Черт возьми, ведь это сработало в Кавендишской лаборатории. Тогда он вскоре оказался ненадолго под опекой Эрнеста Джонса, ученика Фрейда, а потом уехал в Геттинген. Но нельзя ожидать, что при изменении одного, а тем более нескольких параметров эксперимент даст тот же самый результат. – У меня нет объяснения этому, – сказал Роберт таким же негромким ровным голосом, – кроме того, которое я уже дал. – Разве это не могло еще сильнее навредить Шевалье? – Я не называл имя Шевалье. – В таком случае Иксу? Роберт нахмурился, обдумывая последнее замечание, а потом наклонил голову, соглашаясь: – Могло. – Вне всякого сомнения! Иными словами, если Икс обращался к троим ученым, это значило… – …что он глубоко вовлечен во все это дело. – Именно: что он глубоко вовлечен! Что это не случайный разговор. – Да. – И вы знали это, не так ли? Знал? Пожалуй, мог сделать из всего этого такой вывод. Мог предположить. Но чтобы знать… Оппи чуть заметно пожал плечами. – Да. Робб помахал в воздухе стенограммой. – Вы сообщили полковнику Пашу, что Икс сказал вам, что информация будет передана через кого-то в русском консульстве? – Оппи промолчал, сдерживая подступившую тошноту. – Вы это сделали? – Должен признаться, что нет, хотя ясно понимаю, что обязан был это сделать. – Раз Икс сказал вам это, значит, он откровенно сообщил вам о существовании преступного сговора, не так ли? Если… если… – Верно. – Паш спрашивал у вас имя Икса? – Полагаю, что да. – Вы не знаете, спрашивал или нет? – Именно так. – Он говорил вам, зачем это ему нужно? – Чтобы положить конец всей этой афере. – Он сказал вам, что дело очень серьезное? – Не помню, но, видимо, должен был сказать. – Вы знали, что он собирался расследовать его? – Да. – Разве вы не понимали, что, отказываясь назвать имя Икса, препятствуете ходу расследования? Он посмотрел на Китти, неподвижно сидевшую с непроницаемым лицом рядом с Ллойдом Гаррисоном, главным из его адвокатов, и снова перевел взгляд на Робба, вырисовывавшегося на фоне окна размытым силуэтом. – Должен был понимать. – Вы знали, доктор, что полковник Паш и организация, к которой он принадлежал, готовы были всю землю перерыть, чтобы найти этих троих людей? – Не сомневаюсь в этом. – И вы знали, что они всю землю перероют, чтобы установить личность Икса, не так ли? – Да. – И все же вы не назвали им этого имени? Невзирая на вопросительную интонацию, это был не вопрос, а утверждение, но Оппи все же ответил в еще больше сгустившейся тишине: – Да. – Давно ли вы были знакомы с этим Шевалье к 1943 году? – Наверное, лет пять. Может быть, шесть. – Как вы к нему относились? – Он довольно близкий мой друг. – Он старался придерживаться партийных установок, да? – Полагаю, что да. – У вас были какие-нибудь основания подозревать его в принадлежности к Коммунистической партии? – Нет. – Вы ведь знали, что он красный? – Я сказал бы, что, скорее, розовый. – Не красный? – Я не намерен спорить по мелочам. – Вы сказали, что до сих пор относитесь к нему как к другу. – Да. – Доктор, я хотел бы попросить вас вернуться к беседе с полковником Пашем двадцать шестого августа сорок третьего года. Есть ли теперь какие-либо сомнения в том, что вы действительно упомянули человека, связанного с советским консулом? – Я совершенно не помню подробностей того разговора и могу полагаться только на имеющийся у вас текст. – Доктор, могу сообщить, к вашему сведению, что мы располагаем звукозаписью той беседы. Вот же черт!.. – Конечно. – У вас есть какие-либо сомнения в том, что вы говорили это? – Нет. – Скажите, правда ли, что вы упомянули человека, связанного с советским консульством? – Почти уверен, что нет. – Доктор Оппенгеймер, вам не кажется, что вы очень подробно рассказали историю, которая почти целиком была выдумана вами? Оппи шумно выдохнул. Его трубка давно догорела, и сейчас он нервно перекладывал ее из руки в руку. – Да, так оно и было. – Зачем вы вдавались в столь подробные объяснения, если рассказывали, – Робб изобразил пальцами кавычки, – «какую-то ерунду»? Оппи почувствовал, что его сердце заколотилось еще сильнее. Он слегка покачал головой, не в знак отрицания, а как будто пытаясь вернуть на место разбежавшиеся шарики и ролики. И, сам того не желая, заговорил оборонительным, пронзительным тоном: – Увы, все это – сплошной идиотизм. К сожалению, я не в состоянии объяснить, почему упомянул консула, откуда взялись трое ученых, к которым якобы обращались по поводу проекта, почему сказал, что двое из них, предположительно, находятся в Лос-Аламосе. Все это кажется мне совершенно не соответствующим действительности. – Вы ведь согласитесь, сэр, что если то, что вы рассказали полковнику Пашу, было правдой, то мистер Шевалье в этой истории выглядел очень дурно?