– Весьма умно и логично! – согласился Савельев, в душе понимая, что пушки этого майора увидят врага только после того, как будут раздавлены его расчеты. – М-да… А нам-то что делать? – выразил общий вопрос начарт. – Я предлагаю всю позицию перенести сюда, к лесу. Все это поле около двух километров по фронту. В танковой дивизии вермахта от ста пятидесяти до двухсот двадцати танков. Если это та дивизия, что уже атаковала нас на плацдарме, то двадцать девять мы уже сожгли. Наши дивизионные артиллеристы нанесли удар, когда они еще в колоннах подходили к Днепру. Сколько, не знаю, но наверняка еще десяток можно вычесть. На поле видел – вы сколько сожгли? – Двадцать три штуки. – Итого: максимум восемьдесят восемь или сто пятьдесят шесть танков на два километра фронта. Значит, атаковать будут в одну – две линии. Перед этим проведут артподготовку по уже известным им позициям. И если позицию не сменить – это ваш последний бой. Поэтому предлагаю: на позициях с моим дивизионом расположить ваши полковушки. Пусть стреляют по пехоте, по танкам, если те выйдут на их прямой выстрел. Перед нашими позициями расположить пехотное прикрытие. Далее, сорокапятки и ПТРы разместить вот в этих языках леса, на флангах. Их позицию тоже прикрыть пехотой. Получается – мой дивизион с этой позиции на прямом выстреле достает почти до флангов. Сорокапятки и ПТР бьют в борт на четыреста метров на прямом выстреле с каждого фланга, и по фронту моей позиции достается только чуть больше километра. Сколько у вас полковых? – Семнадцать осталось. – Итого: тридцать пять пушек калибра 76–85 мм на километр фронта. Вполне боеспособная плотность. Плюс немцы фактически попадают в огневой мешок. – Они быстро разберутся и отойдут. Связь у них хорошая. – Даже если и отойдут – тоже неплохо, мы выиграем время. А связи у них не будет. Это я гарантирую. – Это как? – Есть способы. Поверьте мне. – Я поддерживаю коллегу, – после паузы отозвался Савельев. – Это шанс. На той позиции нам не устоять. – И как вы это представляете? До рассвета осталось несколько часов! Пехота окопаться точно не успеет. На улице – не май-месяц. – Успеет! Комдив как в воду глядел – придал дивизиону инженерно-саперную роту. – Ну да! Саперы-кудесники! Успеют отрыть окопы и позиции за несколько часов для нескольких тысяч бойцов и десятков пушек. – Примерно так! Но нужно торопиться. Он повернулся к сопровождающему его бойцу с радиостанцией за плечами. – Связь! Срочно мне ротного саперов! И в ночи закипела работа. На позициях оставили лишь боевое охранение, остальной личный состав отходил за высоты. А там странные машины шустро вели извилистую траншею, выкидывая мороженую землю бруствером в сторону противника, звенели бензопилы, и сосны на опушке валились, освобождая места под пушки и служа одновременно им защитой. На глазах вырастала и заполнялась пехотой и орудиями новая позиция. К рассвету все было готово. Пехота маскировала выброшенную землю снегом и обстраивала траншеи. Кое-где успели даже перекрытые щели из стволов поваленных деревьев соорудить. Спать никому не пришлось, но никто не расстраивался. Лучше не доспать, но остаться в живых. Утром командир дивизиона, захватив связиста с радиостанцией, отправился на НП дивизии, оборудованный за позициями его дивизиона. Проходя мимо КШМ, стукнул разряженной гранатой, которую всегда носил в кармане, по броне. – Что там с авиацией, Сергей? – уточнил он у выглянувшего из люка НШ дивизиона. – Летят. Полным составом летят. – Добро! Все помощь, а то тут жарко будет. На НП все уже были на месте. Из-за высот слышался отдаленный гул моторов, но боевое охранение пока молчало. Значит, немцы еще не начали. Поздоровавшись со всеми, хотя расстались буквально часа два-три назад, майор подошел к амбразуре и вскинул бинокль. – О! Опять на вас что-то новенькое! Вчера этого не было. Комдив придирчиво рассматривал надетый поверх ватника под разгрузку бронежилет. – Бронежилет. Вчера я был без него, ведь не в бой шел. А сегодня как раз такой случай. – Тихо! Комдив вскинул предупреждающе руку. – Летят! Как накаркали! Все по науке! Надо боевое охранение предупредить, пусть оставят наблюдателей и отходят. Нет смысла нести потери. – Не надо! – возразил майор, опустив бинокль. – Это наши. Летчики сорок третьей смешанной авиадивизии, закрепленной за нашей армией. – Так вроде армейскую авиацию ликвидировали. – У нас нет. У нас – особый случай. У нас все особое! И правда, в сторону немцев пронеслась пара истребителей, а следом за ними на бреющем прогудели две четверки штурмовиков. Сделав горку над оставленными позициями, первая четверка выпустила куда-то в западном направлении хорошо видимые трассы реактивных снарядов. Следом то же выполнила вторая четверка. Чуть позже одна четверка сделала заход с правого фланга, а другая с левого. Самолеты атаковали, расходились в разные стороны, разворачивались над позициями обороняющихся и снова атаковали. На высоте прошли двенадцать бомбардировщиков, сбросивших свой груз где-то в глубине позиций немцев. И все это контролировалось парами и четверками истребителей, барражировавших в синеве неба. А внизу, за высотами, все грохотало, вставали султаны разрывов, и в небо уже тянулись черные дымы горящей техники. – Я такого удовольствия не получал еще с начала войны. Все в основном нас вот так! – прокомментировал происходящее комдив. Но нельзя сказать, что эта игра шла в одни ворота. Немцы ожесточенно отбивались. Атакующие самолеты встречали трассы автоматических пушек, и не все из них промахивались. Но штурмовики один за другим пикировали на видимые им цели. – Крепкие машины! – оценил происходящее Савельев. И как сглазил. Один из штурмовиков внезапно задымил и, развернувшись со снижением, пошел в сторону советских позиций. С трудом, буквально цепляя снег на вершинах высоток, он все же перевалили через них и, поднимая снежную пыль, заскользил по снегу. А навстречу уже бежала пехота. В бинокли было видно, как красноармейцы помогали выбраться из горящего самолета летчикам. Один, прихрамывая, шел сам, а второго на своих плечах тащили два дюжих бойца. – Посыльный! – отдал приказ комдив. – Летчиков – в медсанбат! – Я думаю, атака до обеда не состоится, – сделал прогноз майор-артиллерист. Однако он ошибся. Через час немцы начали артподготовку. И полчаса долбили мерзлую землю в районе оставленных позиций. А потом наблюдатели по связи доложили, что в атаку пошли немецкие танки и пехота. После того, как немцы убедились, что на позициях, за которые вчера шел бой, никого нет, танки увеличили скорость и оторвались от пехоты, бежавшей за ними по следам от гусениц. Майор-артиллерист взял у связиста гарнитуру радиостанции и, вызвав командиров батарей, лично проверил связь. После чего вызвал еще одного абонента под позывным «Сокол». – Сокол! Как первая линия выйдет на вершину высоты! Не раньше! В гарнитуре глухо прозвучал ответ. – Надеюсь, ваши расчеты не начнут стрелять раньше времени! – проговорил он, глядя на вершины высот. Нервничал. Ему не ответили. Все застыли в напряженной тишине. Наконец, появились сначала антенны, потом башни танков. Кто-то попытался считать, но на него шикнули – это не имело смысла. И так понятно, что много. Вот уже полностью стали видны танки в лобовой проекции. Что они могли увидеть? Могли увидеть замаскированную и поэтому частично угадываемую ломаную линию траншеи, опушку леса с поваленными по краю деревьями – и все. Тщательно замаскированные среди лежащих деревьев пушки с такого расстояния они видеть не могли. Танки замедлили ход. Видимо, командиры подразделений докладывали об увиденном. Точнее, пытались – связь пропала. И тут раздался первый выстрел, тут же потонувший в грохоте следующих. В паузе перезарядки орудий и наведению на следующие цели прозвучал чей-то голос: – Мать твою! В центре горело больше двух десятков танков. «Горело» – это образно, попадание 85-мм снаряда в Т-II разваливало его полностью. Не отставали и фланги – сорокапятки безжалостно жалили «панцеров» в борта, сразу развив максимальную скорострельность и не давая врагу времени на оценку ситуации и на разворот лобовой броней к опасности. Помогали им и пэтээрщики. Там тоже заполыхали костры и безжизненно замерли немецкие танки. А дальше все утонуло в грохоте беспрерывной стрельбы и взрывов. Немцы пытались отвечать, но цели не видели или видели очень плохо. Снаряды ложились в районе траншеи либо рвались на опушке, но не прицельно. К тому же экипажи сразу поняли, что в данной ситуации являются просто мишенями. И главное – связь отсутствовала, и каждый действовал по мере своего понимания обстановки. И это было для них необычно и заставляло нервничать. Часть танков начала сдавать задним ходом, часть, наоборот, рванула вперед, пытаясь прорваться к огневым позициям русских пушек, другие маневрировали, укрываясь за остовами уже горевших танков. А сзади накатывалась вторая линия. Команды «стой» ведь не поступало. Но эта линия уже сразу включилась в огневой бой. Дым, стелющийся от горящих машин и разрывов снарядов, мешал как одной стороне, так и другой, и одновременно же выручал, снижая меткость огня. Завязалась дуэль артиллеристов и танкистов. А следом подошла пехота. Если в центре пехота никак не могла повлиять на течение боя, то на флангах стало жарко. Там дистанция между противниками была меньше. Немецкая пехота рвалась к русским пушкам. Пехотное прикрытие пока держалось, но нажим усиливался. Немецкие танки, прикрывшись с фронта подбитыми и горящими машинами, развернулись к русским фланговым позициям лобовой броней и стали выбивать сорокапятки. Как сказал бы писатель-баталист – наступила кульминация! И она наступила в образе штурмовиков Ил-2 и бомбардировщиков. Тем более цель была площадная, не маленькая, поэтому бомбардировщики, пройдясь вдоль построения немецких войск, вывалили на него свой груз в виде стокилограммовых авиабомб. А следом за ними Ил-2 прочесали образовавшееся темное на белом снегу пятно длиной около двух километров и шириной в две-три сотни метров залпами РСов, вторым заходом сбросили авиабомбы и третьим прошлись из пушек. Это и решило исход боя. Оставшиеся в живых немцы отступили на исходные позиции. Больше в этот день атак не было. А с наступлением темноты пехота 107-й мотострелковой дивизии и артиллеристы ушли на юг, туда, где им уже была пробита дорога и брешь в немецком кольце. 28 декабря 1941 г. Район г. Спас-Деменск В ночь с 26 на 27 декабря к плацдарму 134-й дивизии прорвался резерв со штабом армии и колонной снабжения. Прорыв был осуществлен по уже пройденному маршруту. Минные поля немцы за эти дни восстановить не смогли – слишком им мешали снайперы и минометные батареи пограничников, наводимые портативными радиолокационными станциями, переданными союзниками. Танковая и мотострелковая бригады, развернувшись при подходе в боевые порядки, в ночной темноте с ходу атаковали с тыла позиции немецкой пехотной дивизии на северном участке плацдарма. Одновременно навстречу резерву ударил танковый полк дивизии. Прорвав оборону немцев, танкисты и мотострелки развернулись влево и вправо, ударами по флангам свертывая оборону врага и обеспечивая безопасный проход колонн штаба и снабжения. Соединившись с дивизией, Ершаков дал личному составу после ночного марша и боя время для отдыха и обслуживания техники и вооружения. А ближе к вечеру из перехвата телефонного разговора стало известно, что этой ночью танковые дивизии, занимающие позиции с юга и юго-востока, должны свернуться и уйти. Их позиции должны занять смежные пехотные дивизии. Понятно, что танкисты, пусть и понесшие за эти дни изрядные потери, отправляются не на отдых, а к фронту, который быстро двигается на запад. Штаб армии выступил с предложением воспользоваться ситуацией, когда танкисты свернутся, а пехота еще не займет оставленные ими позиции. Предложение было заманчивым, но слабым местом было желание ударить сразу по двум целям. Все же после детального обсуждения штабы армии и 134-й дивизии пришли к выводу, что при любом развитии ситуации если и не удастся разбить немцев, то потрепать их получится изрядно. Да и надоело воевать в обороне. Танкисты Зашибалова уже просто изнывали от бездействия. Состоявшийся ночной бой полноценного удовлетворения им не принес – пехоту громить им было неинтересно. Они жаждали мести за летние поражения от немецких танковых подразделений. Решение было принято. Время начала атаки привязали к данным радио и воздушной разведки. Поэтому через час все подразделения должны были занять исходные позиции, а артиллерия – находиться в готовности к немедленному открытию огня по разведанным координатам. На выходе из штабного блиндажа Ремизов посторонился, пропуская покидающих совещание командиров, и, остановившись, дождался Флерова и Мельникова. – Ну, что, славяне, покажем фрицам, где раки зимуют? – Да уж постараемся! – откликнулся Мельников, закуривая. Остальные присоединились к нему. – Вот что, вы дайте мне по смышленому и грамотному в вашем ремесле юноше. Каждый! Они будут сидеть в КШМ моего НШ и по связи корректировать ваш огонь. При необходимости. Понятно, что основную информацию вы будете получать от союзников, однако и на месте глаза не помешают. К тому же я так мыслю, что в том бедламе, который мы все вместе постараемся устроить немцам, сверху, ночью, при наличии массы пожаров и горящей техники и сопутствующим этому дымом, все охватить будет невозможно. Поэтому хотелось бы иметь прямую связь с вами. – Перестраховываешься, Федор Тимофеевич! В штабе твоей бригады артиллеристы грамотные, сами могут корректировать. Но будь по-твоему! Кашу, как говорится, маслом не испортишь. – А мой тебе зачем? – удивился Флеров. – Мы вообще по площадям стреляем. – Именно поэтому! Это Александр Васильевич может точностью похвастаться, а твои «Катюши» цели гектарами считают. Вот чтоб на этот гектар нам и не попасть – нужен твой человек. – Лады! Пришлю. Ты там, Федор Тимофеевич, смотри, поаккуратней. Ночь – дело темное! – Нет у фрицев дубинки, чтобы броню моих ИСов пробить. – Я тебе как артиллерист говорю – нет неуязвимых танков. Это в лоб тебя не взять, а в борт или корму вполне возможно. – Ну, борта и уж тем более корму подставлять я не собираюсь. Тыл мне моя пехота прикроет. Не знаю, как дивизионная пехота будет воевать, а моя обучена прикрывать танки. И за каждым танком закреплено пехотное подразделение. Они учились воевать в связке. При последних словах Ремизов поднял палец, подчеркивая важность и ценность умения его подчиненных. Докурив, командиры поспешили к своим частям. Атака началась около двадцати двух часов. Немцам дали время собрать в ближнем тылу колонны и после этого нанесли артиллерийский удар. Дымовые шашки, которые немцы использовали для прикрытия районов сбора колонн, пытаясь скрыть этот маневр, им не помогли. Откуда им было знать, что для тепловизора это не имело значения. «Катюши» отработали по переднему краю, по возможности размягчая его и одновременно грохотом стартующих реактивных снарядов прикрывая рев дизелей пошедших в атаку танков и мотопехоты. Поэтому, когда на немецкой передовой закончили рваться снаряды «сталинского органа» и оставленные в траншеях наблюдатели выглянули из-за брустверов, делать что-либо было уже поздно – русские танки были в ста – ста пятидесяти метрах от немецких позиций. Эти русские умели наступать за огневым валом. КШМ комбрига шел в линии БТРов мотострелкового батальона. Впереди и сзади КШМ прикрывали два танка – его личный ИС-3 и такой же начальника штаба. Ремизову очень хотелось сесть в могучий ИС и лично рвать оборону 122-миллиметровой пушкой и давить гусеницами пятидесятитонной машины, но… Это ночной бой. Здесь от надежности управления бригадой и своевременности принятия решений зависело гораздо больше, чем днем. Поэтому он скрепя сердце пересел в БТР-50 и сейчас внимательно слушал эфир, пытаясь по докладам комбатов представлять реальную обстановку и не потерять нити управления. Вот первый батальон вышел на позиции гаубичной артиллерии. Ее, кстати, на картах не было – значит, это только что прибывшее и развернувшееся подразделение. Батальон раздавил артиллерию, не останавливаясь. Мотострелки тоже не спешивались, обстреляв разбегавшихся в неверном свете ракет, пожаров и орудийных выстрелов артиллеристов из бортовых пулеметов. Единственное место, где немцы оказали сопротивление, был рубеж обороны второго эшелона дивизии. Здесь немецкие подразделения успели снова занять позиции. Но что могли сделать 37– и 50-миллиметровки ИСам, спроектированным для успешной борьбы против 88-миллиметровок, использовавших боеприпасы, которых сейчас нет и в помине?