Не буду врать, что мне это жутко важно. …Анчутка ждал нас с поклонами и накрытым к ужину столом во французском стиле. Готовил он старательно, сервировал тоже, а уж красиво расписывать все поданные блюда умел как никто. – Сильвупле, мон ами! – раскланивался он, заставляя стол тарелками и кастрюлями. – Прошу отведать луковый суп с гренками и сыром, хлеб с чесноком и маслом, горячий салат с курицей и трюфелями, тушёную говядину по-бургундски с овощами, лионское печенье в сахарной пудре и чёрный кофе по-парижски с коньяком! Миль пардон, месье и мадемуазель, вместо коньяка у нас самогон с малиновым вареньем и ложечкой мёда… Ну да, кстати, и не спорю, так даже лучше. Коньяк у нас в магазинчике если и бывает, то непонятно чьего разлива. Нечто весьма среднее между армянским-азербайджанским- молдавским-грузинским-российским. Точного производителя не подтвердит ни одна санэпидемстанция, зато и французским его обозначить ни у кого язык не поворачивается. Обычно продавцы просто пишут «коньяк крепкий» или «коньяк мягкий», то есть либо бьёт как оглоблей по лбу, либо бабам хорошо наливать. Всем всё понятно, всех всё устраивает. А за то, что эта сволочь не предупредила нас о чёрте, когда мы отправлялись изгонять беса, он всё равно получит по рогам. В смысле по башке. Но потом, поближе к ночи. За столом больше смеялись. Даша Фруктовая по-прежнему считала, что мы её разводим, фокусник был нормальный, но слился с деньгами, не доведя представление до конца. В больших городах это называется мошенничеством, за это полиция ловит и сажает, а устроить подобный чёс по малым сёлам абсолютно безопасно, пока все опомнятся и заявят, пока от участкового дойдёт до райотдела, пока там почешутся, липовый маг-фокусник-целитель уже будет гастролировать на другом конце нашей необъятной родины. Короче, в бесов она не поверила. Да – никто, по совести говоря, особо и не надеялся. Ну а вечером, когда Гесс беззаботно обнюхивал-метил во дворе всё, что с его собачьей точки зрения нуждалось в периодической пометке, я тихо попросил Анчутку выйти со мной. Он прекрасно всё понял. Безрогий бес вышел ко мне совершенно спокойно и даже не пытался оправдываться. Драка была честной, насколько это вообще возможно. Я врезал ему по зубам, он, не поморщившись, выдержал два удара и только потом дал сдачи. Ну а там мы уже оба постепенно разогрелись. Бились по-простому, на кулаках, тайский бокс и высокие удары ногами в свежем снегу по колено весьма затруднительны. Приёмы самбо и дзюдо тоже не особо, так что чего уж… Доберман вдохновенно прыгал вокруг нас, захлёбываясь счастливым лаем, лез везде любопытным носом, толкался задом, успешно мешая нам обоим, а попутно ещё изображая третейского судью с коротким хвостом: – Бей его! Кусь его! И ты его! Вставай, вставай, вставай! А не то я тебя лапкой! Вот тебе, вот! Не любишь собаченек, не обнимаешь, и ты меня не любишь, не кормишь! Кусь вас! Нас растащили в стороны, когда и бес и я были уже всерьёз изукрашены синяками и кровью. Причём растащил не кто-нибудь, а седая внучка нашего святого батюшки. – Чё творится, пацаны?! А ну брейк, брейк! Вы из-за меня, что ли? Как петухи, ей-богу… Мы не спешили ей всё объяснять. Во-первых, никто не мог бы внятно доказать, какое, собственно, я имею право дать в рыло этому подонку, а он точно так же не знал, как показать назойливой седовласке на пальцах, что это наши чисто мужские разборки и не её милому носику стоит быть в любой дырке затычкой. Женщины, вообще, с трудом принимают такие вещи. – На, снег ко лбу приложи, шишка распухла уже как клизма. – Даша с размаху влепила мне полную горсть снега в лицо и развернулась к Анчутке. – А ты сосульку к глазу, фонарь на весь Лиговский иллюминирует! И ты, бесхвостый маньячина, иди сюда, иди сюда, я тебе говорю! – А чего? Я не дрался, я смотрел, чтоб всё было по правилам. – Рефери, значит? Да я тебе сейчас уши бантиком завяжу, секундант горбатый! Пока мы с бесом сидели на крылечке в снегу и сосульках, вытирающая слёзы курсант Фруктовая, матюкаясь, носилась за нашим уворачивающимся псом, словно ведьма на метле, кидаясь всем, что попадало под руку. Такого праздника у него давно не было. Кончилось всё веселье явлением святого отца, который, зевая и не деля на правых и виноватых, просто отвесил по воспитательному подзатыльнику всем троим – мне, Анчутке и Гессу. Опустившей голову внучке досталось ладонью по заднице. После чего все вздохнули, покосились друг на друга и преспокойно отправились спать. Отец Пафнутий либо не слышал, как его же пёс разговаривает, либо в общей запарке пропустил это мимо ушей. В обоих случаях париться не стоит, верно? Уже в сенях безрогий бес тронул меня за плечо: – Извини, амиго. Был не прав. – Принято. – Я пожал его ладонь. Бодрый доберман тут же положил лапу на наши руки. Типа мы теперь вообще как три мушкетёра, один за всех и все за одного – и дерёмся и огребаем. Ох, лысина Сократова, только вот этого братства мне ещё и не хватало для полного счастья. В остальном ночь прошла тихо, без стонов и без сюрпризов. Наш набегавшийся лось с обрубком хвоста дрых без задних ног, батюшка храпел у себя, но он всегда храпит, просто с разным уровнем громкости, если на животе, то тише всего. Безрогий Анчутка у себя на кухне музыкально выводил носом то ли суровые фуги Баха, то ли шаловливые вальсы Штрауса. Курсант Фруктовая спала беззвучно, словно российский пограничник, даже выдыхала через раз, истинно военная косточка. Кстати, вот я уснул не сразу. Да что там говорить, просто вертелся с боку на бок, потому что сна не было ни в одном глазу. Голова болела. Нос я проверил самостоятельно, перед зеркалом, больно жутко, но кости не сломаны. Два зуба шатаются, неприятно, а разбитые губы заживут, это не проблема. В конце концов, снег и бодяга творят чудеса. Я думал о Марте. Отложим в сторону матримониальные фантазии отца Пафнутия, хотя смысл их откладывать, если из-за них всё и началось? Простите за сумбур. Кто-то из древних философов говорил, что, если твои мысли расходятся с твоими действиями, это ещё не страшно, гораздо хуже, когда из-за своих мыслей ты не можешь приступить к действию. Похоже, я попал именно в эту смысловую ловушку. Мне нравилась девушка, и вроде бы я периодически нравлюсь ей, но она ангел, а я человек. Если верить той же Библии (а как ей не верить?), ангелы небесные, сходя на землю, сочетались с человеческими дочерьми, находя их красивыми. Но можно ли из этого сделать логический вывод, что и девушка-ангел могла всерьёз заинтересоваться простым земным парнем? По идее – да. А по факту – нет. Надежды на то, что курсант Фруктовая вдруг резко переключится со своими делами сердечными на меня, напрочь забыв о безрогом красавце-брюнете, были не то чтобы беспочвенными, а даже скорее эфемерными. Питерские девочки не так легко меняют свои пристрастия, ну и, кроме всего прочего, существую ещё и я сам. Ау-у, сообщаю всем, оказывается, есть ещё моё личное мнение по этому вопросу! Ага, и когда оно учитывалось, не подскажете? Вот и я не помню. Но важно ли это? На этот вопрос я не успел себе ответить, потому что сон вдруг незаметно подкрался сзади и ударил меня пыльным мешком по голове. Сразу зачесались глаза, и я уснул быстрее, чем понял, что оранжевый бес втихую пытается выбраться из нагрудного кармана моего свитера. Всё, всё, всё завтра, сегодня я валюсь. Утром меня разбудил Гесс. С картой джокера в зубах. С чем?! – Тео, он вырвался и прыгал у тебя на плече. Я его кусь! Я хороший мальчик? Кажется, я успел пискнуть что-то про… А-а, не важно, мы оба уже стояли в белом коридоре Системы. – Не важно? Я сказал, не важно?! – Да, – кивнули два возрастных бесогона в форме военных инженеров, и мой пёс так же старательно закивал. – Декарт мне в печень… На мне были длинные полусемейные трусы, до середины бедра, застиранная камуфляжная майка и толстые вязаные носки с финским узором. Нет, вам, может быть, и смешно, а вот я отнюдь не хотел бы в таком виде появляться перед любимой девушкой. – Следующий. Два бесогона дружно поднялись, сочувствующими взглядами продемонстрировав мне свою солидарность, и исчезли за дверью. – Гесс, джокер у тебя? Он молча выплюнул его мне под ноги, типа да, бери, не жалко. Я жадно схватил карту, расхохотался как сумасшедший, нетерпеливо хлопнув по ней ладонью, но… фигу мне! Она не работала! Я хлопнул по джокеру пять или шесть раз, но единственное, чего дождался, так это механического голоса: – Следующий. Мой пёс, изумлённо глядя на меня, повёл ухом в сторону двери. Нет, нет… – Тео, пошли уже. Нас зовут! Там Марта, а у неё вкусняшки. Представляешь, она уже очень даже любит собаченек! – Погоди, погоди, слушай, – опустившись на одно колено, испуганно оглядываясь, торопливо зашептал я, – может, не надо? Давай притворимся, что нас тут и близко не было, а сами возьмём и пойдём домой, а? – Следующий! Взглянув в честные, неподкупные карие очи верного добермана, я понял, что шанса удрать нет. Вообще. Ни при каких условиях. Он настроен на вкусняшки, и ему плевать, во что я одет. С его собачьей точки зрения, это вообще не имеет ровно никакого значения. Любой пёс прекрасен и так, без одежд, шляпок и шлеек, в своём первозданном виде. Нам, людям, так же выглядеть сложнее, но им, собакам, никогда этого не понять. Однако и мне и ему каким-то чудом удалось овладеть собой, гордо выпятив грудь и обняв друг друга руками-лапами, дружно шагнуть внутрь. Внутри действительно была Марта. Упс, приплыли! – Не-е, ребята, я, конечно, подозревала, что вы та ещё сладкая парочка. Но чтоб вот так откровенно, прямо на работе, в моём же офисе… Хотя чё? Норм, продолжайте. Вот хоть сквозь землю провались! Гесс попытался благородно прикрыть меня спиной, встав во весь рост, а в результате продемонстрировал рыжей красотке такое-е достоинство-о, что она мигом покраснела, прикрыв лицо ноутбуком. Я выдал псу подзатыльник, дал команду сидеть и стал рядом, в трусах и майке, как политрук у знамени по команде «тревога», когда резко приехал полковник с проверкой, а на заставе ребята третий день без сна. Тоже так себе статуя, тем более что мстительный доберман, косясь на мои трусы, сделал кислую морду, отвернулся и сунул пол-лапы в рот, изображая, что его тошнит. Сволочь, иначе не скажешь. Марта тоже закашлялась, он таки добился своего… – Ребята, я с вас когда-нибудь уволюсь, – с трудом отдышалась моя рыжая любовь. – По идее, вы выглядите комично, я что-то похожее в цирке Куклачёва видела, но сейчас почему-то не смешно. А у тебя ещё и физа побитая. Вы всерьёз в таком виде на задание собрались? – А что не так? – Я чисто по-британски выгнул бровь. – В одежде или без неё, с синяком под глазом или нет джентльмен всегда остаётся джентльменом. Тем более что моему напарнику вполне достаточно ошейника. – Трусы бы ему тоже, – поморщила носик Марта. – Трусы? Мне? – У Гесса радостно загорелись глаза. – А где, а когда, а какие мне пойдут? Ты ведь мне купишь, ты добрая, на тебе лапку! Хочешь две? – Тео, убери от меня эту озабоченную скотину! – Тео, не убирай меня, я её лизь! В общем, как вы, наверное, поняли, на задание мы вылетели быстрее, чем, собственно, сообразили, что произошло. Без оружия, без святой воды, без молитвенника и практически без одежды. О том, кого и где мы должны изгнать, даже речи не было. Развлекайтесь, парни, у вас полный флеш рояль! Лично я таких нерадивых сотрудников гнал бы в три шеи! Она же своими глазами видела, что ни к чему мы не готовы, но, когда мой доберман полез обниматься, тут же взяла и нажала кнопку. Нельзя быть такой уж эмоциональной. Подумаешь, собачка подошла, с тебя убудет, что ли, пару раз облизнут? Ох уж мне эти женщины… – Мы где? – толкнул меня плечом в бедро мой неунывающий пёс. Ну, судя по всему… Нет, давайте уж судите вы сами – вокруг темно, запахи самые канализационные, просвета нет, значит, мы в… – Если я правильно расслышал ваш вопрос, мистер, – хрипло раздалось из темноты мрачным замогильным голосом, – то охотно поясню: вы в Новом Свете, в Филадельфии, в пристанище забытого людьми и богом жалкого писаки Эдгара По. – Знаменитого писателя-поэта-мистика Эдгара Аллана По?! – не удержавшись, вскричал я. – Вы серьёзно? Нет, Шекспира-то я видел, но Эдгар По?! В своё время все готы России с ума сходили от ваших стихов и рассказов. Это же самая чернушная готика!