А из горла вырвался хрип. – Правда, у меня вопрос: кого именно она хотела убить таким образом? – Кахрай отступил и, обойдя Тойтека, остановился напротив него. – Сомневаюсь, что тебя удалось бы использовать… в этом смысле… Он крутанул рукой. – Да и я… как-то вот… А здесь ему Тойтек не поверил. Категорически. Очевидно, что рыжая девица нравилась Кахраю. И нравилась куда больше, чем следовало бы. Плохо. Отвратительно даже. Эмоции порой заставляют людей творить весьма странные вещи. – Или она держала их про запас? Он потер подбородок. – Правда, зачем она их в стазис засунула, непонятно… – он мотнул головой. – Впрочем, неважно… Нас снимают с рейса. Тут дело такое… Кахрай вздохнул. Сцепил руки за спиной. Покачнулся, перетекая на пятки, а с них – на носки. Он явно пытался подобрать подходящие слова, и это Тойтеку не нравилось. Категорически. – Вакцина не работает. – Што? – это удалось произнести чисто, не иначе как от удивления. – Они воссоздали весь процесс. По записям. Вакцина не работает. Да не может такого быть! Он ведь… – Шеф предполагает, что в систему внедрили вирус. И твои отчеты изначально подвергались обработке. Систему, конечно, потрошат. Если повезет, найдут остатки, сличат алгоритм, но… сам понимаешь, вероятность ничтожна, – он развел руками, словно извиняясь за то, что Тойтек оказался не просто идиотом, но идиотом в квадрате. В кубе. В… Он зарычал. И захрипел от злости. И кажется, сумел произнести пару слов. – Женщины коварны, – согласился Кахрай, присаживаясь на край дивана. – Но правда в том, что теперь все, что есть у компании, – это ты. И твоя голова, ценность которой возрастает многократно. Тойтек кивнул бы, если бы смог. – Полагаю, твоей подружке досталось, что не убрала тебя. Скорее всего, приказ был на зачистку, но ты конкретно ее достал. Неправда! – Не сверкай глазами, все знают, что большего засранца, чем Тойтек Винарри в этом витке галактики нет. Он не засранец. Он просто не видел смысла тратить время на всякого рода глупости. Да и женщины… взять хотя бы его матушку с ее вечным гормональным непостоянством, когда она то парила от счастья без видимой причины для оного, то вдруг ударялась в столь же беспричинную меланхолию. Слезы. Крики. Нервные стихи. И картины, смысл которых требовалось понимать, хотя смысла в цветных пятнах Тойтек не видел никакого. Ее уходы. Возвращения. И тихий отец, который постепенно терял краски, превращаясь в подобие человека. Ради нее он бросил карьеру, хотя мог бы достичь многого, но разве талантливая поэтесса могла тратить себя на домашнее хозяйство? На ребенка? На что-то помимо творчества? И вереницы любовников, существование которых она и не скрывала, провозгласив свободу в отношениях. И при этом она твердила о любви. Высоких чувствах, которые должны понять все. Правда, почему-то понимание должно было касаться лишь ее, а стоило отцу уже после развода привязаться к кому-то, и мать вновь же обвинила его в предательстве. Нет, Тойтеку такого семейного счастья не нужно. – Но нам повезло. И пока все еще везет, но бесконечно это продолжаться не может, – Кахрай скрестил руки на груди. – На следующей точке нас снимут. Переведут на военный фрегат. Есть основания предполагать, что Рахх захочет наглядно продемонстрировать свои достижения. У Тойтека почти получилось склонить голову. – А значит, им нужен будет полигон. И еще ниже. – Тоже думал? В центральные миры они не сунутся, да и на дальних ветках им делать нечего. Не будет особого резонанса. Стало быть, остаются миры промежуточные, второй-третий тип. А это сотни и сотни планет. – Если отбросить густонаселенные, – Кахрай загнул палец, – их не тронут, слишком велик риск, что эпидемия выйдет из-под контроля. Также вычеркнем миры с низкой плотностью населения, типа аграрных или горнодобывающих. Там, наоборот, эпидемия вряд ли разовьется. Останется пара десятков. И да, их возьмут под наблюдение, но… Чума опасна в том числе и периодом инкубации, когда человек визуально здоров, но уже заразен. – Ввести общее чрезвычайное положение на одной аналитике не получится, – Кахрай говорил спокойно, и Тойтек даже знал, к чему он ведет. – Был шанс, что удастся получить вакцину до начала, но… говорю же, не вышло. Даже если они вирус поднимут, то все одно шансов на успех мало. И что остается? Тойтек. И его голова. Его знания, которые из этой головы добудут несмотря ни на что… – У нас пять дней. Нужно, чтобы ты начал говорить. Или хотя бы смог шевелить пальцами… если, конечно, не хочешь продолжить жизнь в цифровой оболочке. – Хр-рв-р… – Полный, – вздохнул Кахрай. – А чулки ничего такими были, да… тебе бы тоже понравились. Глава 22 Корабль медленно разворачивался, позволяя всем желающим полюбоваться панорамой. И если с левого борта открывался вид на трехъярусную станцию, меж ажурными опорами которой деловито сновали корабли спецслужб, то слева расстилалась бездна. Светило, спрятавшись за вереницу планет, пылало алым, и тонкие нити протуберанцев казались почти ненастоящими. Чуть дальше, смазанные, скрытые дымкой псевдоатмосферы, плыли планеты второго кольца, а уже за ними, почти неразличимый глазом – хотя, конечно, индивидуальные панели оставляли возможность увеличения, буде возникнет у кого желание, – начинался пояс астероидов. Лотта мысленно прикинула плотность его, сама себе кивнула, подтверждая, что отказ от участия в выработке был верным, пусть и разведка утверждала, что камни богаты редкоземельными элементами, но расположение, близость жилого мира и потенциально годных для экспансии планет, вкупе с дальнесрочными планами терроформирования Каира накладывали слишком большое количество ограничений. Да и всегда оставалась опасность, что правила в очередной раз ужесточат, разработку признают потенциально опасной и закроют. Она обхватила себя за плечи. И отвернулась. Смотреть за работой станции было куда скучнее. Взгляд подмечал и тяжелые туши грузовых кораблей, застывших в дальней зоне. На их фоне пассажирские казались до несерьезности небольшими, а суда технического обслуживания и вовсе крохотными. Надо было решаться. Сейчас. Или… через пять минут. За пять минут ничего-то не случится, разве что лайнер развернут. Он и сам оживал. Дважды огромное тело его пошло мелкой дрожью, от которой экраны мигнули и на долю мгновения погас свет, впрочем, сразу же включился, а дрожь успокоилась и ощущалась, лишь если положить ладонь на стену. Лотта положила. До точки входа на струну еще пара часов при благоприятных условиях, но сам портал откроют глубокой ночью, когда большинство пассажиров будут спать. – Проклятье, – раздалось рядом. Обернувшись, Лотта увидела, как седовласый господин того благообразного вида, который сразу внушает подозрение, пытается стряхнуть капли с пиджака. – Я буду жаловаться… Впрочем, сказал он это самому себе. Под ногами суетился робот-уборщик, и тонкие трубки его норовили дотянуться до чашки, кофе из которой медленно растекался по подставке. Стало быть, крен есть, а Лотта убедила себя, что ей кажется. Странно, на судне подобных размеров и с активированными щитами крена быть не должно в принципе, тем паче такого явного. Она покачала головой. Чем дальше, тем меньше все это ей нравилось. И будь Лотта более мнительной, она бы решила, что за всем снова стоит родня. Но мнительной она не была, ко всему уже имела дело с тем, что социологи осторожно именуют естественным следствием старения коллектива.