– Но за мной точно кто-то следил! – возразила я. Фрейм в ответ что-то прохрипел, и я умолкла. Чем это от него так пахнет? И говорит он странно. Словно… словно у него язык заплетается! – Ты что, пьяный? – В стельку, – хмыкнул он. – Я ведь говорил, что собираюсь нажраться. – Ну я надеялась, что у тебя хотя бы будут перерывы на обед и ужин! – Двусолодовый виски оказался весьма забористым горючим. Мм…питательным. Да, я хотел сказать питательным. – Фрейм, ты пил сутки напролет? Ты сдурел? – Я очень надеюсь. Здравомыслие сильно мешает жить. Скажи? – Откуда мне знать, я с ним пока не встречалась, – проворчала я, и он рассмеялся. Фрейм. Рассмеялся. Вот так чудо из чудес! – Думаю, мне надо принять еще немного этого пойла, – глубокомысленно произнес он. – Да ты и так уже в дерь… хм. Уже хватит, в общем, – несколько ошарашенно сказала я. – Ага. В нем. В него. Черт. – Фрейм, ты все еще держишь меня. – Я знаю, Рид. Слова прозвучали двусмысленно. Что он знает? И как держит… Только ли руками? – Может, отпустишь? – Я не хочу, – проникновенно сказал он. Наклонил голову. Темные пряди упали ему на лоб. И очень медленно он лизнул мою щеку. Опять. – Я не хочу, Рид. Я не хочу тебя отпускать. – Тогда чего ты хочешь? Он подумал. И сказал медленно, тщательно отвешивая каждое слово. Каждое ненормальное, хмельное, безумное слово, выпивающее мою душу. – Я хочу стащить с тебя это платье, которое делает тебя такой невыносимо красивой и такой недоступной, что у меня ломается мозг. Я хочу разорвать его, разодрать на лоскуты, оставив тебя голой. Или в чулках. На тебе ведь есть чулки, Рид? Эта тонкая золотая паутина, ласкающая твои длинные ноги. Они есть? Я неуверенно кивнула, ощутив, что говорить не могу. Голос со мной попрощался, шокированный пьяным Фреймом. – Да, их можно оставить, – разрешил тот. – И гребень в волосах. И, пожалуй, туфли. А потом прижать тебя к этим доскам. И не отпускать до тех пор, пока в твоем теле, в твоих мыслях и в твоей душе не останусь только я. Я хочу делать это снова и снова, наплевав на этот мир, катящийся в бездну. Пусть мир погибнет. Я хочу только тебя. Тебя – себе. Навсегда. Горячая обжигающая волна снова прокатилась по моему телу. С каждым его словом, с каждой хриплой ноткой. У меня абсолютный слух, я так чувствительна к звукам. И почему-то звук его дыхания, тембр голоса и шершавость шепота сводят меня с ума. Я чувствую их внутри себя. Мне тяжело дышать. И черт возьми! Я хочу, чтобы он сделал то, о чем говорит. Фрейм сейчас был другим. Тьма и лунный свет меняли его лицо, делая старше, злее, опаснее. Серые глаза напитались мраком, став черными. Черты заострились. Он почти пугал меня. И одновременно притягивал. Так сильно, что я ощутила волну жара, прокатившуюся по телу. – Трудно быть тенью, Рид… – Шепот ласкает мою щеку, касается губ. И туда же ложатся его пальцы. Такие грубые и нежные одновременно. Большой палец мягко сминает мою нижнюю губу, слегка проникая внутрь. И это прикосновение ломает нас обоих, словно мы уже перешагнули черту. Мы оба дрожим и вжимаемся друг в друга. Нам надо почувствовать больше. Мы слишком давно прячем чувства и болезненную, невыносимую тягу друг к другу. – Я хочу быть. Быть иначе… Я плохо его понимаю. Язык Фрейма заплетается и, кажется, он говорит какую-то чушь. Но все во мне реагирует на него. На голос, запах, тяжесть тела. Он не отпустил меня. – Проклятая клятва… Мне нужно хоть что-нибудь. Хоть что-то из того, на что я не имею права… Я знаю это… Я просчитался… Во всем. Я думал, что смогу. Но ты… ты, Рид…И я так хочу его убить… Он шепчет доверительно, словно говорит о ванильном пудинге на завтрак. – Убить кого? – выдыхаю я. – Димитрия. Имя падает во тьму, и тьма наливается, уплотняется, собирается осколками и лезвиями. Они все висят надо мной. Что-то происходит. Прямо сейчас что-то происходит, но я не могу даже обернуться, чтобы посмотреть. Коридор плывет, словно его заполнили туманы этого Королевства. – Фрейм? Не надо никого убивать. Почему-то у меня не возникло и тени сомнения, что он может. Что может уничтожить Правителя и Основателя, если не сдержит свою темную сторону. А она точно есть. Иногда я вижу ее. И я люблю ее. Она звучит во мне токкатой и незавершенным ре минором, заставляя вибрировать тело и душу. – Не надо, Фрейм. – Тогда останови меня, Рид. И поцеловал. Губы накрыли мой рот – сразу требовательные, горячие. Мужская рука легла на согнутую в колене ногу, коснулась лодыжки. И вверх, вверх, по тому самому чулку. До оголенного бедра. Такое влажное и порочное соприкосновение языков и такое сухое касание поверх невесомой паутины на ногах. Выше и выше. Когда пальцы Фрейма коснулись голой кожи бедра, я вздрогнула. И тут же его поцелуй из жадно-агрессивного стал нежным и чувственным. – Рид… Выдох и вдох. Губы в губы. – Не здесь. – Фрейм встал рывком, пошатнулся и поднял меня. – Боги, не здесь и не так… Надо найти… кровать. И тут же, противореча своим словам, прижал меня к стене, снова и снова погружаясь языком в мой рот, дергая платье, которое действительно трещало под его руками. И мне совсем не было жаль королевского наряда. Кажется, я никогда так не теряла голову. Ах нет. Не кажется. Кружева раскрылись, обнажая мою грудь. И я тут же ощутила на ней горячие губы Фрейма. В голове не осталось ни одной мысли. Ее тоже наполнили туманы… И желание. О, это желание! Оно было всегда. С первого взгляда, с первого хриплой ноты в его голосе. Сколько ни беги, дорога одна… Я дернула его рубашку, отрывая пуговицы, и обхватила его руками. От ощущений горячей мужской кожи и красивого жесткого рельефа его тела захотелось впиться в желанного мужчину зубами. Мне хотелось ощутить его вкус, лизнуть, укусить, присвоить! Он хотел того же. И мы делали все это, снова и снова. Целовали, лизали, трогали. Что-то шептали, хрипели. Не обещали, лишь чувствовали. Луна качалась в окне, не освещая нашу тьму, а лишь подчеркивая и дополняя ее… – Рид… Я должен сказать… Ты должна знать… – Ничего не хочу знать… – Но… – Потом…– простонала я, ощущая его пальцы на внутренней стороне бедра. И наслаждение, грозящее обернуться стихией. Что он там шепчет? Пусть лучше поцелует еще. Так, как целует лишь он. – Фрейм… Он вздрогнул и вдруг остановился. – Ты сводишь меня с ума. – Шепот получился обжигающим. – Я не знаю, что мне с этим делать. Я не должен. Но мне уже наплевать. Я тебя… Дьявол, Рид! Дьявол Рид. Называй как хочешь, только не останавливайся! Но он все же остановился. Поднял голову, прислушиваясь. Я не хотела покидать мир, наполненный желанием, но все же услышала чей-то встревоженный голос. – Это что, Бакстер? Что случилось? Фрейм с силой втянул воздух. На миг закрыл глаза. Отстранился. И снова стал таким, каким я его знала – собранным, уверенным, невозмутимым. Закрытым со всех сторон, словно чертова раковина! – Коллахан, – торопливо сказал он. – Надо его найти. И вдруг с силой прижал меня к стене, целуя сильно и сладко. Лишь миг, но этого хватило, чтобы умерить мою злость. – Не сейчас. Дай мне возможность сделать эту близость незабываемой. Ты достойна самого лучшего. Я хотела сказать, что даже если все случится у этой самой стены, я точно запомню наш первый раз на всю жизнь. Но лишь кивнула. Пожалуй, сейчас и правда неподходящий момент. И что с моим братом? – Постой… – Фрейм выдернул из кармана небольшой хронометр на цепочке, перевел стрелку и коснулся моего разодранного лифа. Кружева восстановились, снова став единым целым. – Ого! Здорово! Полезная вещица. – Да. Поторопись, Рид. Кажется, с Коллаханом что-то случилось.