– Не уверен, что понял вас, сэр. – Через пару минут щёлканья огнивом кто-то всё-таки умудрился зажечь свечу, и в её сиянии перед нами открылась крохотная комнатка без окон, со скрипучими полами, одним стулом, заваленным бумагами, и кучей тряпья в углу, заменяющей постель сумрачному гению американской литературы. Это реально был он! Лицо мистера По казалось невероятно худым от недоедания и одновременно одутоловатым от пьянства, немытые волосы торчали клочьями, а чёрные усы были опущены вниз, повторяя скорбную складку губ. Уверен, что все вы видели его портреты, но мало кто представляет, насколько внешне они разнились, так сказать, с оригиналом. У меня аж сдавило горло от сострадания. – Что за бес вам досаждает? – Не понял, сэр? – удивился он. – Прошу прощения, видимо, я произнёс вслух то, о чём думал. По факту, если нас сюда загнали, значит, мы должны изгнать из великого писателя хоть какого-то беса, но какого? Он так же скромен, как Шекспир. Если не больше. Поэтому повторять ту же ошибку, второй раз наступая на те же грабли, не хотелось, давайте подойдём к этой теме осторожнее. Я прокашлялся: – Уважаемый Эдгар, если вы позволите так к вам обращаться… – Бога ради, к чему лишние учтивости, сэр?.. – Теодор Фролов. Можно просто Тео, мы же в Америке. – Ваше имя говорит о том, что вы родились в смешанном браке, мама испанка, а отец русский, – задумчиво предположил классик, ероша волосы. Я не стал с ним спорить. – Моя родословная не так интересна. – О, у вас собака! Живая тварь. – Тео, если он ещё раз так меня обзовёт, я за себя не ручаюсь, – честно предупредил обиженный доберман. У него вообще такие вещи редко застревают. Не любишь собаченек? Кусь тебя! И иди потом жалуйся в Международный суд в Гааге или в Нюрнберге. – Ваша собака что-то сказала?! – Нет, нет, – привычно и бесстыже соврал я. – Но, во-первых, это он. Во-вторых, собаки не разговаривают. Верно, Гесс? Кивни! Вот именно. А в-третьих, не подскажете ли, дорогой друг, над чем вы сейчас работаете? – Ох, примите мои извинения за негостеприимство, но у меня всего один стул и именно на нём я пишу, стоя на коленях. А тема моих стихов, это… я не знаю, право, как это внятно объяснить, потому что… Но, сэр, вы же в нижнем белье?! Опомнился, здрасте вам! То есть Марта нам даже никакой видимой одежды придумать не удосужилась? Спасибо тебе, дорогая! И да, я в трусах, ну так что?! – Прошу прощения за бесцеремонность, но разве один джентльмен не может навестить другого джентльмена в привычном ему костюме? Я не думал, что вы столь досадно чопорны, мистер Эдгар Аллан По! – О нет, я принимаю право каждого выглядеть так, как ему заблагорассудится. В конце концов, это же Америка – страна свобод и сброшенных оков условностей! Мы церемонно пожали друг другу руки. После чего бессмертный писатель пожал брезгливо приподнятую лапу моего добермана. Так мало того, тот же Гесс ещё и вытер её об стенку после рукопожатия, скотинка эдакая… – Что ж, смею признаться, что ваш неожиданный визит застал меня врасплох. В своём новом стихотворении я как раз пытался соединить ритмику строк прекрасной Элизабет Барретт с собственной историей о некоем страдающем юноше, который вдруг невольно завёл диалог с птицей. Допустим, с чирикающим воробышком или сорокой. Он задаёт им вопросы о любви, о смысле жизни, а они всё время говорят ему – нет, ни за что, никогда! В этом есть некая трагедийность, вы не находите? – Это должен быть ворон, – не задумываясь, обрезал я. – Только ворон, и не иначе! Мой доберман благоразумно молчал, словно стырил теннисный мячик, который и проглотить трудно, и выплюнуть жалко, значит, слюнявим при себе. Мистер По ненадолго задумался: – Сэр, я чувствую странное, неодолимое разумом желание довериться вам, несмотря на ваши… – Трусы, – подсказал я. – Пусть так, – деликатно вывернулся он, перебирая исписанные листки на стуле. – Но вы правы, я должен писать о вороне. Нет, о Вороне с большой буквы. Однако, раз вы пожелали послушать мои непрофессиональные строки, возможно недостойные вашего изощрённого слуха, тем не менее надеюсь, вы не будете слишком суровы, пусть даже я этого и заслуживаю, а ваша реакция не выразится в хлопанье дверью или в чём-то ещё хуже… – Читай уже! – рявкнул кто-то. Я укоризненно обернулся к Гессу. Тот поднял нос выше глаз и отрицательно помотал головой. Позёр короткохвостый… – Так вот, первый вариант. Прошу внимания и снисхождения. Как-то в полночь, в час постылый, полный думою унылой, Над забытыми стихами я склонялся в тишине, Грёзам дивным отдавался, а потом вдруг стук раздался, Будто некто постучался иль поскрёбся в дверь ко мне. «Это, думаю, – вздохнул я, – гость в полночном полусне, Гость скребётся в дверь ко мне». Чётко помню… Ожиренье… – Что, простите? – невольно сбился я. – Вы хотели сказать «ожидание»? – Почему это? – задумался По. – У меня по тексту: «Ожиренье… Поздней осени виденье…» – Это же неблагозвучно! – уперся я, поскольку просто не мог допустить такого искажения бессмертных стихов. – Смотрите, как было бы красиво – ожидание, очертание, умирание, октября позднерыданье! Почти по Хлебникову, нет? – Ну, не знаю, право, надо подумать. Позволите ли читать дальше? – Просим, просим! Американский гений мрачной поэзии чахоточно прокашлялся, постучал себя кулаком по впалой груди и вновь начал: Сквозь каминное сиянье тускло тающих углей… Как же я искал рассвета, как бездумно ждал ответа, Без страданья, без привета, на один вопрос о ней – О Ленор, что озаряла тьму моих унылых дней, – О светиле без огней. – Как вам, сэр? – Великолепно, – с придыханием признал я. Эдгар По действительно был крут! Я открыл окно с решёткой, вмиг вальяжною походкой Из-за ставен вышел Ворон, чёрный призрак старых дней. Без учтивого поклона, гордо, строго, непреклонно, Клювом щёлкая лениво, в птичьей важности своей Он взлетел на бюст Паллады, что звездою был моей, Помахал слегка крылами и уселся меж грудей! Я честно поаплодировал и дал знак Гессу, чтоб поддержал, но доберман, сведя круглые бровки, отказался хлопать в ладоши. Ладно, его право, потом поговорим на эту тему. По продолжил заунывное чтение. И кстати, стоило бы признать, что это затягивало, он реально умел произвести впечатление на публику. Талантливый человек талантлив во всём, как бы банально это ни звучало. Я невольно начал попадать под его влияние и почти забыл о цели нашего пребывания здесь. Вроде надо изгнать какого-то беса, да? В свете от тоски очнулся и невольно улыбнулся На всю важность этой птахи, жившей длинные года. «Чубчик твой подстрижен славно, хвостик выглядит забавно, – Хмыкнул я. – Но расскажи мне: в тьме, где ночь всегда длинна, Как ты звался, чёрный Ворон, там, где ночи спит вина?» Он ответил: «Ни хрена».