Как раз в этот момент А-ворота открываются. Надо же так вляпаться! Полный провал! Теперь все предельно ясно: Фиоре стал подозрительным. Сначала он сделал резервную копию себя, затем устроил мне ловушку, в которую я сразу угодила. Когда цилиндр вращается, становится видна его внутренняя часть. Загорается белый свет. Пахнет фиалками и чем-то органическим, что постепенно рассеивается. Нутро исторгает немного пара. Внутри кто-то или что-то есть. Я бросаюсь вперед: нож – в левой руке, сумка – в правой. Существо садится в камере и поворачивает голову. Теперь у меня есть только один шанс. С бешено колотящимся сердцем я натягиваю ему на голову пустую наплечную сумку поверх жестких черных волос – его толстые подбородки возмущенно колышутся, а руки вздымаются вверх. Я приставляю острый край ножа к его горлу и кричу: – Не двигаться! Двойник Фиоре замирает. – У меня нож. Если дернешься, заорешь или попытаешься сбросить мешок с головы, я тебе горло перережу. Если все понял, скажи «да». Его голос приглушен тканью, но звучит почти весело. – Что, если я скажу «нет»? – Тогда я сразу перережу тебе горло. – Я слегка усиливаю нажим на лезвие. – Да, – торопливо бросает он. – Отлично. – Я поудобнее хватаюсь за рукоятку. – А теперь позволь мне сказать тебе кое-что. Ты думаешь, у тебя есть работающий модем, и ты вот-вот позовешь на помощь – так? Увы, не выйдет: модемы – широкополосные штуки, а на голове у тебя сейчас клетка Фарадея. Она, конечно, открыта снизу, но не забывай – мы в подвале. Сигнал слабый. Понимаешь? – Что-то и впрямь не выходит никого позвать. – Голос Фиоре звучит довольно панически. А он не промах. – Молодец, что сознался, иначе конец твой был бы немного предсказуем, – говорю я ему. – Еще раз повторяю: будешь мотать головой и пытаться освободиться, я тебя прирежу. Он трепещет. О, я не должна наслаждаться этим моментом – но, увы, я все-таки наслаждаюсь. За все, что он с нами сделал, Фиоре мало убить сто раз. Во что я превратилась благодаря ему? Меня почти трясет от исступления – чувство сильное, как голод или тоска. – Слушай мою команду. Когда скажу тебе встать, ты медленно поднимешься, держа руки по швам. Если в какой-то момент чувствуешь, что на глотку ничего не давит – лучше замри, потому что, если куда-нибудь метнешься, я тебя убью. Как встанешь на ноги – сделай шаг на полметра вперед, медленно заведи руки за спину и сцепи пальцы вместе. Усек? Так, медленно, не торопясь – вставай. У Фиоре, надо отдать ему должное, хватает хладнокровия, чтобы делать то, что я ему говорю, без колебаний и истерики. Или, может, он просто точно знает, чего ждать, если не подчинится. Он не может питать иллюзий по поводу того, насколько его ненавидят, не так ли? – Шаг вперед, руки за спину, – приказываю я. Он послушно делает шаг вперед. Мне приходится не отставать, удерживая нож у его шеи; в то же время я опускаю свободную руку и обхватываю его правое запястье. Это опасный момент: если он ударит меня ногой и левым плечом – заблокирует, ему ничего не будет стоить вырубить меня и улизнуть. Но, похоже, Фиоре не особо сведущ в тонкостях рукопашного боя один на один, да и сумка на голове порядком его дезориентирует. Я отступаю в сторону и лезу в карман правой рукой, пока не нахожу то, что ищу, затем выдавливаю содержимое маленького тюбика на пальцы моего заложника. Цианоакрилатный клей – вот что заменит доблестной библиотекарше наручники! – Не двигай руками, – говорю я ему. – Что за… – Фиоре останавливается. Конечно, он не может не шевелить руками, и вещество попадает в складки его кожи. Клей менее вязкий, чем вода, но полимеризуется за считаные секунды. Держа нож у шеи Фиоре, я осматриваю проделанную работу. Он, само собой, сможет развести руки, пожертвовав кожным покровом на пальцах – но, думаю, этим меня врасплох не застанет. – Отлично. Теперь – три шага вперед. Встанешь по моей команде. Раз… два… стоп! Теперь мне надо подумать. Фиоре хрипло дышит в импровизированном капюшоне, от него воняет страхом и потом. В любой момент он поймет, что я не могу оставить его в живых, и тогда станет неуправляемым. У меня есть секунд двадцать… – Когда мой муж говорит […], я его не слышу, – окликаю его я. – Что это значит? – Это значит, что Король в Желтом добрался до тебя. – Голос Фиоре звучит странно – он слишком спокоен. – Ты сделал копию себя, чтобы увидеть, что здесь происходит, – замечаю я. – Умный ход. Боялся, что я улизну через эти А-ворота? – Да, – лаконично отвечает он. – Они невосприимчивы к вирусу, которым я заражена, не так ли? Я чувствую, как напрягаются его мышцы. – Да, – неохотно произносит он. – И Юрдон не настаивал, чтобы твой модем был заблокирован? – напряженно спрашиваю я, потому что теперь всё зависит от правильного ответа. Хотя Фиоре явно не подтверждает мое предположение, он начинает разводить руки, кряхтя при этом. Я просто знаю, что права. Однако я также знаю, что у меня осталось всего около трех секунд. Поэтому подхожу к нему сзади и осторожно провожу правой рукой по его груди. Когда я добираюсь до интимных мест, он замирает. Когда хватаю его яички и сжимаю их, он валится вперед, потеряв дар речи и хватая ртом воздух, – так неожиданно, что чуть не сбивает меня с ног. Сумка слетает у него с головы, но это не имеет значения, потому что сразу после этого я хватаю его за волосы. Пока Фиоре поглощен ужасной, перехватывающей дух болью в животе, я откидываю его голову назад и вгоняю лезвие ножа в сонную артерию и щитовидный хрящ, чуть ниже подъязычной кости. Здесь сто́ит отметить, что между мной и Фиоре есть одно существенное различие. Мне не нравится убивать, но я знаю, как это делать. Фиоре возбуждается, предаваясь фантазиям о власти и наблюдая, как его одержимые социальным рейтингом кармодрочеры линчуют прелюбодеев. Однако ему и в голову не пришло прописать одну лишнюю команду для ассемблера и создать двойника, скажем, с пистолетом в руке. И ему потребовалось почти двадцать секунд, чтобы понять, что независимо от того, что он делает или говорит, у меня нет другого выбора, кроме как убить его. По сути, Фиоре – типичный убийца бюрократического типа, нажимающий на кнопку и получающий результат. А вот для меня… Для меня весь свет вдруг меркнет. * * * Гражданская война длится две гигасекунды – это почти шестьдесят четыре года по исчислению давно утраченной планеты Zemlya. Вероятно, она все еще идет в каких-нибудь отдаленных уголках освоенного человечеством космоса. Когда была разрушена в попытке защититься от угрозы Короля сеть сверхдальних телепортаций, межзвездная Ойкумена распалась на независимые обиталища, разделенные задержкой связи на световые годы. Там, в вечной тьме и холоде, за высвобожденным конусом света, вероятно, остаются изолированные очаги деятельности Короля – точно так же, как могут еще быть где-то аванпосты постлюдей, выпавшие из сети, когда Насущная Республика прекратила свое существование. Теперь они оторваны от нас. «Перепрошивка» людей, уничтожение памяти – вот самое смертоносное оружие Короля в Желтом. Возможно, он заставил нас забыть о целых государствах и сбросить на Т-воротах точки доступа к ним – у всех, кто пользовался зараженными ассемблерами. Самое ужасное в Короле то, что мы никогда не узнаем, чего лишились и сколь многих потеряли. Целые эпохи геноцида могли улетучиться благодаря ему из нашей памяти, как если бы их никогда не было. Вероятно, этим объясняется своеобразная вендетта червя против практикующих историков и археологов. Он – или его создатель – боится, что мы что-нибудь вспомним. Первую из тех двух гигасекунд я провожу на службе у Кошек Лайнбарджера; их высочайшей милостью я – танк. Как только у меня вырисовывается четкая картина того, что происходит, во мне мало что остается человеческим. Мне нетрудно сделать общие выводы из рассказов о, казалось бы, случайных зверствах, совершенных исключительно против тех, кто озабочен прошлым. И гигасекунда небытия, которую я провел на борту «Благодарного Преемника», сама по себе была подобна смерти. Этого времени оказалось достаточно, чтобы дети повзрослели, а родственники отчаялись, смирились с потерей и отправились по жизни дальше. Даже если моя семья каким-то чудом не подверглась ликвидации из-за моей работы – они все равно потеряны для меня. Такой опыт обычно ожесточает человека, отвращает от всего человеческого и обращает к более темным и зловещим формам разумной жизни. Итак, кратко – о моем теле: я вешу примерно две тонны, от пят до плеч насчитываю три метра высоты. Моя нервная система не биологическая – я будто играю в симулятор в реальном времени, имея чувственный контакт с миром сугубо через болевые нервы моего бронированного туловища. Опасности долгосрочной миграции в виртуальное пространство хорошо известны – в некоторой степени их можно избежать, сохранив соматотип и наладив канал устойчивого контакта с реальным миром, – но это не самая насущная проблема для меня, есть и поважнее. Если требуется, я могу в десятки раз ускорить производительность своего мозга. Моя кожа – экзотическая броня, усеянная монокристаллическими алмазами, встроенными в энергопоглощающую матрицу квантовых точек, которая может мгновенно принимать цвет любого фона, от радиочастот до мягких рентгеновских лучей. Вместо ногтей у меня выдвижные когти из бриллиантов, а вместо кулаков, которые могли бы сжимать и бить, – лучевые пушки. Я не ем, не дышу, не испражняюсь; энергию черпаю из спирали, обвивающей бесконечный поток плазмы, исходящий из фотосферы скрытой звезды. За кровавый прогон длиной в четыреста мегасекунд и шестнадцать боевых выходов Кошки повышают меня до старшего сержанта. В отличие от Лорала и некоторых других, я не туплю, когда возникает проблема. Не испытываю шока и диссоциации, когда понимаю, что мы только что обезглавили двенадцать тысяч гражданских лиц и засунули их головы в тактический ассемблер – который в итоге тихо сломался и не смог записать их бэкапы. Обидно, досадно, но – ладно: я делаю то, что необходимо. Не колеблюсь, когда жертвую шестью своими копиями в смертоносных атаках, выигрывая время для остальной группы, давая им отступить. Я не чувствую ничего особенного, кроме холодной ненависти, и, хотя на уровне абстракции понимаю, что болен, не хочу просить о медицинской помощи, которая может ухудшить способность сражаться. И наши теневые командиры, которые наблюдают за всеми, не считают нужным лечить меня. Первую гигасекунду война идет традиционными методами. Мы находим забытые Т-ворота, ведущие в жилые зоны и находящиеся под контролем Короля в Желтом. Через них вторгаемся, взрываем ассемблеры, которые они используют в качестве брандмауэров против иммигрантов, и организуем себе плацдарм, пробиваемся внутрь, устанавливаем наши собственные чистые A-ворота и насильно прогоняем через них гражданское население, тем самым удаляя желто-королевский моро́к из их мозгов. Те, кто выживает, обычно потом нас благодарят. Поначалу это относительно легко, но позже мы обнаруживаем, что уровень обороны политий, на которые мы нападаем, растет. Еще позже Король начинает программировать мирных жителей, своих новообретенных подданных, на ожесточенную и беспощадную борьбу. Доходит до того, что на нас в атаку бросаются дети с ворпальными мечами в тонких руках – и это не самое плохое, что мне довелось повидать на войне. Определенный сорт людей привлекает сама идея Короля в Желтом как высшей сущности, достойной почитания и поклонения. Они манипулируют червем, адаптируют его мощности к своим потребностям, создают карманные когнитивные диктатуры в отдельных уголках Вселенной. Зверства, которые совершают эти фанатики, укрепляя свою власть, не в пример хуже грубой прямолинейной тактики вируса в его изначальной версии. Но я не осознавал этого до самого конца кампании. Внезапно знание о моем прежнем «я» всплывает на поверхность, и я постепенно провожу все больше свободного времени, размышляя о разных последствиях. Мое исследование психологии сотрудников становится одним из самых часто скачиваемых файлов во внутреннем архиве знаний Кошек Лайнбарджера. Надо думать, неудивительно, что в какой-то момент они вызывают меня в штаб-квартиру, загодя прося собрать все отщепленные векторы моей личности в единый пучок. Они решили вновь сделать из танка человека. Поначалу перспектива меня отвращает. Я ведь привык быть гордостью танковой дивизии, проводя бо́льшую часть времени в миссиях на стылых орбитах погасших звезд и экзопланет. Снова дышать, есть и спать – нет, увольте! Все это – бессмысленные помехи. Я признаю, что они представляют интерес для понимания мотивационной основы врага и что на них нужно делать поправку среди людей, которых мы освобождаем, но мне-то зачем подчинять себя слабостям плоти? Однако со временем я понимаю, что дело не во мне. Мне надо уметь работать со штаб-квартирой. Итак, я вновь соединяю свои разные «я», стираю личность из килотонн тяжелого металла, которые до недавнего времени служили мне конечностями, отчитываюсь перед ближайшим полевым командным узлом – к ассемблированию готов… …Придя в себя, я понимаю, что склонилась над панелью управления А-вратами. В левой руке я так крепко сжимаю окровавленный нож, что пальцы едва не сводит судорогой. Кровь залила пол тайной комнаты – целое алое озеро натекло. Если я все сделала правильно, Фиоре не успел использовать модем. Когда его голова высунулась из сумки, он почувствовал сильную физическую боль, а затем потерял сознание из-за оттока крови. Отключка – через десять секунд. Он заслуживал худшего. Но у меня сейчас огромная проблема, а именно – добрых сто десять килограммов мертвого мяса, которое некуда девать. К тому же мои свитер, юбка и рабочие ботинки все в крови. Плохи дела, очень плохи! А мысли, как назло, путаются, норовят сползти в истерику. На мгновение я вспоминаю дни с Кошками Лайнбарджера. Вспоминаю сломанные ворота и рассеянные вокруг ошметки безжизненной плоти. Каким-то образом этот кошмар возвращает мне внутренний баланс и заставляет понять, что делать. Я хватаю Фиоре за руку и осторожно дергаю. Бледная туша слегка сдвигается, а когда я напрягаю спину – отклеивается от пола и проскальзывает мне навстречу. Стеная сквозь зубы, прилагаю усилия, но сдвинуть этого кита нелегко. Поэтому я стою и осматриваюсь. На одной из полок с оборудованием на глаза попадается какой-то кабель – я подхожу, хватаю моток, продеваю отрез под руки Фиоре, закрепляю узлами на торсе и волоку мертвый груз к А-воротам. Наконец мне удается приподнять тело и запихнуть его в рабочую камеру. Его трудно удержать там – одна нога все время норовит выпростаться наружу. В итоге я понимаю, что и эту конечность-бунтовщицу можно к чему-нибудь привязать. – Отличная работа, – хвалю я сама себя, наклоняясь над панелью управления. Что, сама с собой разговариваешь, Рив? Сходишь с ума? Мои пальцы оставляют на панели алые липкие пятна, но в конце концов мне удается вызвать диалоговый интерфейс. У А-ворот, как выясняется, множество запланированных заданий фоновой сборки – но они, на мое счастье, многозадачные. ТЕРМИНАЛ, ввожу я неловкую команду, ПРИНЯТЬ ОРГАНИЧЕСКИЕ ОТХОДЫ К РАЗБОРКЕ ВНЕ ОЧЕРЕДИ. ХОРОШО? ХОРОШО, отвечают ворота, и дверь камеры со скулящим звуком запечатывается, убирая труп Фиоре с глаз долой. ТЕРМИНАЛ, продолжаю я общение, ВЫБОР ШАБЛОНА: СИСТЕМА ОЧИСТКИ КОВРОВ, САМАЯ МОЩНАЯ, ПЕРВАЯ В СПИСКЕ. СОБЕРИ МНЕ ОДНУ ЕДИНИЦУ. МНЕ НУЖНА ОДНА ЕДИНИЦА. СДЕЛАЙ МНЕ ТАКУЮ ШТУКУ. ХОРОШО? ХОРОШО, ЗАПРОС ОБРАБАТЫВАЕТСЯ, отвечают ворота. ПРОИЗВОДСТВО В ПРОЦЕССЕ. ВРЕМЯ ГОТОВНОСТИ: 350 СЕКУНД ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ ТЕКУЩЕЙ ЗАДАЧИ. Ах, эти удобства современной жизни! Я иду наверх, в комнату для персонала, и навожу себе чашку чая. Снимаю верхнюю одежду и бросаю в раковину. У нас тут есть базовое чистящее оборудование, а моющее средство довольно хорошо удаляет пятна – вероятно, это лучше всего, что было в темные века. Пара полосканий – моя юбка и свитер промокли насквозь, так что я выжимаю их, вешаю на кондиционер и выставляю на нем функцию подогрева воздуха. Спустившись обратно в подвал, обнаруживаю, что ассемблер собрал все, о чем я его просила. Фиоре превратился в машину для чистки ковров и набор впитывающих салфеток. Приходится еще раз подняться наверх – принести воды для бачка в очистителе. От запаха пятновыводителя у меня кружится голова, но через полчаса я убрала все видимые кровавые разводы с ковра, стен и полок. До потолка, увы, не достать, но, если не знать, что здесь кто-то убит, можно принять тамошние маленькие пятнышки за ржавчину, скажем. Так что я ставлю чистящую машину назад в камеру ассемблера и разговариваю сама с собой. – Это все прикрытие, – говорю я и зеваю. Должно быть, выброс адреналина наконец унялся. – Фиоре, Юрдон и та третья личность… специалисты по психологической войне, работавшие над эмерджентным контролем группового поведения. – Мои фуги, похоже, высвободили еще пачку разрозненных воспоминаний – в этот раз досье на… – …военные преступления, совершенные ими, очень серьезны. Ранее эти люди занимали посты в службе безопасности Насущной Республики. После первой атаки Короля в Желтом дезертировали. Несколько последних гигасекунд сообща работали сначала над антивирусом, позднее – над улучшенной версией вируса. Я хлопаю глазами. Это я говорю? Или какая-то другая «я», использующая речевые центры для общения с внешним миром, – кем бы я ни была? – Приоритет: эксфильтрация. Приоритет: эксфильтрация. – Мои руки сами, без моей на то санкции, порхают над панелью управления А-воротами. – Что за херня! – вскрикиваю я. Но их не остановить, они знают, что делают, – и, судя по всему, запускают программу, чтобы вытащить меня отсюда. – Система недоступна, – отвечает голосовой помощник ворот ровным, неумолимым тоном. – Доступ к сети дальнего следования заблокирован. Что бы ни делали мои руки, это не работает. Что-то вырвалось у меня из памяти, что-то огромное и уродливое. – Ты должна бежать, Рив, – слышу я собственный голос. – Данная программа будет автоматически удалена через шестьдесят секунд. Из этой локации сетевое соединение с внешним коллектором недоступно. Ты должна бежать. Несмотря на то, что на мне только лифчик и трусики, меня прошибает холодный пот вдоль и поперек. – Ты кто? – шепотом спрашиваю я. – Данная программа будет автоматически удалена через пятьдесят пять секунд, – отвечает что-то внутри меня. – Ладно-ладно, я слышу тебя! Иду уже, иду! – Я с ужасом понимаю, что, когда нечто говорит «данная программа», оно подразумевает меня – очевидно, это вторичная сущность вируса, вроде загрузочного ядра Короля в Желтом. Но куда мне бежать? Смотрю наверх, на потолок, – и все встает на свои места. Мне нужно подняться вверх сквозь стены этого мира. Может, эта полития чередуется с другими – ежели так, я смогу прорваться на верхнюю или нижнюю палубу. Возможно, есть способ добраться до Т-врат и снова присоединиться к коллектору Невидимой Республики. – Поднимаемся, значит! – Данная программа будет автоматически удалена через тридцать две секунды. Твой вектор побега одобрен. Отключаю диалоговый интерфейс. В моей голове становится очень тихо; я стою над терминалом ассемблера, дрожа и делая быстрые неглубокие вдохи. Нечто, кажется, покинуло мое сознание, оставив после себя лишь тревожное ничто. Меня пробирает экзистенциальная дрожь – кто-то спрятал во мне зомби-директиву?.. Но кто и зачем? Но я – это все еще я; я вернулась. И не собираюсь внезапно перестать существовать, чтобы в моем теле меня подменила улыбающаяся бестолковая марионетка. Это был просто протокол эвакуации, настроенный на срабатывание через определенный период времени – или реагирующий на заранее определенный уровень стресса, при котором я не знала бы, как быть и куда податься. Исчерпав свою (бес)полезность, программа вернула контроль над телом мне, своему сознательному носителю. Ну и славно. Если я послушаюсь ее и убегу – может, улучу момент проветрить голову от остальных безбилетных пассажиров. Да, было бы здорово… В любом случае я же реально хочу сбежать. Нет причин расстраиваться. – Черт возьми, я только что убила Фиоре, – шепчу я. – Я должна выбраться отсюда! Как быть? Что делать? Наверху в комнате отдыха, как в сауне, скопился пар. Кашляя и хватая ртом воздух, я уменьшаю температуру, хватаю влажную одежду, натягиваю ее и бросаюсь к двери. После – и это самое сложное – я приглаживаю волосы, беру сумку и уверенно иду через парковку к тротуару, чтобы поймать проезжающее мимо такси.