Тень насмешки скользит по его губам. – С фантазией у тебя не очень, да? Пальцы Фрейма сжались на моей шее, притягивая ближе к мужскому лицу. И наши губы соединились. Сразу сильно. Чувственно. Влажно. Его присутствие, сила, энергия сразу обволакивают, тянут, уносят в иную реальность. Фрейм снова включается на полную мощность, и я чувствую себя как черный фрегат, который безжалостно тянет на дно жадная бездна. Фрейм так вкусно пахнет. Он поглощает меня, опутывает, лишает воли. Он так целуется, что мысли мигом покидают голову. Его язык и губы изучают и ласкают мой рот – влажно и настойчиво, нежно, но беспощадно. И краешком своего затуманенного сознания я понимаю, что в одном поцелуе Фрейма больше порока и греха, чем во всем Арвиндале. Передо мной снова тот Коготь, что кинул в меня пять ножей. Три – правой рукой, два – левой. Чертов амбидекстр. Этот парень определенно умеет обращаться с оружием. И – целоваться. Дразнящие поглаживания языка перерастают в глубокие и сильные, а я уже слишком отчетливо чувствую мужское желание. Конечно, как его не чувствовать, практически лежа сверху? Мой расстегнутый кафтан не спасает от ощущений. От них ничего не спасает. В краткий миг перед окликом я успела рассмотреть, что знака бесконечности на Фрейме все-таки нет. И что природа его не обидела. И сейчас вся эта «природа» упирается в мой живот. А руки Фрейма уже сместились. Левая – ласкает мой затылок, перебирая пряди волос. Правая – скользит вниз по спине, тянет заправленную в брюки рубашку, пытается коснуться кожи. И я снова дрожу, ожидая это прикосновение. Я хочу его почувствовать. Касание. Его пальцы на своей пояснице. Нежные поглаживания и жадные сжимания. Я так сильно этого хочу, что не могу удержать стон. Легкий звук срывается с губ, скользит между нами. Сплетается с рваным дыханием Фрейма, с ароматом нашей разгоряченной кожи и запахом крови. Что? Моргнув, я прихожу в себя. Ну, почти. Демоны бездны, да он же ранен! Что мы делаем? Придавила Когтя своим телом и целуюсь, напрочь забыв, как выглядит его спина! Да что со мной? Фрейм пытается меня удержать, но разум наконец вернулся ко мне. Я отпрянула, вырвалась, схватила покрывало, закрывая мужское тело. Вскочила и пошла к двери. Иногда просто смотаться – это лучшее решение. – Рид. Ну уж нет, никаких разговоров! – Ран нет, и теперь я точно знаю, что ты идешь на поправку! Все, выздоравливай, поговорим потом! А дальше я просто сбегаю – совершенно позорнейшим образом. Глава 14. Немного прошлого «…Получив Дар желаний, люди пожелали изменить себя. Они хотели невероятную красоту, силу, способности. Они хотели стать иными, отринув свою истинную природу. Они не знали меры, а их пороки – узды. Их желания становились безумием. И Лино ужаснулся, увидев это. Люди больше не были людьми, они стали демонами. Скорбь Лино была великой, и лишь сила и поддержка Правителей помогли Властителю пережить разочарование в людях. Тогда божественным Гласом Лино запретил любое материальное изменение живых существ. Отныне и всегда любое живое создание должно сохранять форму и суть, данные им от рождения и задуманные самим мирозданием. И все живое поняло Глас Лино. Кроме одной птицы. Она залетела так далеко в бездну, что не услышала божественного приказа. И потому лишь она сохранила преступную способность менять изначальную форму и суть на всяческую скверну. Этой птицей была ворона. Отныне все вороны – грязные создания, несущие гибель всему живому. Бойся ворон, кто бы ты ни был. Летопись Эры Исполнения Желаний» *** В свою каюту я возвращалась под конвоем стражи. Дверь за мной захлопнули, а когда я высунулась в коридор, обнаружила, что охрана никуда не ушла, оба стражника высились грозными истуканами и, увидев меня, вытащили оружие. Я подняла ладони, показывая, что не собираюсь драться или бежать. Куда мне бежать на корабле? Зашла обратно и с сомнением осмотрела дверь. Задвижки на ней не было. К сожалению. Вздохнув, я бросилась проверять свою сумку. К счастью, она оказалась на месте, как и ее содержимое. Но доставать депозитарий было страшно, вдруг кто-то зайдет? Да и экспериментировать посреди океана боязно. Снова спрятав сумку под кровать, я умылась за узкой ширмой, где стоял таз и был кран с холодной водой. В голову настойчиво лезли мысли о поцелуе. И меня это злило. Как будто это самое важное, о чем стоит думать! Подумаешь, поцелуй. Просто нелепая случайность, которая нечего не значит. И надо объяснить это Фрейму, а то еще придумает невесть что. Например, что я этого хотела. Или что за этим пришла! Я скрипнула зубами и еще раз плеснула в лицо водой, остужая голову. Почистив кафтан, вернулась в каюту и принялась мерить шагами узкое пространство между кроватью и стеной. Заняться здесь оказалось решительно нечем, а снова думать о том, что произошло в комнате Фрейма, я не хотела. Поэтому, присев на низкий вещевой сундук, я занялась тем, что уже стало моей любимой игрой. Вывела на слегка пыльной поверхности букву «Л» и в очередной раз попыталась вспомнить, что она означает. Каждый раз я надеялась, что память, найдя верное слово, всколыхнется – и полог забвения исчезнет. Ну или хотя бы приподнимется. Ведь именно эту букву я написала когда-то на земле. Но какие дописать не успела? А может, не смогла? – Итак, самое простое, – прошептала я, рассматривая букву. Сегодня она получилась пузатой, с дерзким хвостиком, как у игривого щенка. – Л-Лино? На это имя внутри всегда поднималась горячая волна злости и ярости, но можно ли считать это ответом? Или лишь моими эмоциями? – Ладно, попробуем иначе. – Буква «Л», кажется, помахивала хвостом-завитушкой, приглашая играть дальше. – Л-Летописец? Я прислушалась к себе. Снова горячая волна чувств. Страх. Боль. Сомнение. Что ж, все это я могу испытывать при упоминании имени любого Правителя. – Или я пыталась написать свое имя? Может, Луиза? Отличное имя, означает светлая… В Боргвендаме такое имя носила хозяйка булочной. Мне оно всегда нравилось. Или Лаура – победительница. Мне бы не помешало такое имя… Или вот еще Лайма. Не знаю, что оно значит, но звучит неплохо. Память молчала, и даже чувства утихли. Но я продолжила перечислять все, что приходило в голову. – А может, я хотела написать не имя, а что-то иное? Какой-то предмет или вещь? Лампа? Лаванда? Лесопилка? Лед? Нет, все не то… Лекарь? Лавочник? Я подумала над последним вариантом. Может, я пыталась написать имя лавочника, который изготовил мой депозитарий? Увы, никакого отклика из глубин моей памяти не последовало. – Луна? Лыжи? Лень? – Ложь. Последнее слово, произнесенное холодным голосом Димитрия, заставило меня вздрогнуть и вскочить. Правитель стоял возле двери, а я, увлекшись игрой, даже не слышала, как он вошел. Плохой признак. Рид. – Если ты учишь новые слова, Ворона, то запомни эти, – высокомерно произнес он. – Ложь и лгунья. Это очень подходящие для тебя слова. Что-то темное всколыхнулось внутри меня, причиняя боль. В глазах потемнело, и тень воспоминания коснулась разума. На миг я словно провалилась в прошлое. Мягкий шепот во тьме… мягкие губы на моей коже… обжигающие прикосновения и такие злые слова… «…Лгунья… моя жестокая лгунья… как жаль, что я слишком хочу поверить в эту ложь…» Я ощущала прикосновения – горячие, торопливые, жадные, но не знала, чьи руки касаются меня. Я слышала шепот и чувствовала поцелуи, но не могла увидеть лица того, кто целует. Я лишь знала, что он торопится. Спешит получить желаемое. Боится, что я уйду… Целует так нежно и чувственно, но все равно злится… Кто он? Разум бился в оковах Забвения, мучительно пытаясь выбраться. Хвостик на букве «Л» больше не казался забавным, он стал остро оточенным клинком, нацеленным в мое сердце. Я не могла вспомнить, хотя казалось – еще чуть-чуть, еще капельку усилий, и память вернется. Но нет. Прошлое снова ускользнуло, оставив лишь горечь и бешено колотящееся сердце. Наверное, я пошатнулась, потому что Димитрий сделал несколько быстрых шагов, словно собирался меня подхватить. Но, конечно, он этого не сделал. Просто застыл рядом, рассматривая меня со своим обычным высокомерием. – Откуда ты знаешь про шипы? Отвечай, пока я не велел протащить тебя под килем. Я моргнула и мысленно выругалась. Вот же черт! Опасаясь за жизнь Фрейма, я сболтнула лишнее! Забылась на миг и упомянула то, что не должна знать! – У Сопротивления везде есть глаза и уши, – сказала я, приходя в себя. – И твоя тайна нам тоже известна! Димитрий медленно покачал головой и улыбнулся. От его улыбки в каюте заметно похолодало. Я повыше подняла подбородок, пытаясь не дрожать и не клацать зубами. Спокойный Димитрий вызывал больше страха, чем Димитрий разъяренный. Когда он орал и угрожал, то был мне понятен. А вот что ждать от такого – застывшего ледяным изваянием с усмешкой на губах и почти белыми глазами – я не знала. Точно ничего хорошего. – Каждое твое слово вызывает у меня злость, – медленно произнес Правитель. – Ярость, которую так трудно сдержать. Ты снова лжешь, Ворона. Я никогда и нигде не раздевался, посторонние не могли увидеть шипы. А в мои покои невозможно проникнуть. Что еще тебе обо мне известно? – Ничего, клянусь! Только про шипы на твоей спине! Больше ничего! Он мне не верил. Почти белые глаза налились чернотой из-за стремительно расширившихся зрачков. Смотреть в них было жутко. – Возможно, мои советники правы, и лучшее, что можно сделать – это незамедлительно казнить любого члена Сопротивления. Казнить всех до единого, – медленно сказал Правитель. – Возможно, я совершаю ошибку, поддавшись искушению что-то исправить. То, что исправить невозможно. С каждой минутой я все меньше верю вам. – Он мгновение помолчал и продолжил: – Три года назад в Соларит-Вулс Правителю налили вина из хрустального графина. Но стоило сделать несколько глотков – и графин изменился, приняв свою первоначальную форму. Став мертвой вороной без головы. Птица была просто напичкана ядом. Габриэль спасли лишь чудом. Спустя полгода покушение совершили в Боргвендаме, едва не убив Якова. Два месяца он провел прикованным к кровати. Даже Райан в Облачном Хранилище не избежал покушений. Даже Коллахан. Никто из Правителей. Каждого из нас пытается убить Сопротивление. Проклятые Вороны. Полгода назад из-за вас погиб мой советник Антарес. Он несколько лет работал над проектом новых кварталов для всех жителей ледяных туннелей. Мечтал переселить людей наверх, создать новые красивые дома, лечебницы, школы… Его убили, взорвав экипаж. Мой личный экипаж. Я сам отправил на нем советника, потому что в экипаже Антареса сломалась ось. Забавно, но в том взрыве я бы выжил. А вот мой советник – нет. Знаешь, он был хорошим человеком. Димитрий сделал паузу, не мигая глядя мне в глаза. И мне стало по-настоящему жутко. И от его взгляда, и от его слов. А ведь я всегда тайно одобряла Сопротивление. Вороны стали моими героями. Я никогда не думала об обратной стороне их борьбы. О жертвах. – Мне жаль… – Жаль? Еще одна ложь. Ты считаешь меня бесчеловечным. Но я никого не принуждаю приходить ко мне. Не заставляю отдавать свою свободу за желания. Я чту право выбора, как повелел Лино. Я казню лишь тех, кто нарушил законы Пяти Королевств. А что чтишь ты, Ворона? Я промолчала. Отвечать сейчас было чревато. От него слишком ощутимо пахло моей смертью. Оказывается, когда Правитель ругается – это всего лишь цветочки. Такого Димитрия я еще не знала, и он вызывал у меня новые и пока непонятные чувства. К счастью, он все еще надеялся, что мы сможем ему помочь. Димитрий отступил, сказав напоследок: – Не надейся, что я снова тебе поверю. Дверь за Правителем захлопнулась, а я медленно выдохнула. *** Оставшуюся часть морского путешествия меня исправно кормили и приносили питьевую воду. Но из каюты так и не выпустили. Димитрий не появлялся – ни в реальности, ни во снах, а на мои вопросы о Фрейме стражники буркнули, что «Ворона пока не издохла». Так что я занимала себя как могла. Скакала по ящикам и висела на потолочной балке, чтобы не дать мышцам застояться и одеревенеть, придумывала очередной безумный план отмщения или тайком читала свитки из депозитария. Осуществить последний пункт никак не получалось, потому что моя охрана имела скверную привычку без спроса открывать дверь и проверять узницу. Депозитарий – мой единственный козырь и рисковать им я боялась. Поэтому осмелилась открыть его лишь раз. Глубокой ночью, когда в круглое оконце моей каюты заглядывали звезды, я спряталась за ширмой возле умывальника и произнесла заветные слова, приглушив свет лампы и поставив возле двери кувшин на случай внезапного вторжения. Семь имен шёпотом прошелестели в ночи и набатом отозвались в моей голове.