Пожрав физические тела, наниты продуцируют вещество для самосбора новых стай, которые продолжают охоту на врагов Короля. Я узнал об этом лишь потому, что вирус вел записи всех совершенных им убийств. Никто не знает, почему у Короля в Желтом была прописана такая функция – по одной из теорий, вирус должен был отчитаться перед своими создателями. Я столько раз смотрел голограммный реконструированный тепловой слепок с осиной бойни, унесшей жизни моих детей и родных, что зрелище намертво въелось в память. Я стал одним из очень немногих выживших среди миллионов тех, на кого Король нацелился как на соматических врагов, не подлежащих промывке, только полному уничтожению. И теперь я будто смотрю все по новой или даже как в первый раз, заново переживая ужас, который заставил меня умолять Кошек Лайнбарджера принять меня к себе на службу и превратить в танк. Но это случилось на половину гигасекунды позже, когда «Благодарный Преемник» вышел на связь с одним из изолированных оплотов сопротивления Королю. …Я понимаю, что не сплю и на дворе еще ночь. Мои щеки чешутся от соленых потеков слез, пролитых во сне, и я свернулась калачиком в неудобной позе, близко к краю кровати. Чья-то рука обнимает меня за талию, а легкий ветерок обдувает мою шею сзади. Какое-то мгновение я не могу в этом разобраться, но потом до меня начинает доходить смысл. – Теперь я точно проснулась, – бормочу я. – Вот и славненько. – Голос у Сэма сонный. Как давно он здесь? Я ведь легла спать одна! Чувствую мгновенный укол паники при мысли о том, что он здесь без приглашения – но вообще-то мне не хочется быть одной. Уж точно не сейчас. – Ты спал? – спрашиваю я. Сэм зевает. – Должно быть. Задремал. – Его рука напрягается, я тоже напрягаюсь и отталкиваюсь назад, к изгибу его груди и ног. – Ты стонала во сне. – Мне снилась семья. – Я все еще не уверена, что хорошая идея – делиться с ним такими подробностями. – Моя старая семья, которую убил Король в Желтом. – Что? Он же не убивает, а только редактирует… – Не всегда. – Я приникаю к нему. – Многих – да, редактирует. Но некоторых по какой-то причине выслеживал и уничтожал. Думаю – тех, кто мог бы вычислить, кто за ним стоит. – Я не знал об этом. – Мало кто знает. Отредактированные – отредактированы, умершие – умерли. Ну а если тебе посчастливилось чудом не умереть, всю оставшуюся жизнь ты стараешься любой ценой не контактировать с внешней частью Насущной Республики. Удерживать границы микрополии. Так – гигасекунда за гигасекундой после окончания войны. Без надежды на перемены к лучшему. – Так, но для тебя – не так. Я чувствую напряжение Сэма через его руку, обнимающую меня. – Послушай, я устала и не хочу возвращаться к этому. Что было – прошло – как тебе такое? – Я пытаюсь расслабиться, прижимаясь к его телу сбоку. – Стала существом одиноких привычек. Не хотела ни с кем слишком сближаться во время войны, и с тех пор у меня не было такой возможности. Его дыхание глубокое и ровное. Может, он уже спит. Закрываю глаза, пытаюсь присоединиться к нему, но требуется много времени, чтобы заснуть. Я не могу перестать задаваться вопросом, как сильно ему, должно быть, не хватало контакта с другим живым существом, чтобы рискнуть разделить со мной постель. 11. Похороны Понедельник – рабочий день, и на обеденный перерыв меня ждут в «обществе», но после вчерашних событий я не собираюсь преломлять хлеб с Джен. Иду на работу с латунным ключом, спрятанным в моей сумке с секретом, захожу в библиотеку и сразу начинаю складывать книги и наводить порядок. Середина утра, Яна еще не приехала. Надеюсь, она в порядке. Не думаю, что вчера я ее видела, но если она слышала, что произошло, – я не знаю, насколько близко она знала жертв, но могу представить, через что ей пришлось пройти, реально знай они друг друга. Несколько дней назад ей стало плохо. Каково сейчас? Я иду за стойку администратора. Кругом тишь да гладь, посетителей еще нет, ничто не мешает мне перевернуть табличку на дверях надписью «закрыто» во внешний мир. Немного покопавшись в административной документации, я нахожу домашний номер Яны. Набираю – и спустя пугающе долгий промежуток времени кто-то поднимает трубку. – Яна? Ее голос звучит устало, и это не искажения на телефонной линии. – Рив, ты? – Да. Я беспокоилась за тебя. Все хорошо? – Я плохо себя чувствовала. И, честно говоря, мне не хочется идти сегодня. Ты же не против порулить всем одна? Я оглядываюсь. – Нет, здесь даже дверь не скрипит. – Я слишком поздно прикусила язык. – Знаешь что? Тебе лучше взять несколько выходных. Через пару-тройку месяцев все равно уйдешь на больничный, лезть из кожи вон нет смысла. Если хочешь, приеду к тебе в выходной, принесу книжки. Послезавтра. Что думаешь? – Прекрасная мысль, – говорит она с благодарностью. Мы еще немного болтаем о том о сем, потом я кладу трубку. Сто́ит мне перевернуть табличку стороной «ОТКРЫТО», как уже знакомый длинный лимузин подруливает к обочине перед входом. Я выдыхаю – что тут делает Фиоре сегодня? – и смотрю, как из него выходит священник. Затем, что удивительно, он открывает дверь другому человеку. Кому-то в фиолетовой рясе и странном головном уборе. Я почти сразу понимаю, кто это должен быть: епископ Юрдон. Епископ столь же костляв, худ и высок, сколь приземист и толст Фиоре. Вместе они будто аист и жаба. Его кожа необычайно землистая, а скулы торчат как лезвия. Он носит очки в толстой прямоугольной роговой оправе, его волосы льнут к черепу редкими прядями цвета гнилой слоновой кости. Он идет вперед, размахивая руками словно скелет, и Фиоре бежит за ним, пыхтя и тяжело дыша, стараясь не отставать. – Пожалуйста, послушайте, пожалуйста! – причитает он. – Ваше сиятельство, прошу вас прислушаться и… Епископ толкает дверь библиотеки, открывает ее и останавливается. Его глаза очень бледные, голубые, со слегка желтоватыми белками. Взгляд – ледяной, презрительный. – Ты уже не первый раз лажаешься по-крупному, Фиоре, – шипит он. – Мне очень хотелось бы, чтобы в будущем ты держал свои маленькие дрочильные фантазии при себе. – После этих слов он поворачивается ко мне лицом. – Здрасте?.. – Я выдавливаю улыбку. Он смотрит на меня так, будто я – непись. – Я епископ Юрдон. Пожалуйста, отведите меня в хранилище документов. – Ах да, конечно. – Я поспешно выхожу из-за стола и жестом зову его за собой. Фиоре хмыкает и тяжело дышит, ковыляя за нами, но Юрдон двигается с костлявой грацией, будто все его суставы заменены хорошо смазанными подшипниками. Что-то в нем заставляет меня содрогнуться. Взгляд, который он бросил на Фиоре… не могу припомнить, чтобы когда-либо видела такое выражение чистого презрения на человеческом лице. Веду их в комнату; Мрачный Жнец крадется за мной в сердитом молчании, сопровождаемый неуклюжей маслянистой жабой. Я отхожу в сторону, когда мы доходим до справочной секции, и Фиоре возится со своими ключами, заметно увядая под яростным взглядом Юрдона. Он открывает дверь и врывается внутрь. Юрдон делает паузу и пронзает меня ледяным взглядом. – Нас нельзя беспокоить, – сообщает он мне, – ни по какой причине. Это понятно? Я энергично киваю. – Я… я буду на стойке регистрации, если понадоблюсь. – Мои зубы едва не стучат. Что не так с этим парнем? Я и раньше встречала мизантропов, но святой отец – нечто совершенно особенное. Фиоре и епископ тусуются в архиве, занимаясь тем, чем они там занимаются, почти три часа. Порой они говорят на повышенных тонах. Порой елейные мольбы Фиоре кроет негодующе-змеиное шипение епископа. Я сижу за письменным столом, заставляя себя не оглядываться через плечо каждые десять секунд, и пытаюсь прочитать книгу об истории охоты на ведьм в доиндустриальной Европе и Америке. В книге есть тревожные отголоски того, что происходит здесь: сообщества расколоты на взаимно недоверчивые фракции, соревнующиеся, чтобы донести друг на друга безумным духовным авторитетам, опьяненным мирской властью. Однако мне трудно сосредоточиться, пока змея и жаба в запертой комнате издают такие звуки, будто пытаются зажалить друг друга до смерти. Уже почти наступил мой обычный обеденный перерыв, когда появляются Фиоре и Юрдон. Фиоре выглядит обиженным и подавленным. У епископа, судя по всему, с настроением лучше – но если это его хорошее расположение духа, не хотела бы я видеть этого типа по-настоящему злым. Когда он улыбается, становится похож на череп, на который кто-то натянул кусок кожи: бесцветные губы обнажают пожелтевшие зубы в ухмылке, совершенно лишенной веселья. – Тебе лучше вернуться к работе, – властно бросает он Фиоре, проходя мимо моего стола и даже не кивнув в мою сторону. – Надобно наверстать упущенное. – Затем он уходит через парадную дверь. Длинный черный лимузин закладывает по кварталу круг почета и увозит своего господина куда-то в типично-господинские места обитания. Пару минут спустя Фиоре с угрюмым взглядом ковыляет мимо меня. – Зайду завтра, – бормочет он и выходит за дверь. Низшему рангу духовенства, как оказывается, лимузин не положен – он на своих двоих, пошатываясь, уплывает в марево полуденной жары. Какое унижение! Я наблюдаю за ним, пока он не исчезает из виду, затем подхожу и переворачиваю табличку на двери в положение «ЗАКРЫТО». Я запираю дверь и делаю глубокий вдох. Не ожидала, что все произойдет сегодня, но это слишком хорошая возможность, чтобы ее упускать. Я иду за сумкой из учительской и с ней направляюсь в хранилище. Вот-вот наступит момент истины. Менее чем через сто секунд после того, как Фиоре покинул здание, я вставляю тщательно скопированный ключ в замок. Сердце колотится, когда я поворачиваю свою поделку. На мгновение она отказывается сдвинуться с места, но я вожу ей туда-сюда в замке – зубья не входят в сцепление со штифтами, – и что-то встает на место, слегка скрипит, поддается. Я широко распахиваю дверь и тянусь к выключателю. Итак, я – в маленькой комнате, где нет ни окон, ни стульев, ни столов. Под потолком – лысая, без абажура, электрическая лампочка, свисающая на проводе. У трех стен – по книжному стеллажу. В середине пола – люк. – Что за фигня, – произношу я вслух, оглядываясь по сторонам. На всех полках – коробки с папками, их легионы. Ни на одной нет каких-либо вразумительных словесных меток – только серийные номера. Все здесь покрыто пылью, кроме люка, который недавно открывали. Я вдыхаю и с трудом сдерживаю чих. Да, если так Фиоре ведет домашнее хозяйство, неудивительно, что святой отец на него зол. Я смотрю на ближайшую полку и наугад достаю одну из папок. Открываю кнопку-защелку, соединяющую створки папки: внутри бумага, желтеющая, с машинописными столбцами шестнадцатеричных цифр, отбитых неинтеллектуальными чернилами на каждой стороне. Вверху каждого листа указан номер страницы. Требуется время, чтобы понять, на что я на самом деле смотрю. Это сериализованная запись данных – древние называли такую «шестнадцатеричной». Много страниц. В этой коробке их должно быть пятьсот штук. Если то же самое в других, передо мной сто тысяч страниц, на каждой где-то десять тысяч знаков. Все, что записано на этой чудовищно неэффективной среде, не очень велико – размером с геном маленького млекопитающего или около того, да и то – после того, как лишние экзоны [15][Экзоны – участки ДНК, копии которых составляют зрелую РНК.] отфильтрованы. На три-четыре порядка меньше человеческого генома. Я качаю головой и откладываю коробку в сторону. Судя по обилию пыли сверху, ее давно не трогали. Не знаю, что это за данные, но, готова спорить, не в них главный секрет Юрдона и Фиоре. Значит, они ходят сюда не за ними. Нужно исследовать люк. Наклонившись, я хватаюсь за медное кольцо и приподнимаю тяжелую деревянную плиту, посаженную на петли. Моим глазам предстает лестничный пролет, сбегающий вниз. Он устлан ковром, а по обе стороны от него – деревянные поручни. Итак, под библиотекой есть потайное помещение, говорю себе я, стараясь гасить рвущиеся наружу испуганные смешки на подходе. Все это время тайна была прямо у меня под ногами. И что тут у нас? Конечно, я спущусь туда. После того, что Фиоре сделал с Филом и Эстер, я, вероятно, буду казнена, если они застукают меня в архивах. Останавливаться поздно – значит, нужно идти до конца. Ступеньки ведут вниз, в сумерки, но спускаются не очень далеко. Пол находится на три метра ниже люка, дальше на поручне есть выключатель. Я щелкаю им и оглядываюсь. Вот так новость – я больше не в темных веках. Если бы я все еще находилась в темных веках, увидела бы затхлый подвал с кирпичными стенами и деревянным потолком, отделанный бетоном и стальными балками. В то время с конструкционными материалами было плохо – ни тебе зебрового меха, растущего из пола, ни флуоресцентных органических жил (вместо них – электрические светильники, чей век, как известно, короток). Тут стоит очень винтажно выглядящий шезлонг – в стиле, который, я уверена, вышел из моды где-то между концом эпохи колонизации облака Оорта и рассветом Зеленой Республики. Есть тут и несколько диковинных стульев из черной смолы, которые выглядят как скелеты насекомых, вымахавших до четырех метров в высоту и выработавших эндоскелеты для борьбы с гравитацией. Хм-м-м… Я оглядываюсь через плечо. Да, если бы Юрдон и Фиоре вступили в перепалку здесь, оставив при этом люк открытым… тогда я вполне могла бы слышать их и на стойке регистрации. Другие предметы в подвале вызывают гораздо более сильное замешательство. Для начала: тут есть полноценные военные А-ворота – в этом я уверена. Ничем иным этот усеченный цилиндр (около двух метров в высоту и примерно столько же в диаметре) быть не может. Его поверхность покрыта белой непрозрачной броней из карбонитрила. Рядом с ним, на грубом деревянном постаменте, находится бронированная станция управления – такие штуки используются в полевых условиях и при жесткой модерации материи, для производства материалов и оружия, необходимых для спасения вашей задницы. Есть плутоний? Будет и бомбочка. Включать эту штуку я, конечно, не стану – не испорчу, так заставлю сработать какую-нибудь шумливую сигнализацию. Но ее присутствие здесь так же неуместно, как биплан в бронзовом веке. Вдобавок вдоль стен стоят полки с разной техникой. Тут почти наверняка есть батарея генераторов для ворпального меча – вроде того, что на алтаре в церкви. Мне ли не знать, как удобно той штукой рубить головы и проливать реки крови. К горлу подкатывает дурнота. Я делаю быстрый вдох, затем смотрю на полки в другом конце комнаты. Их много, некоторые сложены причудливыми прямоугольными кирпичиками для организации высокой плотности размещения – но бо́льшая часть места отведена кольцевым переплетам, набитым бумагой. На этот раз вместо серийных номеров – старомодные, удобочитаемые названия, хотя для меня они мало значат. «Пересмотренный протокол Стэнфордского тюремного эксперимента 4.0», «Церковная шкала моральных дельта-коэффициентов», «Расширенные критерии избирания Хозяина»… что бы все это ни значило. Хотя последнее название вполне понятное. Беру подшивку листов с полки и начинаю читать. Через какое-то время возвращаю документ на место мелко дрожащей рукой. Я чувствую себя грязной, схватившей какую-то заразу. Хотела бы я не понимать, что там написано – но, боюсь, все донельзя ясно. И теперь мне придется выяснить, что делать с этим знанием. Я смотрю на А-ворота, размышляя. Есть очень хороший шанс, что они не заражены Королем в Желтом – не станут же экспериментаторы цензурировать сами себя. Но толку от них, скорее всего, не будет – они отфильтруют меня еще на подходе. Но если у меня вдруг окажется некий рычаг влияния на Фиоре… если я смогу угрожать ему чем-то даже более ужасным, чем гнев Юрдона… если я вообще права насчет того, что от Юрдона следует ждать чего-то похуже, чем даже смерть… Мне снова требуется время на раздумья – вот незадача. Хорошо, что есть дела до завтра, когда снова нагрянет Фиоре. * * *