Доберман нервно дёрнулся, толкая меня лапой. Кстати, да, что-то концовка не особенно благозвучная, тем более если учесть, что она повторяется рефреном. – Нет, нет, уважаемый мистер По, это чрезмерно. Всё-таки ваши стихи могут читать дети. – А что плохого в словах «ни хрена»? – искренне удивился он. – Поверьте, у нас в Новом Свете дети используют куда более крепкие словечки. – Ну, может быть, срифмовать как-нибудь помягче, типа «никогда», «нипочём», «ни за что»? – крайне деликатно предложил я. С одной стороны, прекрасно отдавая себе отчёт, что нельзя давить на гения, а с другой – хорошо ещё, что Эдгар По русского мата не знает. Такого мог бы нарифмовать, оторопь берёт… Но, взирая в ночь сурово, он твердил одно лишь слово, Если точно, избегая многоточий, то два слова – «ни хрена». И крылами не махал он, острой грудью не вздыхал он. Я шепнул: «Друзья размылись, словно русская Двина. Завтра жизнь меня покинет в этой пропасти без дна». Ворон хрюкнул: «Ни хрена». В тот же миг на столе словно из ниоткуда возник здоровущий чёрный ворон. Попрошу не путать с вороной, это тоже птица крупная, больше голубя или галки уж точно, однако лесной северный ворон может быть размером со среднего орла. Интересно, чего ему тут надо? А легендарный поэт продолжал авторское чтение бессмертных строк: Только всё вокруг темнеет и холодным ветром веет, – То с кадилом поднебесным ангел Тьмы пришёл из рая? Миг неясный в дебрях боли я кричал: «Прости, родная… Сон забвенья о Леноре это лишь моя вина, Я своё целую горе, но Ленор всегда одна!» Каркнул Ворон: «Ни хрена». Мы все трое невольно вздрогнули. Потому что «ни хрена» вылетело из хриплого горла того самого ворона, что сидел на столе. Диоген мне в бочку, да каких-либо других доказательств, я думаю, никому из вас не потребовалось бы. Ну и у меня, само собой, не было сомнений… – Гесс, гаси его! – Гав, – тут же опомнился благородный доберман, вытряхнул из ушей остатки высоких рифм блистательной поэзии, после чего с места взлетел выше стола и профессионально цапнул ворона за хвост. Декарт мне в печень, как же он трепал эту пернатую дрянь! – Но, сэр, ваш пёс, кажется… – Когда кажется, креститься надо. – О да, примите мои извинения. Что мне нужно сделать? Я не стал впадать в грех поучения классика элементарным вещам, поэтому просто обернулся к своему напарнику. К этому времени он напрочь выдрал хвост у ворона, отплевался перьями и правой передней лапой бесстрашно прихлопнул неизвестно откуда выпрыгнувшего серого толстомордого бесюгана в чёрных пятнах и с одним рогом на лбу. Вечно ноющий непризнанный гений, как и предполагалось. Крайне мелкий, но какой же поганый бес! Чёрная птица исчезла в тот же миг, схлопнувшись и оставив фимиам серы. – Отец Пафнутий предупреждал о таких, – спокойно выдохнул я. – Да и мне самому, если честно, в университете с подобными заболеваниями пришлось встречаться не раз. И помнишь ещё ту готессу до кучи?.. – Но как же… – Послушайте меня, дорогой Эдгар. – Я позволил было себе вольность приобнять его, но вовремя вспомнил, кто из нас в трусах. – Поверьте, вы прекрасный поэт, чьё имя будет высечено золотыми буквами на мраморных скрижалях вечности. Доверяйте себе, а не какой-то там глупой птице. У неё и мозга-то почти нет, так, серый шарик размером с горошинку. – Право, я не знаю… – А я вам напомню. Ваши гениальные строки звучали примерно так: – Ты пророк, – вскричал я страстно, – демон или дух прекрасный, Этим небом, что над всеми, вечным, как земное семя, Заклинаю, умоляю, что в земных пределах ясно, Мне откроется ли ныне, где средь ангелов святыня, Та Ленор, что чистым ликом в облаках живёт всегда? Бросил Ворон: «Никогда». – Никогда, никогда, никогда-а… Крикнул Ворон: «Никогда», каркнул Ворон: «Никогда», вреда, года, руда, звезда, поезда, всегда и тогда, только та, это да… Господи боже, сэр, как же вы правы! «И воскликнул я, вставая: «Вон отсюда, птичка злая!» Конечно, это может сработать, почему же я не видел этого раньше? О сэр! Я был слеп, словно техасский крот! И великий писатель, не обращая на нас более никакого внимания, бросился на колени перед стулом, ища чистый листок. А не найдя оного, просто перевернул стопку исписанной бумаги, пылко кинувшись творить на обратной стороне черновиков. Мы для него больше не существовали. – Если верить историкам и филологам, то знаменитая поэма «Ворон» Эдгара По, фактически перевернувшая литературу девятнадцатого века, была переписана несколько раз, – зачем-то шепнул я на ухо своему другу. – Так что если мы и не помогли, то уж наверняка ничего особо не испортили. К тому же ты изгнал беса. Мой пёс ничего не понял, но старательно закивал, высунув язык и виляя обрубком хвоста. Мгновением позже нас с Гессом перенесло в белый коридор. Ну типа спасибо, конечно, а сразу домой нельзя? Видимо, нет. Над нами же (то есть надо мной) ещё не все посмеялись, на лавочке сидело трое бесогонов. Здоровый мужской хохот взлетел под потолок! Ржали беззлобно, но от души, наши такое умеют… Мой дружелюбный доберман искренне улыбался целых полминуты, пока не понял, что смеются они именно надо мной, а не сами по себе. В ту же секунду вдоль лавки яростно пронеслась грозно гавкающая чёрно-коричневая молния с жёлтыми сдвинутыми бровями и полной пастью впечатляющих зубов. Дважды повторять пришлось лишь одному умнику в древнешумерском платье с завитой бородой. Ох как он был не прав… – Следующий. В общем, в двери офиса шагнул перепуганный бледный мужчина, чья одежда была располосована от подола до пояса с трёх сторон. Другим двоим хватило сообразительности мужественно заткнуться, закрыть рот на замок, выбросить ключ и сделать вид, что они просто разглядывают друг друга. Мой пёс ободряюще лизнул мою ладонь: – Тебя никто не обидит, Тео, я же с тобой. Хочешь лапку? Я наклонился и обнял самого лучшего пса на свете. Оба бесогона старались дышать не слишком громко, но мы просто скромно заняли очередь. Ничего, посидим, подождём, нет спешки, нам преференций не надо, мы как все. Для нас вскорости и прозвучало: – Следующий. – Чего, идём? – обернулся ко мне Гесс, преданно виляя задом. – Идём, чего уж… За офисным столом Марты не было, там сидел Дезмо. Один тяжёлый взгляд на нашу парочку – и у него нервно задёргалось нижнее веко. Я судорожно подтянул трусы, ну и ладно, нас тоже можно было понять, мы вообще-то… – Пошли вон, извращенцы!!! Через полсекунды мы выдохнули в тёплом доме отца Пафнутия. Все ещё спали. – Где мои джинсы? – А я в туалет сходить не успел, – опомнился мой напарник и дунул одеваться в сени. Господи, как он вообще не лопнул, ума не приложу. …Меньше чем через минуту Гесс в телогрейке нетерпеливо заливал двор, я вышел к нему несколько позже. Как оказалось, бесогонство по утрам очень бодрит, сна ни в одном глазу, даже зевать не хочется. Я потянулся до хруста в суставах и приятной ломоты в мышцах.