Глава 25 Рыженькая была цела. Это обстоятельство Кахрая обрадовало несказанно. Настолько, что он смутился от этакой вот радости, за которой впору искать эндорфиновый стимулятор, хотя ничего такого Кахрай в жизни не употреблял. А потому отвернулся и сказал: – Штаны широковаты. Наследница, последняя надежда могучего некогда рода и цвет аристократии тоже смутилась и покраснела, густо, щедро, отчего Кахраю стало неудобно, и он поспешил пояснить: – Ткани много. Если вдруг что, то можно запутаться. А так хорошие штаны. С цветочками. – Это лилии, – зачем-то пояснила рыженькая и посмотрела куда-то в сторону. Кахрай тоже посмотрел. В стороне было пусто, чисто и лишь тускло мерцала стрелка на полу, намекая, что все-то приличные пассажиры давно уже отправились к зоне высадки. – Никогда не видел лилий. Кахрай почувствовал, как горит шея. И уши. И… да что с ним происходит-то? Он взрослый, серьезный человек, а тут… и подопечный в кресле завозился, закряхтел, то ли сетуя на этакую безалаберность сопровождения, то ли пытаясь выбраться раньше времени. Искин нервно потребовал успокоить пациента, но Кахрай не послушал. Задержка – это, конечно, на руку, но все-таки времени мало. И каждую минуту надо использовать с толком. Вот подопечный и дул щеки, тянул губы трубочкой, пытаясь хоть как-то восстановить речевой аппарат. – У меня в теплице есть. Красивые. Только пахнут как-то чересчур… но бабушка любила, – она выставила ножку, и ткань, которой вот прямо недавно было столько, что прямо складками висела, вдруг куда-то подевалась, эту самую ножку обрисовав. – Если хотите, я вам потом покажу. Лилии, – зачем-то уточнила девица. – Буду счастлив. Прозвучало почему-то двусмысленно. И Кахрай отряхнулся и велел: – Держитесь рядом. Старайтесь далеко не отходить. Она кивнула. А волосы в косу заплела. Только они все равно курчавились и норовили из косы выбраться, завивались смешно. И у Кахрая прямо руки чесались потрогать. Волосы-то настоящие. Но он толкнул кресло, а рыженькая пошла рядом. Осторожно, косясь на Кахрая, точно не способная поверить, что ей разрешили. Или спросить чего хотела. – Я не могу принять ваше предложение, – сказал он со вздохом. – У меня контракт. Кивнула. – Но полагаю, что если вы будете поблизости, то контракт не помешает. – Мне к вам переселиться? – уточнила она. – Зачем? От этакой перспективы Кахрая в жар бросило. – Чтоб вам удобнее контракт соблюдать было. – Мне и так удобно. – Как знаете… – она слегка прикусила пухлую губу. – А… не могу я связаться с вашим нанимателем и перекупить контракт? – Вряд ли. – У меня есть деньги. – Верю. – Много денег. И шефу Кахрай доложит, как только выделят канал связи, который пока перекрыт «по техническим причинам». А там уже… нет, с одной стороны, шефу дела нет до посторонних девиц, и задачу перед Кахраем поставили четко. С другой… девица непростая, а дела у «Фармтека» не так чтобы хороши, пусть это и не Кахрая дело, но он же не тупой. Он и читать умеет, и понимает куда больше, чем некоторые думают. – Верю, – повторил он и посторонился, пропуская девицу в кабину лифта, куда она сперва заглянула, будто надеясь увидеть что-то подозрительное, и лишь потом вошла. Посторонилась. Вздохнула. И спросила: – Вот почему они так? – Кто? – Родственники. Мне казалось, мы вполне неплохо ладим. С бабушкой им точно было куда как сложнее. Кахрай кивнул. Он помнил ту пожилую леди с портрета, который оказался чересчур уж подробным. Леди неуловимо походила на его первую учительницу, чем пугала до одури. – Когда бабушка умерла, они настаивали, чтобы я отошла от дел, передав управление совету директоров, – она повела плечиками, и захотелось вдруг обнять, утешить, успокоить. Неприятно, когда тебя хотят убить. Кахрай знает. Тойтек заворчал, как показалось, с сочувствием. – Пришлось сложно… – Шарлотта вздохнула. – А теперь будет еще сложнее. Вот что с ними делать? Судить? Так доказательств нет. И не будет, если я хоть что-то понимаю… Она потерла кончик веснушчатого носа. – Впервые за все время я решила куда-то поехать… отдохнуть… а тут… – и обессиленно махнула рукой. А затем встрепенулась и спросила: – А вы любите каррозу? Каррозу Тойтек не любил. Он вообще не жаловал вещества, обладавшие пусть и слабовыраженным, но тем не менее явным воздействием на разум. Пусть карроза и дарила бодрость, но, во-первых, содержание кофеина в ней в значительной мере превышало таковое в натуральном кофе, а во-вторых, комплекс сопутствующих веществ, которые неизменно накапливались по мере обработки, еще больше усиливал действие кофеина. А перевозбуждение никогда и никому не шло на пользу. Но разве его спрашивали? Точнее, спрашивали, но не его. Рыжая искоса разглядывала Кахрая. А тот косился на рыжую с таким выражением лица, что становилось очевидно – его интерес давно вышел за рамки делового. Плохо. Отвратительно. И вообще… Кахрай к нему, Тойтеку, приставлен для охраны и помощи, а вместо этого заглядывается на всяких там… наследниц. Главное, места в лифте много, а эта встала рядом, еще немного – и прижмется. И запах ее духов, легкий, фруктовый, окутывает не только Кахрая, но и Тойтека. А Тойтек фруктовые духи любит еще меньше, чем каррозу. И вообще женщин. От них все беды. Лифт остановился. Двери распахнулись. – О, и вы туточки! – радостно воскликнула уже знакомая особь, которую Тойтек мысленно отнес к условно женским, но безусловно тупым. Ибо умный человек не станет себя вести подобным образом. Кулинарный критик, обозреватель и владелица собственного канала радостно помахала ладошкой. В ладошке был зажат флажок с изображением грозди каррозовых орехов. – А штаники милые. Только складок много, – сказала она. – И почти не опоздали. Почти всех выгрузили уже. Я вот тоже толкотни не люблю…