– Хорошо. – Он спит? – Спит. – Точно? Кахрай молча развернул экран сопряженного браслета, на котором медленно ползла линия физиологической активности процессов. И статус. Статусу Лотта поверила. – Устал, – пояснил, хотя Лотта пояснений не требовала. – Последствия… одного происшествия. – Авария в лаборатории? – Вроде того. – И он… восстановится? – Должен. Надеюсь, во всяком случае. А вы… ты… извини, не привык я к таким, как ты, на ты, – Кахрай посмотрел на море. – Таким – это каким? – Таким… ну, таким… из высшего мира. Аристократы и вообще… ты же это, наследница… – Наследница, – тяжко вздохнула Лотта. – Иногда я понимаю, почему отец сбежал. Знаешь, тяжело, когда тебя с детства наставляют, что ты наследница, а потому не имеешь права тратить время на всякие пустяки, что нужно заниматься делами, и только делами. Что от тебя зависит будущее семьи, что есть только долг и ничего кроме… он просто не выдержал. Я так думаю. А бабушка как-то обмолвилась, что просто он оказался слишком слаб. Кахрай кивнул. А потом спросил: – Непросто приходилось? – Да нет, – Лотта ткнула пальцем в поле, которое, оставаясь невидимым, все же отгораживало ее от моря. – Мне это нравится на самом деле. Интересно. Как задача… очень сложная задача. Но иногда хочется чего-то… такого. – И потому ты начала писать книги? – Наверное. Корректор сознания сказал бы точнее. Лотта даже подумывала к нему обратиться, но так и не решилась. Во-первых, из опасений пускать кого-то в это самое сознание – бабушка была уверена, что корректоры его все же меняют, и отнюдь не в лучшую сторону. Во-вторых, какой-то надобности в переменах она не испытывала, хотя кузина и предлагала. Кузина. На тяжкий вздох море ответило вздохом же. Качнуло волны, пошло рябью, выпуская огромную тушу рыбины, вдоль хребта которой выступали зеленоватые фосфоресцирующие наросты. Рыбина перевернулась, махнула плавниками и улеглась на спину. Белесое ее брюхо блестело от воды, и можно было разглядеть узоры мелкой чешуи. И других рыбешек, поменьше, к этой чешуе присосавшихся. Почему-то они напомнили о родственниках. – Разберешься, – успокаивающе произнес Кахрай и погладил по плечу. Мужчины так не должны делать. Вот если бы обнять. Прижать к себе в порыве страсти. И пообещать убить всех виновных, причастных и тех, кто просто мимо проходил. Шарлотта сдавленно хихикнула. И не удержалась, рассмеялась, и рыбина, услышав этот смех, медленно перевернулась на живот, чтобы после уйти на безопасную глубину. Только волны качнулись. – Извините. Это… наверное, профессиональная деформация. Все время в голову лезет… всякое, – Лотта махнула рукой. – Бывает. Он сел рядом. И… и наверное, можно было сделать что-то самой. Кузина утверждала, что современные девушки фактически вынуждены делать все сами, ибо современные мужчины стали слабы и нерешительны. Но слабым Кахрай не выглядел. И… и что Лотта могла? Подвинуться поближе? За руку взять? Детство какое-то. И неудобно. Вдруг ему не понравится, когда его за руку берут? Или… кузина утверждала, что действия должны быть максимально решительными, чтобы трактоваться однозначно. А за руку… за руку это не однозначно. Брать следовало за другое. Но… не здесь же. – А… – Кахраю надоело молчание. – А как получилось, что вы… ну там… в больнице? По официальной версии. И сам подвинулся. Покосился. Или… лучше не смешивать личное с рабочим, если Кахрай ее охранять взялся? Да и вообще, чем дальше, тем более глупой выглядела вся эта затея. Следовало бы просто попросить секретаря, чтобы подобрал пару-тройку кандидатур, подходящих на роль любовника. Чтобы все нормально, обыкновенно. Чистые данные. И список заслуг. Рекомендации опять же. Возможно, рейтинг… ведь должен же где-то иметься рейтинг любовников. В сети все имеется. А если нет, стоит подумать над запуском новой платформы, ведь не одна же Лотта мается неустроенной личной жизнью. Она подавила очередной вздох. Отдыхать не получалось. Кажется. В голову лезли мысли о целевой аудитории, предварительной оценке проекта… – Получилось… – Лотта заставила себя свернуть с проторенного пути высоких размышлений. Как-нибудь потом. – Дело в том, что генетические слепки семьи не хранятся в межмировом банке. Вот и… нашли кого-то из побочной ветви, их на самом деле не так и мало. И то на случай, если вдруг вздумается делать перекрестный тест, на наличие характерных последовательностей. Отправили в больницу. И следом образцы, которые сами и взяли. Всего-то и надо было сказать, что они из семейного архива. – А… – Кахрай вдруг оказался еще ближе. На волос. Может, даже меньше, чем на волос, потому как Лотта точно знала, что он не шевелился. И… ветром сдуло? Или это какой-то особый талант? – Почему в банк не отправляют? Из-за запросов. Банк требует разрешения на включение во всеобщую программу генетического анализа и поиска. Поэтому в теории любой человек имеет право подать заявку на сличение собственного материала со слепком потенциальных родственников. – А родственники вам не нужны. – Не то чтобы… но лет семьдесят назад мы вынуждены были отвечать по тремстам искам потенциальных родственников, которые требовали себе равных прав с законно признанными детьми. И пусть из трехсот исков пришлось платить лишь по двум, но… услуги адвокатов, оплата издержек, экспертиз законодательства, актов сличения и прочего… – Лотта махнула рукой. – Бабушка решила, что дешевле будет собственный архив открыть. Заодно и правила изменила, внутренние, семейные… – Сложно. – Это да, – согласилась Лотта. – Не всем понравилось. Но бабушка сказала, что если кто-то не может контролировать появление детей, то пусть содержит их за счет собственных ресурсов. У каждого есть ведь и личное состояние, и обеспечение и вообще… после этого подписали. – Что подписали? – Договор. И обязательства. И… там много всего. Бабушка говорила, что любое правило воспринимается лучше, когда за неисполнением его следуют определенные санкции. Кахрай закашлялся. И Лотта похлопала его по спине. Она читала, что это вполне себе допустимо. – Спасибо. – Не за что. – Значит, вас… признали? – Да… бабушка сказала, что не собиралась, что… у нее был генетический материал отца и она думала нанять суррогатную мать… у них были очень запутанные отношения. Но я родилась не слишком здоровой. Нужна была операция. Сложная. И отец обратился к ней с просьбой. Он никогда ни о чем не просил, а тут… и она помогла. Те специалисты, которые отказывали отцу, говорили, что невозможно ничего сделать, вдруг передумали. И оказалось, что все возможно, и вообще… правда, первые годы я жила в больнице. В специально отстроенной больнице. Я плохо помню. Говорить с мужчиной нужно совсем не о больницах. Тем более когда сидит он так близко, что от самой этой близости становится жарко. Правда, ни слабости в коленях, ни томления внизу живота Лотта так и не ощутила. Может, недостаточно настроилась? Или оно как-то иначе проявляется? – Помню, что бабушка почти все время была рядом. Больницу построили большую, теперь она одна из лучших на Британии.