г. Дорогобуж Генерал Пронин с днепровской кручи смотрел на светлеющий восток. Отсюда, с места бывшей дорогобужской крепости, стоявшей на высоком левом берегу Днепра, было видно далеко. Днем. А сейчас еще была ночь. Но светлеющее на востоке небо напоминало о неотвратимости наступления дня. Дня, к которому и он, и вся дивизия спешно готовились эти недели. Которого так ждали и втайне так боялись. Ждали, чтобы убить в себе остатки страха перед врагом и доказать и ему, и себе, что… А что доказать? Немцам доказывать ничего не нужно. Их нужно просто убивать. А себе… А себе – что ты достоин жизни. Жизни, ради которой погибли твои товарищи. И тебе нужно за их смерти отомстить. И боялись не самой смерти. К ней уже привыкли. Боялись умереть и не успеть отомстить. Сейчас где-то там, в темноте, уже разошлись его полки, батальоны и роты по заранее расписанным местам. Машины инженерно-саперных рот прокладывали в мерзлой земле линии траншей, плетя причудливые узоры на земле, замыкая их в кольца, выпуская стрелы отсекающих позиций, выкапывая пятна-котлованы для укрытий боевой техники. Командиры подразделений распределяли личный состав по позициям, предварительно определяя сектора обстрелов, организовывали службу и взаимодействие с соседями. Бойцы, рассыпавшиеся по свежим траншеям, деловито и обстоятельно готовили личные позиции, перекрытые щели, маскировали насколько возможно брустверы. Каждая рота, каждый батальон и полк его дивизии готовят позиции для круговой обороны. Если уж придется стоять тут до конца, Пронин был уверен – немцам это будет стоить большой крови. Лишь бы боеприпасов хватило. Их брали столько, сколько можно было увезти и унести. А увезти его дивизия могла много! По сравнению с дивизией образца лета 41-го года чуть ли не на порядок больше. Очень удачно союзники помогли с питанием. Сублимированные продукты давали огромную экономию места и веса. Благо к тому же здесь не пески Каракумов, и с водой все в порядке, и даже более того – снега в этом году как никогда. Поэтому можно было взять больше боеприпасов. Пронин вспомнил, он ведь стоял здесь уже. Не совсем тут, вон там, метров на двадцать левее. И было это два с небольшим месяца назад. Его дивизия в сентябре держала оборону западнее, по левому берегу Днепра. Как раз между Ратчинской и Соловьевской переправами. Когда началось немецкое наступление и пришел приказ отходить на восток, он стоял здесь и смотрел, как внизу по дороге через город шли на Вязьму его части. А сейчас они вернулись сюда. И дадут немцам бой. Его воспоминания прервал раздавшийся за спиной звук шагов. Он обернулся. От КШМки торопился адъютант. – Товарищ генерал-майор! Полковник Савинов доложил, что на его позиции вышло командование десантников во главе с генералом Левашовым. – Ну, что ж! Поедем знакомиться. Издешковский УР Подразделения 166-й МСД осваивали позиции укрепрайона. Сюда дивизия дошла быстро, с ветерком. Маршрут ей достался самый лучший – большак и трасса Москва – Минск. Пока шли в маршевой колонне, успели разгромить станцию Семлево. Жаль, не попалось ни одного поезда. Зато отыгрались на Минской автостраде, где передовой разведдозор нос к носу столкнулся с немецкой автоколонной. Мало кто из едущих к фронту немцев уцелел в этой бойне. Их никто не искал. Сбросили с дороги инженерной машиной остатки автомобилей, и колонна, ускоряясь, рванула к днепровской переправе. Разведка с включенными фарами, маскируясь под немецкую колонну, успела проскочить автомобильный мост и завязать бой на предмостных укреплениях западного берега реки. Охрана моста, видимо, только-только получила сообщение о прорыве русских и не успела организовать отпор. Разведку комдив-166 генерал-майор Додонов с западного берега отозвал. В условиях более чем километровой простреливаемой поймы Днепра поддерживать плацдарм на западном берегу, кроме как огнем артиллерии, он не мог. От подрыва мост он уберег, ну а остальное – как получится. Поэтому к железнодорожному мосту он никого и не отправлял. Задачей дивизии было закрыть магистрали снабжения немецкого фронта под Москвой. Что сейчас его дивизия и делала, занимая брошенные два месяца назад позиции Издешковского УРа и перехватывая автомагистраль и железную дорогу направления Смоленск – Вязьма. Позиции УРа значительно упростили построение обороны. Даже с учетом того, что строился УР фронтом на запад. Поэтому приданному и дивизионному инженерно-саперным батальонам, а также профильным ротам полков осталось лишь подготовить позиции фронтом на восток. Именно в этом направлении Додонов сосредотачивал основные силы дивизии. Оборонять позицию со стороны реки должны были три ротных опорных пункта. Два из которых находились напротив мостов. Комдив считал эти силы достаточными. Огромным плюсом, кроме этого, было наличие большого числа артиллерийских капониров. В которые сейчас ставились гаубицы Д-30 артполка дивизии. Эта пушка имела возможность вести круговой обстрел, не меняя позиции. Что было огромным преимуществом в данной ситуации. – Ну что, майор, продержимся? – обратился комдив с неожиданным вопросом к майору-летчику из дивизии Захарова. Вот тоже было нововведение, за дивизиями 20-й армии закрепили сводные авиационные группы – по эскадрилье истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. Подобное существовало в Красной Армии до войны, но сложная система связи и взаимоотношений с армейской авиацией, выстроенная по типичной довоенной бюрократической схеме, показала в первый же военный месяц свою полную непригодность. К тому же летчики проиграли свое сражение за небо, и чтобы противостоять люфтваффе, крайне необходима была концентрация сил в нужном месте и в нужное время. То есть – в одних руках. Таким образом, вместо армейской и фронтовой авиации, подчинявшихся соответственно армиям и фронту, возникли воздушные армии во фронтах. Однако же сейчас, при наличии качественной связи и возможности управлять воздушными силами беспрерывно, стало возможным передавать авиацию в оперативное подчинение общевойсковым командирам. Примерно таким же образом взаимодействовали и люфтваффе с вермахтом. Поэтому в штабе дивизии сейчас находился ответственный офицер штаба 43-й смешанной авиадивизии со средствами связи. Причем это был не юноша с горящим взором, а опытный командир, способный правильно разобраться в обстановке и принять верное решение о применении авиации. Скосив глаз на стоявшего рядом майора-летчика, Додонов усмехнулся своим мыслям. «Опытному командиру» вряд ли было больше двадцати пяти лет. Однако эти мальчишки на войне быстро взрослели. – Продержимся, товарищ генерал-майор! И позиции хорошие, и место в целом. От аэродрома недалеко. Если что, наши быстро прилетят. – Ну, дай-то Бог! г. Ельня – Бывал здесь до войны? О! Пардон! Забыл, кто ты есть. Раньше. Просто раньше, – обратился с вопросом Михайлов к Федорову. Они стояли на пустынной улице напротив двухэтажного дома, на вывеске над которым готическим шрифтом было написано слово «Комендатура». В предрассветных сумерках поземка гнала мусор и бумаги, образовавшиеся вследствие поспешной эвакуации прежних хозяев. Этим повезло – их успели предупредить. В отличие от полицаев в деревнях и селах, через которые на Ельню шли колонны 101-й мотострелковой дивизии. Тех немцы предупредить не успели. Или, скорей всего, даже об этом не задумывались. Полицаи для них были полезным, но крайне дешевым имуществом, которое не жалко было и потерять. Полицаев брали в прямом смысле теплыми – в постелях. А далее – сход местного населения и его решение, жить им или умереть. По улицам еще не проснувшегося города грохотала техника дивизии. Колонны, проходя через город, расходились по намеченным рубежам. Разбуженные ее шумом в столь необычное время, кое-где показались местные жители, неверяще смотрящие на красноармейцев в зимней форме и непривычную технику. И главное – ее количество. Пеших колонн пехоты не было вообще. – Только проездом. Несколько раз. Ездил на Десногорское водохранилище красноухих черепах выпускать. А потом узнал, что в Десногорске живет мой командир отделения по училищу. Нанес, соответственно, ему визит. Мечтал с внуками летом на водохранилище отдохнуть, покупаться в непривычно теплой для наших мест воде. Но пока не складывается. – Десногорск? Это далеко отсюда? – Нет, соседний город. Можно сказать, между Ельней и Рославлем находится. – Что-то я не помню по карте. Рославль есть, а такого города нет. В ваше время появился? – Да. Там стоит атомная электростанция. Вот для охлаждения ее реакторов и запрудили Десну, сделали водохранилище. Представляешь, пять лет водохранилище набиралось. С 1979 по 1984 год. Вода в нем теплее обычной на несколько градусов. Естественно, чем ближе к реакторам – тем теплее. При этом возникает интересная особенность – рыба водится от обычной нашей речной и озерной до тропической. Даже креветки есть. И черепахи, обычно живущие при температурах воды 28–32 градуса, вполне комфортно себя чувствуют. Правда, размножаться не могут. Лето у нас слишком короткое и холодное для них. – А сама Ельня отличается? – Да не очень сильно. Ну, да! С военным временем не сравнить. Фронт сколько раз через город прокатывался! После войны его восстановили, но получилось так, что оказался он в стороне от основных маршрутов. Поэтому, на мой взгляд, даже Вязьме уступает в плане развития. – Ну, я и Вязьмы твоей не видел. Ладно, ты с Михаилом Андреевичем едешь или со штабом остаешься? – Да нет, со штабом мне не очень интересно. Лучше с Михаилом Андреевичем. А могу и сам. Не совсем же я никчемный офицер. – Ну уж нет! Даже проверять не хочу твою квалификацию. С Михаилом Андреевичем еще куда ни шло – я его знаю, он попусту рисковать не будет, а о передке – забудь! Все, давай! Как там связисты говорят – до связи! Михайлов пожал руки Федорову и Зирикову, при этом, строго взглянув в глаза последнего, добавил: – Михаил Андреевич! Без ненужной самодеятельности! Через пару минут маленькая колонна бронетранспортеров комдива и его охраны исчезла за углом. – Ну, а мы куда? – проводив глазами БТРы комдива, поинтересовался у непривычно молчаливого комиссара Алексей. Тот, раскрыв командирскую сумку с картой под целлулоидом и тыча в нее пальцем, принялся вводить его в курс планируемых мероприятий. – У нас два направления. Восток и юг. Штаб считает, что это наименее вероятные направления, откуда могут подойти гитлеровцы. По крайней мере, на первых порах. С востока находится Спас-Деменск – там наша сто тридцать четвертая дивизия немцев свяжет. С юга – до самого Варшавского шоссе никаких крупных населенных пунктов, а следовательно, гарнизонов нет. Хотя именно с Варшавки и могут прийти фрицы. Но это не быстро случится. Да и место для обороны достаточно удобное. На рубеже Колошино – Рябиновские хутора – Старое Шевелево развертывается один батальонный опорный пункт. Он перекрывает автомобильную и железную дороги на Спас-Деменск. А от деревни Казанка до Данино по правому берегу Дубровки два ротных опорника. Одна рота становится резервом комполка. Далее от Данино через Казарина – хутора Леонидово – Смоленский большак наособицу – третий. Вот эта позиция находится на направлении вероятного наступления немцев. Поэтому этот батальонный рубеж строится в два эшелона. Я предлагаю ехать именно в этот батальон. Вот такая диспозиция. – О’кей! – Что? – Хорошо, говорю! Не обращай внимания – это тяжкое наследие онлайновых компьютерных игр. – Это ты сейчас с кем разговаривал? Федоров расхохотался. – Андреич! Надеюсь, время у нас будет – я тебе много чего расскажу. Ты только спрашивай! Район г. Спас-Деменск Михаил Арсентьевич Зашибалов, генерал-майор, Герой Советского Союза, командир 134-й мотострелковой дивизии 20-й армии, с хеканьем опустил топор на березовый чурбак. На генерала – в расстегнутой гимнастерке, без портупеи – он сейчас был мало похож. Только петлицы со звездами показывали, кто сейчас коротал время за колкой дров. Чурбак, как и положено ему, развалился от молодецкого удара соскучившегося по простой работе человека на две части. Сделав еще два удара и добив чурбак до желаемого результата, он выпрямился, прислушиваясь, и воткнул топор в колоду. – Пока, мать, хватит! А мало, так я бойцам прикажу – наколют сколько тебе нужно. А сейчас извини – служба! – обратился он к старухе, сидевшей на лавочке возле сеней старенькой, наверняка еще дореволюционной избы. Изба эта находилась в маленькой деревушке, точнее, хуторке на восемь дворов Малиновском, стоящем на опушке леса. Именно здесь, в этом невеликом по российским меркам лесу, сейчас спешно обустраивался штаб дивизии. – Спасибо тебе, сынок! И когда комдив отвернулся, перекрестила его, шепча молитву выцветшими губами. Комдив, надевая портупею, отдал распоряжение бойцам, отвечающим за его охрану и стоявшим поодаль. – Филимонов! Бегом к КШМ! Пусть выяснят, что за стрельба в стороне Спас-Деменска. Части дивизии занимали заранее спланированные позиции. Марш 134-й дивизии по состоянию дорожной сети был самым сложным. Большаков, а тем более автострад, тут не было. Шли проселками в несколько колонн. Марш был возможен только с техникой, имевшейся в 20-й армии. Мощные инженерные машины, двигаясь со скоростью десятка километров в час, безостановочно вели колонны дивизии на юг. Противодействия маршу дивизии после прорыва немецкой линии обороны не было. Единственное, в районе Всходов разведка видела подразделение гитлеровцев численностью до взвода. И то только со спины. Немцы, предупрежденные командованием, спешно убрались с маршрута движения дивизии. И с расположением на местности также 134-й повезло меньше всех. Тут не было брошенного УРа, и город Спас-Деменск остался западнее позиций. Дивизия вгрызалась в мерзлую землю, строя оборону в треугольнике Варшавского шоссе и двух железных дорог направлением Вязьма – Брянск и Смоленск – Сухиничи. Были, конечно, и плюсы. На северо-востоке один батальон оседлал командную высоту – Зайцеву гору, перекрыв горловину варшавского шоссе, проложенного меж двух обширных массивов лесисто-болотистой местности. С болотами в этом районе как раз все было хорошо. И части дивизии с учетом этого фактора перекрывали узел дорог. Да какой узел! Дивизия, заняв этот район, становилась поперек горла всему правому флангу группы армий «Центр». Правда, западнее дорогу Смоленск – Сухиничи в Ельне перекрыла 101-я МСД Михайлова. Но это как дополнение к общей картине. И под это дело у него было целых два инженерно-саперных батальона с техникой союзников. Плюс шесть отдельных рот в полках. И все это сейчас стахановскими темпами закапывало дивизию в землю. – Товарищ генерал! Разрешите обратиться? Подбежавший боец лихо козырнул. – Короче! Давай докладывай! Мы сейчас не плацу. – Доложил комбат дивизионного разведбата. Батальон выдвигался для зачистки города и на перегоне западнее встретил идущий навстречу поезд. Паровоз расстреляли, остановили, эшелон проверили, шел к фронту с боеприпасами. Артиллерийскими. Комбат разведчиков запрашивает, что ему с этим делать? – Что ему делать? Передай, паровоз расстрелял – пусть теперь руками толкает поезд сюда. Наши минеры теперь стали большими затейниками – приспособят к делу. Хотя… хватит расслабляться, пойдем служить. Сам передам. Как там штаб, развернули? Аэродром «Дебрево». Особый район За сутки, с утра 19-го до утра 20-го, Захарову урывками удалось поспать несколько часов. За несколько заходов. Причем не в своем комфортабельном модуле (спасибо союзникам!), где он уже как-то быстро привык спать на кровати и раздевшись, а в машине, пока куда-то ехал, за столом в штабе, в кресле на КП. А все почему? Началось то, к чему готовились все эти дни. Ну, готовилась в основном пехота, у летчиков все шло по плану. То есть это дерьмо под названием группа армий «Центр» трогать нас боялось, а нам было не до того. И вот наконец-то командование решило, что настал момент, и в эту кучу засунули палку в виде четырех мотострелковых дивизий и активно ею там поворочали, вызвав вонь и реакцию. Это, так сказать, грубое определение ситуации. Можно выразиться подипломатичней. Дивизии наступили немцам на их самые больные мозоли, стали костью в горле и чирьем на заднице. И все это одновременно. Плюс генерал Жуков под Москвой начал их больно кусать за все выступающие части. Само собой, любой организм в таком случае инстинктивно задергается. У немцев это проявилось тем, что они наплевали на опасность русских авианалетов и принялись маршировать по дорогам средь белого дня. Причем очень обильно и в разные стороны. Дивизия Захарова далеко не летала, но в своем районе стала активно доказывать всем спешащим, что здесь ходить можно только ночью. И то оглядываясь и большими группами. Благо подопечные дивизии 20-й армии помощи на данный момент не просили. Немцы еще не собрали достаточно сил, чтобы иметь надежду их обидеть. Представители штаба дивизии в пехоте докладывали, что дивизии что те кроты – закапываются в землю. Иногда лишь разведка перестреливается с дозорами подходящих немецких подразделений. Кстати, именно идущие к плацдармам дивизий колонны являлись все же первоочередной задачей дивизии. Мы ж одна семья – гарнизон Особого района. Так прошел день. А с полуночи зашевелились союзники. Самолеты поголовно осматривались, снаряжались и заправлялись. Все имеющееся вооружение самолетов приводилось в боевую готовность. В это же время в очередной раз чистилась полоса. Эта ночь была назначена последним сроком для перегона самолетов на Большую землю, куда-то за Москву. Почему так, именно не позже 20 декабря, Захаров не знал, но по секрету ему шепнули, что это вопрос политический. Первыми взлетали большие. Это было в утренних сумерках. Получалось, что садиться им за Москвой придется уже посветлу. Перед этим на аэродром приехала большая представительная делегация, которая взошла почему-то не на борт белоснежного красавца Ил-18, а разместилась в простом Ил-14. Ил-18 взлетел первым. За ним поднялся Ан-12. В грузовом отсеке он вез разобранный вертолет МИ-1 и какую-то странную машину со сложенной лестницей, оказавшейся трапом. В самолеты с передним расположением шасси подняться без него было весьма проблематично. А их еще в этом времени не было. Или вероятность, что нет, была весьма высока. Поэтому захватили на всякий случай. Последними загрузили в самолеты затянутые в брезент поршневые авиадвигатели, дожившие до XXI столетия. Это должно было сократить время на запуск их в серию. Весь аэродром наблюдал, как оглушая ревом округу в шлейфе поднятой снежной пыли гиганты отрывались от земли и с разворотом круто уходили в серое утреннее небо. Далее они отходили в район ожидания, где поднимались на семь тысяч и становились в круг, ожидая остальных. Потом поднялся Ту-16, за ним Ил-14 и Ил-28. За ними пошли «маленькие» – сначала эскадрилья охранения МиГ-3 дивизии Захарова, потом четверка МиГ-17, пара УТИ МиГ-15, МиГ-19, МиГ-21 и СУ-25. На эшелоне боевые машины взяли транспортники в «коробочку» и пошли на восток. В районе Кубинки летчики 43-й дивизии должны были передать подопечных летчикам 6-го авиакорпуса ПВО. 20 декабря 1941 г.