? – удивился Васильев. – Да. Слепое ранение в грудь, потеря крови. Без сознания. Болевой шок я снял, повязку наложил. Получается, он не попал под светошумовые, успел выстрелить пару раз, хорошо не попал, иначе бы его добили, получил пулю в грудь, потерял сознание и упал.