Я кивнул. — Я запомнил только фрагменты… и чувства. Смесь страха, ненависти…ужаса. И силы. Помнишь девушку в телеге? Мне приснилось как будто я это она. И был в том храме. А кто-то… тащил меня за ногу. Или за руку. Не помню. И я подумал, что это вот тот самый. О ком рассказывал дарон Тамурэль. Галагот. — Это сон. Ты просто наслушался и твой разум все переваривал. Доброй ночи. Я зевнул и захотелось спать как никогда. Мне приснилось, как часто и бывает, мое прошлое. Иногда с небольшими изменениями. Вот и сейчас мне снилось как очень давно, в прошлой жизни, мы с Эдди жили в плену. Глава 11 Ностальгия Мы здесь два с половиной года. Мозоли на руках стали каменными, а может и частью нас. На спине не осталось мест, куда не попадала хотя бы раз плеть. Боль стало частью меня. День сменялся ночью. Ночь сменялся днём. Я не могу даже рассказать об ужасах рабство или плена или как это вообще можно назвать. Потому что это перестало быть чем-то страшным. Мы просто работали до потери головы. Иногда и в прямом и отраженном понимании. При чем это стало уже нормой тоже. Как чихать, например. Вы же не удивляйтесь, когда кто-то чихает? Так же и здесь. Кто-то терял голову и всё. Только здесь большинство связаны цепями, поэтому потеря одного заключённого, могло остановить всех, кто связан одной цепью. Кстати, я вам не сказал—моя Цифра 1105. Каждого клеймили раскаленным железом на предплечье. Да, здесь дают нам Цифры. Цифры, кстати, отличались от наших. Для меня больше выглядели как закорючки. Когда я был ещё совсем мальчуганом, мой отец клеймил так коров. Не цифрами правда, а своим знаком и на определённом месте, чтобы все знали кому, скотина принадлежит. Вот так и я. Теперь все будут знать кому принадлежит и «Эта» скотина, под цифрой 1105. Не удивляйтесь моему юмору, в таких местах и в таких ситуациях, это единственный эликсир здоровья. Как например шутки Эндгура: знайте, чем отличить каменщика и раба-каменщика? Каменщик спит не на камне. Шутка возможно глупая. И плоская. Прям как камни. Но здесь они воспринимаются хорошо. Или чем отличить каменщика и от каменщика раба? У раба более смешные шутки. А знаете, что сказал рабовладелец, когда увидел, как рабы спят? Никак. Они не спят. А знайте, что сказал рабовладелец, когда увидел, как рабы едят мясо? Никак, им не дают мясо. А знаете, что сказал рабовладелец, когда увидел, как рабы работают? Давай Быстрее. А знайте, что сказал раб, когда увидел даронов, которые не работают? Знайте, чем отличается каменщик от раба? У каменщика цепь на шее как украшение. И много ещё подобного. За все это время, мы не смогли ничего придумать. Все идеи казались не безумными, нет. Безумие здесь воспринималось нормально. Просто бессмысленными. Единственный смысл имела смерть. Нет-нет, друзья, не грустите. Веселей. Это всего лишь жизнь, подумаешь, умрет кто-то? Ничего страшного в этом нет. Когда это происходит почти каждый день у тебя на глазах то превращается в рутину. Даже страх, теряют свою силу под мощью времени. Но закапывать приходится нам. В одну большую яму, которую называют братской могилой, но это на самом деле просто большая яма. Его, кстати, мы тоже выкопали. Уже третью. И ещё, самой большой проблемой была надежда. У нас не хватало сил, даже шевелится пока мы спим, но надежда таилось у многих в сердцах. Надежда погубила не меньше народу, чем Фраамцы. Спали кто как может, и где может. Так как еда была тоже исключительно из всего того, что особо есть нельзя, сил особо набраться не переставлялись возможным. Я ругал своего друга, который прикармливал хлебом птиц. Эндгур научил меня прикармливать птиц. Голубей по большей части. Чтобы их ловить. И есть. Птиц приходилось прятать и есть сырым, но Магна… это было мясо. Мясо! Зубы дрожали от удовольствия, желудок кричал от наслаждения. Раз в месяц нам давали отдохнуть. Только это нам помогало ориентироваться во времени. Ну и как отдохнуть: давали поспать до на два часа больше, а ко сну отойти пораньше. Пару раз нас поили горячим чаем. Говорили, что целебным. Все раны она не лечила, но как я понял, напиток сильно успокаивал. Многие желания притуплялись и ты мог весь день работать не замечая заката и восхода. Солдаты обращались с нами хорошо. Били не каждый день, да и иногда если повезёт, и плетью не получишь. В таких условиях, становишься очень внимательным. Я вспомнил свою собаку, которая очень хорошо знала, как ему можно вести со мной, а как с женой. Тут действовал тот же принцип. Некоторые солдаты могли бить просто так. Другие совсем этого не хотели. В такие моменты, мы понимали, что каждый сам выбирает кем быть. Среди заключённых некоторые вставали выше по званию, как смотрящие, которые заслужили доверие, или докладчики, которые с удовольствием передавали всю информацию внутри пленных. Это могли быть ценные тактические данные противника или готовившееся бунт. И твой собрат уже смотрят на тебя, как на говно. Что можно ожидать от Фра’амцев? В купе со всем этим, сразу замечались детали, как некоторые относятся сочувственно. Даже один взгляд, придавал сил, что бы хоть немного прожить дольше. Немного вернуться в реальность, где не все люди-звери. Кто-то иногда мог кинуть немного хлеба чтобы помочь. Кто-то кидал хлеб, чтобы посмотреть, как мы дерёмся за него. Один и тот же поступок, а такой разный. Стоит заметить, что первые, старались это делать тайна и давали кому-то лично, чтобы не вызвать всеобщего внимания, не нарушать дисциплину потасовками за хлеб. Один случай, был очень для меня болезненным. Когда я упал, споткнувшись о камень, это означало удар плетью в первые пять секунд, если я не встану, так как я мешал другим. Когда я посмотрел на смотрящего с этой самой плетью, то увидел, что он не спешит ко мне идти. Он просто стоял и смотрел. По истечению этих пяти секунд, он поднял с земли камень, и начал подбрасывать в руке. Я уже пытался встать на ноги, когда камень прилетел мне прямо в плечо. Я завыл от боли. Смотрящий, пухлый здоровый бугай, с лысиной, стоял держа подбородок чуть выше обычного, и не соизволил даже посмотреть на меня. Я для него был никем. И это воспринималось больнее. Ещё мучительнее оказались воспоминания. Как-то маленьким, будучи подростком, отец попросил загнать корову. Я так поленился, что стал кидать в неё камнями, чтобы направить. Когда это увидел отец, но дал мне хорошую взбучку и сказал: — Не думай, что этого там не видят —, показал он пальцем наверх— Если я увидел, то там точно увидели. А если корове больно, то ты тоже потом это увидишь. Я тогда подумал, что отдал долг корове через подзатыльник отца. И действительно, прошло столько лет, и я прочувствовал сполна, насколько корове тогда больно от камня. Но в каком мы бы состоянии ни находились, нам всем, запомнился момент. Одно событие, которое способно изменить весь твой мир. Был командующий, его звали Зур. И был у него сын. Его звали Глад. Это был, наверное, единственный солдат, который кроме того, что знал наш язык, всегда давал нам кусочек хлеба. Каждый день. Точнее каждый раз, когда он был. Я довольно плохо соображаю. И прерывисто. Не злитесь. И вот он… — Спишь? Эй, Бо! — Нет Эдди. Размышляю. — Рыжая или вино? — Вот теперь о рыжей с вином. — Теперь и я тоже. Все из-за тебя, подкинул мне идею. Ну, а если серьезно? — не унимался мой друг. — Я…. Знаешь, я представляю, что рассказываю кому-то о моей жизни. О жизни здесь. И…становится немного легче. Как будто я рассказываю кому-то. Понимаешь? — Да дружище. Честно признаться, я мысленно часто разговариваю… тоже. — похоже Эдди думал о ком-то конкретном, но не решился об этом сказать. И вот даже сейчас я представляю, что рассказываю кому-то о своих мыслях, как и Эдди. Но меня уже клонит в сон. Расскажу вам завтра. — Спи брат. Завтра на работу. Мы сначала хмыкнули. Затем от души рассмеялись, насколько нам позволили наши наполненные песком, пылью и отчаянием лёгкие. Сон не хотел со мной разговаривать, поэтому поговорю с тобой. Надеюсь, кто-то слушает меня… Докончу про Глада. Возможно, поэтому мне и не спится. Не люблю не законченные дела. Так вот, как-то этот добряк принёс нам хлеба. Улыбнулся. Мы старались особо не разговаривать, чтобы не привлечь внимания. Хотя порой он стоял со злым лицом чтобы не привлечь внимания. Так мы могли обсудить войну, сколько это продлится и отпустят ли нас вообщо. Мы хотели знать подробности, кто победил кто проиграл. Вести мы получали только он новых пленных. Глад сказал, что, к сожалению, вне зависимости от событий, нас всех не отпустят уже никогда. Старик разозлился на него. Стал кричать, что нечего тут строить из себя честного мужа. Мол он просто очищает совесть своим хлебом и лицемерной помощью. Мол он не один из остальных, которые пытают, мучают и убивают. Старик разошелся. Показал пальцем на солдата и повысил голос. К несчастью, это заметили. И заметил именно тот, кому следовало меньше всего. Аст-командир. Он был одет богаче. Высший чин. Мы были в небольшой яме, а они стояли прям над нами. Мы не понимали их язык. Похоже командир злился. Глад оправдывался. Аст протянул руку назад. Солдат рядом отдал копье. Глад был растерян. Командир протянул копье и головой указал на старика. Глад взял. Посмотрел. И так и стоял неподвижно. Аст улыбнулся. Похлопал по плечу и забрал копье. Рукой показал, что Глад свободен. И когда Глад стоял спиной, командир воткнул ему копье в грудь. Вытянул. Глад упал на четвереньки. Я помню, как чистая струйка крови потекла прямо перед моими глазами. Чистая, красная. Меж маленьких камней, пыли и чёрной земли. Я посмотрел вверх и увидел озлобленные, но напуганные глаза Глада. Я так и не узнаю, что он думал. Винил ли нас, в своей смерти. Или сожалел, что не прикончил старика, когда был отдан приказ. Ведь он в любом случае лишился жизни. Но скорее первое. Затем вскрик. Командиром обрушил копье на старика. Подоспели солдаты над всеми нами. Колонной. Я бросился к цепям на ногах. Пытался сделать хоть что-нибудь. Ватные руки не слушались. Сил не хватало, в мышцы будто наполнены камнем или были наоборот пусты. И мне прям в лицо обрушилась копье…. Глава 12 Старый сон Я вскочил прикрывая лицо руками. Тяжело дыша стал оглядывать свои кисти и ноги. Кандалы исчезли. Я пытался успокоить дыхание чувствуя в ушах свое сердцебиение. Казалось, во всем лагере слышно, как громко стучит сердце. На ногах уже не нет цепей, а в руках есть сила. Только душа и разум ощущали всё то, что произошло тогда. — Эй? — шепнул кто-то у костра. Перед глазами стояла пелена. День постепенно посыпался ото сна окрашиваясь в серые оттенки. Похоже скоро уже рассвет. — Приснился Старик с Копьем? — Что? — меня бросило в жар. — Говорю приснился плохой сон? — спросил Эдди. Я его неправильно расслышал. — Да… — я встал и накинув плащ сел рядом. Огонь приятно согревал мышцы. Какое-то время мы сидели и смотрели на языки пламени, слушая как трещат дрова. Иногда был слышен писк, когда из особо влажного дерева выходил сок. — Старик приснился. С лагеря. Помнишь его? — начал я. — О да, старый ворчун. Я тогда честно признаться, думал убьют нас всех. — Мне как раз это и приснилось. — признался я. — Мне раньше часто снилось тоже подобное. Глад…мда…— он основался на полуслове. Но что уж тут ещё говорить. Где-то крикнула птица. — Думаешь, он винил нас? Считал, что поступил неправильно или может, что не поступил как раз? Эдди молчал. Двинул губами и скулами. Разжимал и сжимал челюсть. Затем сказал: — Я помню твои слова. И, думаю, они реальны в любой ситуации. Мы сами виноваты. И не надо искать проблему в других. Ты мне говорил, что безжалостность к себе, помогла тебе выжить. Что ты всегда винишь себя, если что-то не получается, даже если ты не виноват. Потому что ничего не мешало решить проблему или увидеть её раньше, чем оно должно случится. — Умный решает проблему…— улыбнулся я. — Который мудрый не совершает. Именно так. Я все это к тому, что и у Глада был выбор. При чем несколько раз. Он сам выбрал кормить нас. Он сам выбрал не убивать Старика. Он сам выбрал в конце концов служить в этой армии. Ты можешь, конечно, сказать, что он не мог, это был долг и так далее, но нет Бо. Мы сами выбираем. Он мог убежать. Мы могли убежать и не воевать. Так что… лучше держи чаю. И подумай, о чем-то хорошем. Мы живы. — улыбнулся мой друг. Взяв второй котелок, он налил нам чай. На костре всегда их висело два. Один большой для еды. Второй для чая. Он отхлебнул и произнёс — Знаешь, вот сейчас подумал. Он поступил так, как считал правильным. Его душа, если она существует, чиста. Возможно, где-то на небе он сейчас смотрит и улыбается, глядя на нас. И радуется. Может благодаря этому поступку он живет там словно король. Его мысли всегда распространялись далеко за горизонт. Иногда я думал, что он родился не в свое время или не на своем месте. Возможно, оба вместе. — Стой! А почему Нори не сторожит? — заметил я. — Я проснулся в кусты, ну и вижу, что он еле держится. Вот и отпустил его на «отдых», — сказал Эдди и сделал ещё глоток, сладко ахнув.