– Экскль… зивная, – выдавил новое слово Тойтек. – С правом. Репликации. А вот это слово он произнес без малейшей запинки. – Рыжую. Спроси. Слухи, – он все же чуть сильнее перекосился на правую сторону, чтобы усилием воли вернуть прежнюю позу. И кресло загудело. – Спрошу, – согласился Кахрай, убирая нейтрализаторы в рукава, чтобы вытащить из кофра парализующие браслеты, из тех, после которых паралич наступает глубокий и долгий. Монослойные маски-стабилизаторы… конечно, сомнительно, что Химера рискнет вмешиваться в рециркуляционные системы корабля, но пусть будут. Одну Кахрай закрепил над челюстью клиента и пояснил: – На всякий случай. А тот не стал возражать. – Слухи? – Лотта слегка нахмурилась. Она выглядела уставшей и обеспокоенной одновременно, отчего появилось престранное желание обнять ее и спрятать. Куда? Кахрай понятия не имел. Главное, чтобы там, в этом месте, было спокойно и безопасно. И, повинуясь порыву, он коснулся бледного виска, чтобы оставить на нем пятно маски. – Зачем? – Лотта коснулась его. И их пальцы ненадолго встретились. – Не знаю пока, но что-то подсказывает, что все… не совсем так идет, как я думаю, – Кахрай все же руку убрал, хотя и слишком медленно. Ее кожа была мягкой. А волосы сияли. И хотелось смотреть на них, трогать, перебирать хрупкие эти прядки. – Ясно, – сказала она, хотя было очевидно, что ничего не ясно. – Вы посидите, я пока спрошу у одного человека… когда мы там на струну ложимся? Кахрай развернул экран: – Через два часа должны. Программы работали. Они добрались до искина и теперь старательно дублировали каждую команду, не забывая и о системе безопасности, первичный анализ которой выявил добрую дюжину дыр. – Хорошо. Успею. Вы… посидите пока. Тойтек мрачно кивнул. Он и так сидел злой, нахохлившийся и явно думающий о чем-то важном и судьбоносном, ибо гениям об остальном думать не с руки. А Кахрай вот думал, что он опаздывает. Куда? И как? И… системы работали. Показатели рециркуляции что газов, что жидкостей оставались стабильными. Признаков вмешательства он не обнаружил, но… Отчеты ремонтной службы. Показатели совместимости. Перепроверка работы двигателей на холостом ходу. И калибровка, произведенная на Аррее. Ввод на орбиту. Младшие системы. Все было нормально. Слишком уж нормально, и эта нормальность заставляла Кахрая нервничать куда сильнее. Ощущение прицела не просто не исчезло, оно стало явным, определенным даже. Он потер шею. А Тойтек сочувственно произнес: – Плохо? – Нехорошо, – Кахрай пролистал стопку последних отчетов, пытаясь найти хоть что-то подозрительное. Пусто. И может, ошибается? Может, и в самом деле все… успокоилось? Само собой, без его, Кахрая, участия? Бывает же такое. Договорились. Там, где большие деньги, любят договариваться. И контракт вполне могли бы отозвать. Тойтек нужен. Не Кахраю, а «Фармтеку», и значит… просто нервы. – Они объявили о слиянии, – Лотта вошла в комнату и упала в кресло. Вытянув ноги, она уставилась на них с величайшей задумчивостью. – Кто? Кахрай тоже смотрел на эти ноги. Искоса. Надеясь, что интерес его не слишком заметен, но все же… – «Фармтек» и «Рахх-Уни». Это ведущая компания Рахха. Создание совместного предприятия по производству принципиально новой вакцины. Ее уже анонсировали. Тойтек запыхтел и даже попытался подняться. – «Рахх-Уни» оформил патент, но, как понимаю, собственных мощностей у него недостаточно, вот и привлекли… – Тварь, – прозвучало четко и жестко. – Это… м-моя… в-вакцина. Он-на… н-не… р-рабтает. – Работает, – возразила Лотта. – Мой человек получил возможность ознакомиться с отчетами. Причем как «Фармтека», так и «Уни». Сейчас вакцина проходит апробацию, пока на животных, но мой человек уверил, что эксперимент близок к завершению. – Т-тварь… Кахрай испугался, что клиента удар хватит. Но тот справился, упрямо тряхнул головой. – Они… с-сгов-рились… с-сначала. – Возможно, – согласилась Лотта, закинув ногу за ногу. – Первичные испытания требуют времени, и значит, начаты были еще до… происшествия с вами. Она отвела взгляд, будто бы именно ей было неловко за все, что случилось с Тойтеком. – Патент уже оформлен. И к запуску, насколько понимаю, все готово, – она пошевелила тонкими пальцами. – Мой человек сказал, что к нему обратились с предложением выкупить часть этой новой компании. Я запретила. – Почему? Неловкое пожатие плечами, и цветная блузка почти сползла, обнажив острое плечико. – Не знаю. Просто… предчувствие, что ничего хорошего не получится, – бледный палец потер переносицу. – Знаете, бабушка говорила, что наша семья, она не просто так вошла в число первых на Новой Британии, что прапрапрадед мой был купцом. И он всегда знал, во что стоит вкладываться, а во что нет, и что дар этот перешел его сыну, а потом… мы пережили и Хаасскую депрессию, и дефолт времен Наура без особых потерь. Мы избежали участия в Большой золотой афере. И теперь что-то подсказывает, что это вложение будет очень неудачным. Куда более неудачным, чем покупка «золотых» акций. Тойтека душила ярость. Потому что… Получается… что получается? Да полное… он выругался мысленно. И снова. И еще раз, но легче не становилось. Хуже всего, что Тойтек чувствовал себя не беспомощным – к беспомощности он как раз успел привыкнуть, он чувствовал себя дураком. Он! Идиотом, которого обвели вокруг пальца… и кто? Ладно Элиза, она дрянь, но ее хотя бы понять можно. Но Мэйсон… ему Тойтек верил. Старый приятель. Друг. И единомышленник, как представлялось. – Мы… – он вдруг понял, что если не заговорит, то его просто-напросто разорвет от злости, и возможно, отнюдь не фигурально. Голова налилась тяжестью, сердце неприятно задергалось, а искин кресла издал протяжный жалобный писк. – Мы… учились. Вместе.